Глаза Клер расширились от неподдельного ужаса.

– Я не могу в это поверить! На следующий день после убийства Дункана пришла в салон и разыграла передо мной трогательную сцену скорби. Ее слезы, вздохи – все выглядело настолько натурально и естественно, что мне бы и в голову не пришло заподозрить ее в убийстве.

– Возможно, это была лучшая актерская игра в ее жизни. Вообще-то, она крепкий орешек – все отрицала до последнего момента.

– Все же объясни, почему ты начал подозревать в убийстве именно ее?

– Игер был занят проверкой алиби всех подозреваемых в убийстве. Видишь ли, когда умер Бессинджер, нам пришлось заняться его делом, и Игер просто не успел проверить алиби Ванессы. Мы вновь вернулись к ее показаниям только после того, как уличили ее во лжи по делу Бессинджера. Я подумал, что раз она такая лживая лисица, то ей нельзя верить на слово, и решил проверить ее показания по делу Моррела.

– Так, значит, Бессинджер действительно умер не в два ночи, а раньше? – Клер пошевелилась, устраиваясь поудобнее у него на груди.

– Да. Он умер в полночь, может – чуть позже. Обнаружив Макса бездыханным, Сет намекнул Ванессе, что знает код сейфа, где лежит целое состояние в ценных бумагах на предъявителя.

– И они пошли на кражу?

– Сет утверждает, что его на это подбила Ванесса, а она, естественно, во всем обвиняет Сета. Скорее всего, они по взаимному согласию поделили деньги поровну. Во всяком случае, мы обнаружили, что в ту ночь состояние каждого из них увеличилось на одинаковые суммы. Сет долго не отпирался и раскололся сразу же, как только ему предъявили все факты.

– Да, с фактами не поспоришь. Меня арестовали на основании только косвенных улик – и то мне светила газовая камера. – Клер невольно поежилась. – Я тебе так благодарна за все, что ты для меня сделал!

Зак слушал Клер и понимал, что дальше тянуть нельзя. Необходимо рассказать ей всю историю до конца, хотя она, безусловно, рассердится и, между прочим, правильно сделает…

Конечно, он мог ничего не говорить Клер и провести с ней чудесную ночь, которая скорее всего станет их последней ночью. Завтра утром из газет или из телевизионных новостей она узнает все подробности дела – и у нее возникнут к нему вопросы. Так какой смысл оттягивать неизбежное?

Он откашлялся и тихо произнес:

– Тебе абсолютно ничего не грозило – у тебя было алиби.

Клер вздрогнула и нахмурилась.

– То есть как – было алиби? Ты нашел того парня с бородой, а мне ничего не сказал?

– Помнишь, на следующее утро после убийства Моррела я пришел к тебе в салон и спросил, не теряла ли ты трусики? Как, по-твоему, они ко мне попали? – Поскольку Клер молчала, он сам ответил на свой вопрос: – Я их забрал с собой, когда уходил из мотеля, – в это время ты еще спала.

Клер с недоумением уставилась на него, а когда смысл его слов дошел до нее, возмущенно воскликнула:

– Ты хочешь сказать, что ту ночь я провела с тобой?!

– Да.

– Ты лжешь! – Ее голос сорвался на крик. – Ты не мог быть тем парнем – ты не носишь бороды!

– У меня была накладная борода.

– Ты настоящий мерзавец! – Она вскочила на ноги, задыхаясь от гнева. – Как ты посмел ко мне прикоснуться?! В тот момент я была абсолютно беспомощна!

– Честное слово, я не знал, что тебя одурманили каким-то зельем. – Он тоже встал и засунул руки в карманы, чтобы нечаянно не прикоснуться к ней.

– Только не говори, что ты ничего не заметил и что мое поведение не показалось тебе странным.

– Клянусь, я не заподозрил ничего необычного. Да и как я мог заподозрить, если после моего возвращения в Таос ты со мной никогда не то что не разговаривала, а даже не здоровалась? С годами ты могла измениться. Я понял только, что ты немного пьяна. Ты спросила меня, кто я такой. Я подумал, что ты не узнала меня из-за бороды, и назвался. Теперь-то я знаю, что ты просто ничего не воспринимала, но тогда… Если бы ты развернулась и ушла, я бы не стал тебя задерживать. Но ты осталась со мной.

Клер попыталась взять себя в руки.

– Ладно, предположим, так все и было. Но ты должен был сказать мне правду на следующее же утро, когда пришел в салон. А ты вместо этого зачислил меня в подозреваемые.

– Да. – Зак виновато понурился. – Но как я мог предположить, что ты ничего не помнишь? Я решил, что ты просто задираешь нос и делаешь вид, будто между нами ничего не было. Я все понял гораздо позже.

– Понял – и ничего не сказал мне?

– К тому времени ситуация изменилась. Если бы обо всем этом кто-нибудь пронюхал, то у тебя да и у меня могли бы возникнуть большие неприятности.

– У меня – да, но ты-то чего боялся? – устало поинтересовалась Клер.

– Появились бы лишние вопросы. Меня могли спросить, каким ветром меня вообще туда занесло? А мне бы не хотелось никому объяснять, как я там оказался.

– Перестань! Мог бы сказать, что искал в мотеле наркотики или придумать какую-нибудь другую отговорку. Никто бы ничего не заподозрил.

– Кроме Бэма Стегнера. Он бы сразу понял, в чем дело.

Клер небрежно отмахнулась.

– Какая разница Стегнеру, что делал шериф в ночь, когда… – начала она и запнулась. Внезапно ее озарило: – Ты украл у Бэма Каддафи?! Ты освободил Каддафи! Никогда бы не подумала, что это сделал ты.

Зак пожал плечами.

– Я бы потерял работу, если бы хоть одна живая душа узнала, что в ту ночь я был там. Шериф должен следить за соблюдением закона, а не нарушать его. Свою машину я спрятал в лесу. Дело было уже сделано, я возвращался к машине, когда увидел тебя у мотеля. Сначала я очень удивился, а потом… Не буду врать, я всегда был без ума от тебя. В общем, я затаился в пустом номере и позвал тебя.

– Мне почудилось, что меня зовет Сет.

– Но я-то этого не знал! Ты вошла и поцеловала меня – вот и все.

Клер холодно посмотрела на него.

– Ты даже не представляешь, сколько раз я просыпалась среди ночи в холодном поту из-за того, что у меня нет алиби. Мне жизнь была не в радость! Неужели ты не можешь этого понять!

– Если бы я не уехал из города, тебя бы не арестовали. – Зак сделал слабую попытку оправдаться. – Помнишь, вернувшись, я спросил тебя, сможешь ли ты пробыть в тюрьме еще немного? Тогда я не стал тебе ничего говорить, потому что боялся спугнуть Ванессу. Если бы она узнала, что у тебя есть алиби, она бы поспешила замести следы, уничтожить улики или вообще исчезнуть.

– А как бы, интересно, она об этом узнала? Я бы все равно пробыла в тюрьме, сколько нужно, и никому бы ничего не сказала. Неужели ты не мог довериться мне?

Зак тяжело вздохнул.

– Посуди сама, Клер, как я мог довериться тебя, если ты до сих пор боишься показаться со мной на людях?

Клер вздрогнула и быстро отвернулась, но Зак заметил, что она обиделась. Черт побери, кто его тянул за язык? Он хотел объяснить все по-хорошему, а получилось, как всегда, – то есть хуже не бывает.

– Значит, ты мне всегда лгал? – почти беззвучно прошептала Клер.

– Нет. – Он протянул руку к ее плечу, но тут же испуганно отдернул.

– Я не верю тебе! – Клер резко повернулась к нему, ее лицо пылало гневом. – Готова поспорить, все, что ты рассказал мне о моей матери и своем отце, ложь. Она не любила его, она любила искусство! Ей понравились его бронзовые скульптуры, а он этим воспользовался и соблазнил ее. Неправда, что их связывали долгие любовные отношения. Ты сказал это только потому, что не можешь забыть оскорбления, которые тебе нанес мой отец!

– Клер, ради бога, что ты говоришь?! – в отчаянии

воскликнул Зак и в ту же минуту понял, что переубедить Клер ему не удастся. – При чем здесь твой отец? Ты вечно все сводишь к одному и тому же…

– Я вспомнила об отце, потому что он оказался прав! Жаль, что я не послушалась его.

Не говоря больше ни слова, Зак развернулся и быстро пошел к двери. Да, он был не прав. Он это признает и горько сожалеет, и готов извиниться, но он не собирается выслушивать незаслуженные оскорбления. И почему, как только он хочет объясниться с Клер, она всегда вспоминает их родителей? Она что, не может понять, что у родителей была своя жизнь, а у них – своя? Всякий раз, чтобы доказать свою правоту, она ссылается на них. Бред какой-то!

Выйдя из дома, Зак позвал своего пса и решительным шагом направился к машине. Он ехал домой злой на себя, на Клер, на весь белый свет и был готов дать голову на отсечение, что их отношениям пришел конец.

Дома он сразу прошел в спальню и, не раздеваясь, рухнул на кровать. «Единственная радость – я так измотан, что сегодня меня не будут мучить кошмары», – подумал он, засыпая.


Зак проснулся на рассвете, когда непроглядная ночная тьма за окном сменилась туманной серой дымкой. Рядом с кроватью стоял Л обо. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом, он низко, угрожающе рычал, показывая острые клыки. Зак прикрикнул на пса и тут же услышал какой-то неясный, монотонный звук. Спросонок Зак не сразу понял, что это за шум, но скоро догадался, что это рокот мощных мотоциклов. Он вскочил с кровати и бросился к окну. На дороге прямо напротив дома выстроились в ряд десятка полтора ревущих «Харлеев». От них отделился и выехал вперед Бэм Стегнер. Его шпоры ослепительно сверкнули в первых лучах восходящего солнца, словно смертоносный клинок.

32

Хотя солнце уже поднялось над верхушками сосен и начало припекать, в тени деревьев на траве еще лежала роса. Воздух был напоен ароматом полевых цветов. Клер поднялась по ступенькам на крыльцо отцовского дома и постучала в дверь. Тишину нарушило недовольное верещание голубой сойки, устроившейся в ветвях ближайшего тополя.

Вчера, когда Зак ушел, Клер заставила себя лечь в кровать, но спала плохо, какими-то урывками. Она вздрагивала во сне и то и дело просыпалась, охваченная неясной тревогой. Слишком сильное потрясение вызвало у нее признание Зака. От той ночи в «Приюте беглеца» у нее в памяти действительно остались лишь смутные, обрывочные воспоминания. Единственное, что она помнила наверняка, – таинственный незнакомец был нежным и чутким. Наверное, именно поэтому она его и не узнала.