Нина останавливалась на каждом шагу, чтобы рассмотреть повнимательнее все эти соблазнительные вещи, а продавцы тут же обращались к ней с улыбкой на смуглых лицах по-английски:

— Please!

Нина что-то бормотала в ответ и шла дальше до следующего лотка, где вся эта сцена повторялась. Алик буквально тащил ее вперед. Они незаметно перешли на «ты».

— Да что ты заглядываешься на эту дешевку? — говорил он. — Вот я потом покажу тебе настоящие магазины. Хотя все равно у тебя денег нет, — прибавлял он задумчиво.

Эти его заявления Нину совершенно обескураживали. В этом человеке странным образом уживались вежливость, предупредительность и цинизм, способность к безжалостной насмешке. Нина пыталась понять, что он за человек? Но его сущность ускользала от нее. Нина знала, что есть люди, которых невозможно нарисовать, их внешность не ложилась на бумагу или холст. Так и Алик оставался для нее расплывчатым и непонятным.

Узкими темными улочками он провел ее к еврейскому кварталу. Попасть туда можно было лишь через военный пост. Добродушный молоденький солдат в круглых очках осмотрел сумку Алика и покрутил вокруг них металлоискателем. Не обнаружив ничего опасного, их пропустили за металлическую ограду.

Здесь все было по-другому. Тоже шумно, но все же как-то строже. Может быть, так казалось из-за множества одетых во все черное мужчин.

— А это знаменитая Стена плача, все, что осталось от Иерусалимского храма. Теперь это место паломничества евреев всего мира.

Действительно, около древней, сложенной из огромных каменных глыб стены толпилось очень много людей. Причем женщины стояли справа, а мужчины, отделенные от них заборчиком, — слева. Люди подходили, прикасались к стене ладонями, отходили. Некоторые оставались стоять, не то плакали, не то молились, раскачиваясь в такт непонятным словам.

Нина была русской, но и она испытала непонятное волнение.

«Сколько же всего перевидали эти камни, — думала она, — люди рождались и умирали, любили и старели, а стена все стояла и стояла. По сравнению с ней человеческая жизнь не более чем миг».

— А можно я подойду туда? — робко спросила она у Алика. — Подойди, — пожал он плечами, — я думаю, тебе есть о чем поплакать.

Несмело Нина приблизилась к Стене плача. На подходе к стене стоял бдительный страж, который проверял, подобающе ли одеты люди. Например, женщин в шортах или с голыми руками он бы ни за что не пропустил. Нина была одета подобающе. Она вплотную подошла к святыне. В трещины на камнях было вложено множество тщательно cложенных записок.

«Интересно, что там, — задумалась Нина, — молитвы, просьбы, имена родных? Может, и мне что-нибудь написать, например, чтобы Андрей появился вдруг на белом коне, увез меня отсюда, и мы зажили счастливо и умерли в один день».

Нина заметила, что некоторые женщины действительно плачут, уткнувшись лбом в стену.

«Может быть, и мне поплакать? Алик прав, мне есть о чем».

Только слезы к ней не шли. Нина пошла назад. Алик терпеливо дожидался ее. Уже темнело. Он еще немного поводил ее по городу, рассказывая по дороге интереснейшие вещи об этих местах. Оказывается, Алик был историком по образованию, и Нина узнала теперь, что в этом древнем городе побывали и Александр Македонский, и крестоносцы, и сарацины, и не только они. Например она, оказавшаяся здесь по воле случая, и что ей теперь делать — никому не известно.

Видно, Алика беспокоила эта же проблема. Он все пытался добиться от Нины, на что она рассчитывала, сначала ввязавшись в авантюру с поездкой, а потом сбежав от Григория. Они сидели в одном из модных кафе на улице Бен Иегуда. Эта улица чем-то напомнила Нине московский Арбат. С наступлением темноты сюда начали постепенно стекаться художники, ювелиры, продавцы сувениров. Все они несли с собой переносные лотки, что-то вроде больших мольбертов и портативные газовые лампы. Нина остановилась было посмотреть, как они будут раскладывать свой товар, но Алик потянул ее куда-то:

— Потом посмотрим, через час будет гораздо интереснее. А пока пойдем, так уж и быть, угощу тебя кофе.

Они поднялись на второй этаж в кафе. На стенах небольшого помещения висели абстрактные картины, выполненные яркими красками на ткани. Тут же под потолком вились какие-то шнуры, на них болтались стеклянные безделушки. Нина поняла, что тут встречается местная богема. Золотая молодежь уже начала собираться. Вообще-то, это место мало отличалось от подобных заведений где-нибудь в Москве, вот только публика чувствовала себя гораздо раскованнее и отличалась от московской внешним видом. Здесь были девицы с серьгой в носу, молодые люди с замысловато выбритыми головами или разноцветными прядями волос. А уж в одежде каждый выделывался кто во что горазд. Длинные платья с вышивкой и немыслимыми кистями по подолу соседствовали с супероткровенными коротенькими кофточками, едва прикрывавшими грудь снизу и сверху.

Нине, которая с завистью глядела, как самовыражается местная молодежь, даже стало стыдно за свой скромный наряд — на ней были джинсы и клетчатая рубашка.

— А все же скажи, что ты собираешься делать? — допытывался Алик. Он заказал французские круассаны, себе со шпинатом, а Нине с сыром, и кофе капучино. Все это было великолепным. Круассаны таяли во рту, а кофе с пышной шапкой взбитых сливок поражал тонким ароматом.

— Не знаю, у меня виза на полгода.

— Да что тебе толку с этой визы, когда она не дает права работать! Да, полгода у тебя не будет проблем с властями, если, конечно, ты будешь вести себя тихо. Но на что ты собираешься жить?

— Помоги мне найти работу. Я могу полы мыть, с детьми сидеть.

— Да тут на каждое рабочее место очередь из эмигрантов, а у них с документами все в порядке. Ладно, я попробую что-нибудь придумать. Пока живи у меня, но сразу предупреждаю, характер у меня сложный, мне все это может быстро надоесть. Тогда тебе придется искать другое жилье.

Нина вздохнула с облегчением.

Ну что ж, по крайней мере на ближайшую неделю она пристроена.

Алик постелил Нине в гостиной на маленьком диванчике, а сам спал у себя в спальне. Вставал Алик очень рано, варил себе кофе и быстро уходил по делам. Все он делал очень тихо, и Нину часто его сборы даже не будили. Занимался он каким-то таинственным бизнесом и, судя по всему, зарабатывал неплохо. В подробности своей деятельности он Нину не посвящал, да и она ни о чем особенно не спрашивала. Алик предоставил в ее распоряжение холодильник и свою библиотеку, чем Нина с удовольствием пользовалась. На чужую еду в отсутствие хозяина она старалась не налегать, зато книгами зачитывалась. Надо отдать Алику должное, библиотеку он собрал очень хорошую.

— Это все, что я вывез из России, — сказал он как-то Нине.

Жил он очень замкнуто. За несколько дней ему позвонили всего пару раз, да и то по делу. Гостей он не принимал и в гости, видимо, не ходил. Он производил впечатление человека, которому никто не нужен и который сам не стремится быть нужным кому-то. Было ли это его врожденным свойством, или таким он стал в результате какой-то жизненной драмы, Нина не знала, а в душу лезть к нему не хотела. Она была очень признательна Алику за приют и за возможность передохнуть.

Он даже после некоторых колебаний оставил ей ключ от своей квартиры. Нина обычно уходила на целый день и без устали бродила по узким улочкам старого города. Однажды она поднялась вверх по крутой, вымощенной камнем дороге и оказалась на смотровой площадке. У Нины захватило дыхание: Иерусалим во всем своем великолепии лежал перед ней. Огромной золотой драгоценностью сверкала крыша мусульманской святыни — мечети Аль-Аякса. Множество минаретов, куполов и шпилей церквей поднимались к ярко-голубому небу. Здесь, на высоте, солнце особенно слепило глаза, а неутихающий ветер пел и пел свою тихую песню.

Вокруг Нины стояли туристы в таком же в немом восторге. Постепенно они приходили в себя, начинали оглядываться по сторонам. Пользуясь моментом, к ним подскакивали вездесущие продавцы открыток и сувениров. Вдруг Нина заметила верблюда. Этого корабля пустыни, невозмутимо взирающего на людскую суету, держал за веревку араб в футболке и белых джинсах. Он настойчиво предлагал иностранным туристам сфотографироваться верхом на верблюде. Никто не решался, видимо, боялись. Нина с улыбкой глядела на экзотическое животное, словно только что сошедшее со страниц восточных сказок.

Хозяин верблюда, заметив ее восторг, подозвал ее жестом.

— Нет денег, — замотала она головой.

— Бесплатно! — заулыбался тот.

Видимо, в целях рекламы он решил прокатить Нину просто так. Она не могла отказать себе в таком удовольствии и подошла к животному. Вблизи верблюд казался просто огромным. Нина не представляла, как ей удастся взгромоздиться ему на спину. Тут молодой араб подхватил ее на руки, и Нина не успела опомниться, как оказалась на подушке между двух мохнатых горбов. К высокому седлу была приделана перекладина, в которую Нина в страхе вцепилась.

Погонщик весело подмигнул Нине и дернул за веревку. Верблюд пошел вперед. Нина замерла от страха. Во-первых, она сидела очень высоко, а во-вторых, верблюд шел такой странной походкой, что при каждом его шаге Нина куда-то проваливалась, а потом резко поднималась. Так, качаясь словно на волнах и боясь пошевелиться, Нина сделала круг по смотровой площадке. Ее тур вызвал оживление среди туристов. Некоторые выразили желание тоже прокатиться. Довольный араб снял не менее довольную Нину и осторожно поставил ее на землю.

— Ну как? — спросил ее какой-то американец в круглых очках, с красной, обожженной солнцем кожей.

— Класс! — ответила Нина и, все еще покачиваясь, пошла дальше.

Так гулять она могла целыми днями. Пару раз она даже заблудилась в пестрой людской толчее, среди резких перепадов света и тени. Солнце здесь охватывало Нину потоком горячих лучей так нежно и жарко одновременно, что ей хотелось раствориться в нем без остатка.