Габриэлла Риччи - Мужа заказывали?

1. «Чистосердечное признание»

В каких-то неопределенных и растрепанных чувствах я вошла в кабинет. Хотя, нет, даже не так. Я была немного слишком в афиге — лаконично, но как же емко, черт возьми!

Взгляд зацепился за один из столов — тот оказался заставлен подарочными бумажными пакетами, коробками с пометкой «Гусь-Хрустальный» и фаленопсисом в колбе, — и только потом я поняла, что за какие-то полминуты умудрилась напрочь забыть, на кой огородный корень вообще сюда пришла.

— Явление Христа народу! — театрально и совсем беззлобно фыркнула Лидка, разливавшая в этот момент соки по кружкам. И съязвила тут же: — Совесть с утра потеряла, по дороге на работу?

— А? — уточнила я, все еще пребывая в прострации и двинулась на ватных ногах к накрытому столу. В ответ получила укоризненный взгляд и снисходительную улыбку — приятельница покачала головой.

Помнится, на нашем втором свидании Антошик решил выпендриться, произвести на меня впечатление, так сказать. Самозабвенно лобызая мне ручку и глядя на меня огромными, полными преданности глазами, заявил со всей уверенностью: «Я сделаю все, чтобы ты была самой счастливой девушкой на свете».

Счастливой? О, да! Я ж пищу от восторга, писаюсь от счастья просто! Что — по моему дергающемуся веку разве не видно?

Ха! А еще что-то про вечные чувства припоминаю… Любовь до гроба? Да, черт побери! И он с радостью и без особых усилий вбил только что гвоздь в крышку гроба наших отношений. Вернее даже, болт. Огромный, увесистый болт! И не один! Вот что значит: «мужик сказал — мужик сделал!» Это ли не мужик? Только вот проблема заключалась в немного ином: впечатлить меня этой сволочи удалось лишь сейчас, спустя почти четыре месяца знакомства.

— А где остальные? Где виновница торжества? — спросила я из приличия, когда окинув помещение взглядом, так и не нашла Машку. И вообще, кроме нас с Лидкой никого из нашей «секты» не наблюдалось.

— Так пока тебя — черепаху такую — ждали, Маруська так на стуле ерзала в нетерпении, что колготки порвала, вот и убежала в дамскую комнату, — подруга закатила глаза, — а Люська с Натусиком побежали за компанию, ну и помочь чем, в случае необходимости.

Я многозначительно хмыкнула, поведя бровью, — странно, но боли, как и гадкого чувства предательства, не было. Не было ничего, кроме озадаченности на тему о том, как я вообще докатилась до такой жизни, — а затем стащила помидоринку черри. Лидка неодобрительно покосилась на меня, мол: где твои манеры, и поправила тарелки с овощной нарезкой и курочкой-гриль, А потом, видимо, решив что колбасной нарезки маловато будет, резво принялась стругать сервелат.

— Может помочь? — вырвалось у меня машинально.

— Да все уже готово, — отмахнулась подруга и мазнула по мне коротким взглядом: — Ну и?

— Что? — я сосредоточенно прожевывала помидоринку.

Лидка даже нож отложила. И одарила меня сканирующим взглядом:

— Ты чего такая кислая-то? Я же вижу, сама не своя, аж побледнела вся. Или опять скажешь, что не накрашена, как в тот раз?

— Не напоминай, — я поморщилась: воспоминание о давних продолжительных отношениях с однокурсником отдало зубной болью. Как давно это было, а гадкий осадочек остался на всю жизнь. Чего никак не скажешь об Антошике. Вот даже не екнуло… Хотя, может оно и к лучшему, что вот так все складывается? А, пес его знает…

Пес! Мой Ванька дома один. И, как всегда, ждет еду, строго по времени, минута в минуту. Поэтому засиживаться в любом случае не буду…

— Тогда рассказывай: что случилось-то?

— Тебе как — покороче, или в красках? — сардонически усмехнулась я.

— Радужный вариант лучше приберечь на потом, — со скрипом согласилась Лида, через недолгую паузу. Невооруженным глазом видно было, что ее так и распирает устроить допрос с пристрастием безотлагательно, прямо здесь. Но понимая, что я не очень-то горю желанием возводить тонкости своей личной жизни в достояние общественности, она добавила лишь: — Так что коротко и по существу, пожалуйста.

Я поджала губы, раздумывая на ходу, как бы отомстить этому гаду, — пока ничего не надумала, но знала точно одно: я не дам ему себя бросить! — а потом выдала сухо:

— Антошик завел любовницу.

3. Явка без повинной, или Страшная мстя без шанса на амнистию

— Да ты что! — ахнула Лидка, выпучив глаза. Впрочем, моментально переменилась в лице, стоило услышать в коридоре цокот каблучков, и прошипела: — Моську поправь! Дома поговорим…

Я только хотела возразить, что не сегодня, как в следующий миг дверь открылась, и на кафедру ввалились Машка, Ната и Люська.

— Представляете, а он так торопился, — едва не задыхалась от хохота Люська, складываясь пополам, — что резинку снять забыл!.. Прикиньте? Как бахилы забыл! Ой, не могу…

— Хорош ржать! — деланно возмутилась Лидка. — В зеркале себя видели? Макияж в стиле панды. И чего так долго? Хлорку нюхали, что ли? Мы вообще садимся сегодня все-таки, или как?

— Манюня, с прошедшим! — я обняла подлетевшую с тихим визгом коллегу и поцеловала воздух у ее щек, стараясь не морщиться и не кашлять от терпкого до глазной рези парфюма. — Расти большой, не будь лапшой, как говорится, — дурацкая шутка. Никогда мне не нравилась. Оставалось лишь держать морду и надеяться, что никто не различит фальши в моем дружелюбном оскале.

Не то чтобы не было настроения, — оно было, — но градус продолжал стремительно падать.

Уж не знаю, как я досидела до конца пары, но потом, вежливо попрощавшись с продолжившими банкет коллегами, засобиралась домой. Правда, пришлось пускать в ход мощный козырь — голодного одинокого Ваньку в квартире. Но даже это сработало только после того, как обрадовала женщин заявлением о смете на ремонт, которую я обязалась прислать зачинщицам безобразия.

Единственный, наверное, по-настоящему верный — пусть и демографически ограниченный, сути это не меняло! — мужчина встретил меня радостно-тоскливым лаем, в котором мне читалась укоризна, мол: что ты за хозяйка такая, никудышная, раз подопечного на волю судьбы оставила!

Первым делом отсыпав Ваньке сухого корма, только потом скинула куртейку и принялась стаскивать платье. Никаких платьев больше, никаких каблуков! Хотя, платья можно, но редко. А так — любимые джинсы и кеды! И пофиг, что в таком виде теряюсь среди толпы студентов — я ведь туда не красоваться иду, а работать!..

Оказавшись на кухне, машинально потянулась за мясом в морозилку, с понтом, что вечером придет любовь «всей моей жизни», уставший с работы и голодный, как волк. И тут же запихнула обратно — облизнется, говнюк! Пусть вон, любовница его хоть на убой откармливает, а мне такого счастья не надо! Да и лично я не голодна — с девками наелись от пуза…

Так-с… Было у меня где-то в аптечке снотворное, — да, в свои двадцать семь я страдала порой бессонницей! — и слабительное тоже припоминаю… Хотя, пожалуй, обойдусь только снотворным, а то потом убирать за этим кабаном еще… Только этого для полного счастья и не хватает, блин!

Ближе к ночи вернулся мой ненаглядный. С самым невинным видом обслюнявил мою щеку, пока я боролась с желанием остудить его темперамент, приземлив до уровня Ваньки, самым примитивным образом с прямой путевкой в травматологию, и отправился ванную — мыть руки с улицы, как порядочная скотинка.

Улучив момент я шмыгнула в кухню и, разлив по кружкам чай, щедро накапала Антошику волшебных капель. А когда он вошел, с лучезарной улыбкой невинности протянула ему кружку.

— А кофе нет? — пробасил этот мужлан и капризно оттопырил губу.

— Кончился, — пожала плечами я. Знаю: он до такой степени ленив, что и проверять не станет.

И правда — колебался он недолго: взял кружку и грузно опустился на скрипнувший под его тушей стул.

— Ничего мне сказать не хочешь? — переключая канал за каналом, в меру безразличным тоном поинтересовалась я, не удостаивая «любимого» и мимолетным взглядом.

Признайся он мне сейчас, расскажи всю правду, как оно есть — и разойдемся с миром. Возможно…

— А должен? — и так уверенно это произнес, что я на секунду даже засомневалась.

Но лишь на секунду.

— Пей, любимый, — я мило улыбнулась и пододвинула вазочку с печеными.

Через полчаса этот амбал посапывал — и даже похрапывал — мордой в печеных, которые под весом его пустой башки превратились в сплошное крошево. Я же, убедившись, что спит он крепко, перекрестила и встала. Не себя — его. И, засучив рукава, принялась стаскивать из-за стола.

Впрочем, стаскивала его недолго. В какой-то момент этот… эта… моржовая туша с грохотом повалилась на пол, хорошенечко приложившись тыковкой.

Я замерла, ожидая, что вот-вот он проснется… Но Антошик продолжал храпеть, как ни в чем не бывало, и я потихоньку возобновила свои попытки сдвинуть с места это тело.

Твою дивизию! Надо было благоверному устроить на прощанье ужин в постель… А так придется тащить этого недобитого тюленя через полквартиры.

— Ненавижу тебя! Физически тебя тащить даже труднее, чем материально-прописочно-носочно-ликеро-водочно, балласт хренов! — я от души пнула под зад храпящего на полу в позе известного членистоногого Антошика, отчего тот повалился на бок.

Спустя минут двадцать, с горем пополам, но мне все же удалось дотащить его до кровати в спальне. На саму кровать я его при всем желании поднять не смогла бы, да и не убудет с этой жирной жопы на полу без подогрева поваляться…

Порывшись в шкафу, нашла простыни, пару новых скатертей и старые — нафиг вообще хранила? — тюлевые занавески.

Я вздохнула и посмотрела на Антошика…

Ну что ж. Теперь остается дождаться, когда моя монашка продерет свои ясные зенки от сладкого сна младенца. И вот тогда начнется фееричное шоу под названием: «Развод по-русски».