— Наверное, твои родители в самом деле были необыкновенными людьми.

Слезы комком подступили к его горлу.

— Да, это так.

— Наверное, тебе было тяжело, когда они погибли.

— Моя бабушка по линии матери, Фэрри, помогла мне.

— Жаль, что невозможно познакомиться с ними.

— И они были бы рады тебе. — Клэйтон мягко обнял ее за плечи и посмотрел на нее так, будто хотел выведать все ее секреты. — Что бы ты стала делать, Алиса, родись у тебя гениальный сын? — То был один из страхов Клэйтона, касающихся будущей семьи. Что, если его дети унаследуют интеллект отца — и его жена не сможет или не захочет принять это? У многих его друзей по школе были как раз такие родители, которые были рады “избавиться” от своих странных детей.

Алиса ответила, не задумываясь:

— Я бы любила его.

Клэйтон осветил своей улыбкой комнату. Он прочел по ее глазам, что это правда. Рывком он поднял ее и прижал к груди, чтобы доказать, как умеют любить гении.

Клэйтон отодвинул от себя тарелку, на которой только две минуты назад лежал второй по счету кусок тыквенного пирога. День Благодарения, похоже, станет его любимым праздником. И дело не в жареной сочной индейке, целой горке фаршированного сладкого картофеля, клюквенного соуса, или тыквенного пирога. Все из-за прекрасной женщины, что сидит напротив него — Алисы.

Алиса приложила все старания, чтобы сделать этот день настоящим праздником. Пока Клэйтон допоздна работал во вторник, она закупала продукты. В среду вечером он опять работал до самой ночи. Алиса же испекла целых три пирога. Но все ночные бдения Клэйтона на работе окупились тем, что его команде разрешили пятидневный отдых. Поэтому до следующего четверга он был свободен, так что коробка с нарисованными по бокам цыплятами, набитая доверху бумагами, и папка, что расползлась по швам от документов, и компьютер перекочевали на обеденный стол в доме Алисы. Она спокойно отнеслась к тому факту, что праздничный обед состоится в кухне.

Клэйтон интуитивно догадывался, что Алиса примет как должное его образ жизни с бесконечным пропаданием на службе. Алиса была очень добра и снисходительна. Клэйтон был счастлив. Он любил ее, он делил с нею постель, но не сказал ей тех трех слов, которые объяснили бы все: “Я люблю тебя”. Клэйтон страшился сказать ей это. И не только потому, что ему впервые в жизни хотелось сказать эти слова, но и потому, что он не был уверен в ее положительном ответе.

Он был наслышан о том, что женщины мертвой хваткой вцепляются в мужчин, которые говорят им такие слова и немедленно планируют замужество. Алиса не позволила бы себе ничего такого. Даже наоборот. Ни одна из ее вещей не перебралась в его шкаф. Она никогда не говорила с ним о будущем, с ним или без него. Было похоже, что она живет только лишь сегодняшним днем. Клэйтон не понимал Алису, и ему это не нравилось, но ему не хотелось торопить ее, если она не готова к решениям. В прошедшие недели она была будто прекрасная бабочка, появившаяся из кокона. Ее одежда постепенно менялась с пуританской на яркую и привлекательную, он не знал, аплодировать этой перемене — или хмуриться.

Клэйтон взглянул на Алису поверх кофейной чашки.

Она была головокружительно красива: щеки ее порозовели от тепла кухни, а губы припухли от поцелуев. Клэйтон улыбнулся своим воспоминаниям.

Он излил ей все свои чувства, рассказал о родителях и о бабушке, умершей через два года после гибели его родителей. Ее отклик на рассказ Клэйтона подтвердил все его ожидания: Алиса — любящая, нежная женщина.

— Могу я задать один личный вопрос? — спросил он.

За прошедшие несколько недель он кое-что узнал об Алисе, но многое было ему еще неизвестно. Она, к пример, ни разу не обмолвилась о своих родителях.

— Конечно. — Алиса отпила глоток кофе.

— Ты — умная, красивая, нежная, невероятно сексуальная.

— Спасибо. — Она зарделась. — Так что же тебя интересует?

— Почему ты не замужем?

Чашка звякнула о блюдце. Кофе выплеснулось через край, закапав белоснежную скатерть.

— Зачем ты хочешь это знать?

Клэйтон взял ее за руку.

— Не отвечай мне на этот вопрос, любимая, если не хочешь. Просто я не могу понять, как это до сих нор никто тебя не похитил.

— Это звучит так, будто я золотая рыбка, плавающая в пруду, а надо мной кружит стая хищников.

— Хищники не летают стаями, так что не меняй тему. — Он выдержал ее взгляд. — У тебя только один недостаток, мешающий достичь совершенства.

— Что же это? — Она расправила плечи и вздернула подбородок.

— Ты каждую ночь перетягиваешь на себя одеяло, — засмеялся он. — Да ты не волнуйся, милая: совершенные люди меня раздражают. — Он сплел ее пальцы со своими. — Так что расскажи мне, как случилось, что ты не замужем. Трудно поверить, что никто не просил твоей руки.

— Однажды просили. — Алиса принялась изучать пятна на скатерти, будто читала в них прошлое. — И я дала согласие. Его звали Джеймс Дэвид Китинг. Мы познакомились на первом курсе в колледже, и собирались пожениться сразу после его окончания. Мне обещали работу в библиотеке, а он должен был стать учителем начальной школы. Мы сняли небольшой домик на окраине, неподалеку от тети Мод и Герберта. Нам предстояло ждать пять лет, а затем создать семью, родить двоих детей, девочку и мальчика. — Она собрала мокрые салфетки, которыми промокала пятно от кофе на скатерти, и положила на их место сухие.

Клэйтон подождал, как ему показалось, достаточно долго — и осторожно спросил:

— И что же вам помешало?

— В ту самую неделю, когда мы должны были получить дипломы, Джеймсу предложили поехать в Гондурас, чтобы работать там с беспризорными ребятишками. Организация “Корпус Мира” уже пригласила туда врача и специалиста по сельскому хозяйству; им нужен был еще учитель, который бы свободно говорил по-испански и любил детей.

— И он оставил тебя ради работы в Гондурасе?

— Нет, Клэйтон. Он оставил меня, чтобы осуществить свою мечту. — Алиса подняла на него глаза. — У Джеймса всегда было горячее желание помогать детям, особенно бедным. А тут — шанс помочь целой деревне.

Клэйтон внимательно изучал ее глаза. Нет, Алиса больше не любит этого Джеймса: слишком уж спокойно она о нем говорит.

— По почему ты не дождалась его — или не поехала с ним? Насколько мне известно, добровольцы “Корпуса Мира” имеют двухгодичные контракты.

— Он сказал, что, отработав по контракту в одной деревне, поедет в следующую, затем в третью, четвертую… Я поняла: это его мечта на всю жизнь. Я — не такой человек, который может прожить всю жизнь на чужбине.

— И чем же все кончилось?

— Я отпустила его.

— Не жалеешь об этом?

— Нет. Теперь я понимаю, что у нас бы никогда ничего не получилось.

— Ты что-то знаешь о нем?

— Года два тому назад я получила от него письмо. Он все еще в Гондурасе, учит детей. Женился на враче, которая поехала туда с ним, и теперь у них сын. Они собираются вывести Гондурас из кризиса.

— Наверное, ты переживала? — Может быть, он ошибся, подумав, будто Алиса больше не любит Джеймса? Вдруг она до сих пор страдает?

— Нет, Клэйтон. — Она улыбнулась, догадавшись о его мыслях. — Я перестала любить Джеймса задолго до того, как пришло письмо. У меня осталась к нему нежность — но не любовь. Я послала их сыну комплект маленьких машинок и приложила банковский чек для оплаты медикаментов и книг для ребятишек деревни.

— Это очень мило с твоей стороны.

— Да нет; очень мило было получить потом целую кипу самодельных детских открыток с надписью “Спасибо”. — Она встала, чтобы убрать со стола.

— Я догадываюсь, что ты не однажды посылала деньги в Гондурас. — Клэйтон сложил серебро в посудомоечную машину.

Алиса свернула скатерть и замочила ее в тазу.

— Каждые полгода Джеймс, Барбара и маленький Дайлен приезжают из джунглей в город. Я к этому времени посылаю им кое-что.

Клэйтон подошел к ней сзади и обнял. Он нежно отвел в сторону ее волосы и поцеловал в шею. За прошлые страдания — и за их будущее.

— Итак, ты мечтала иметь двух детей и домик.

Она вздохнула и обняла его.

— Нет. Я хотела бы иметь шестерых детей, но готова была снизить свои запросы до двух, и огромный старинный дом, но Джеймс хотел нечто в новом стиле и не требующее затрат на содержание.

Руки его упали, и губы замерли на ее шее.

— Шесть детей? — спросил он обескураженно.

— Да. — Игнорируя его удивленный взгляд, Алиса добавила в таз с замоченной скатертью стиральный порошок. — Ну а теперь я спрошу: Клэйтон, почему ты не женат?

— Я?

Ей правилось выводить его из равновесия. В такие минуты он был очарователен.

— Да. Ты. Судя по тому, что я уже о тебе знаю, ты — завидный жених.

— Мы опять играем в кошки-мышки?

Она усмехнулась, поцеловала его и вновь повернулась к скатерти. Кажется, пятно отстирается.

— У тебя, конечно, есть плохие качества, но они не столь существенны.

— Какие такие плохие качества?

— Ну, для начала, ты — неряха.

— Я не неряха!

— Хорошо. Неряха, видимо, слишком сильное слово. — Она постучала в задумчивости пальцем по подбородку. — Я нашла слово: ты — неорганизованный.

Он гневно взглянул на нее, но не решился оспаривать очевидное.

— Что еще?

— Ты не умеешь готовить.

— Я думал, что этим качеством должна обладать женщина, а не мужчина.

— Вернись к реальности, Клэйтон. Мы живем в девяностые. Проснись — и оглянись вокруг.

— Разве я не помог тебе сегодня готовить?

Алиса рассмеялась, отжимая скатерть.

— Вымыть индейку, вынуть сковороду из духовки, открыть банку клюквенного соуса — не значит готовить, Клэйтон. — Она открыла стиральную машину и бросила туда скатерть, чтобы первым делом постирать ее утром.