– Ну да. Интересное. Наверное, – повертела головой Майя, оторопев от ее напора. – Только, знаешь… Как бы тебе это объяснить? В общем, я еще не до конца решила… Я еще подумаю немного, можно?

– Хм… А чего тут решать? – удивленно пожала плечами Мстислава. – Тут не думать, тут действовать надо! А в чем, в чем причина твоей этой задумчивости, объясни?

– Ну, она сути дела, в общем, не касается… Понимаешь, я и без того все эти годы, живя с мужем, себя дрянью последней чувствовала, а сейчас еще и так вот сделаю! Нехорошо, совестно как-то…

– Да ради бога… Думай, конечно, что ж… – сердито проговорила Мстислава, – ради бога, мне-то что. Только учти, Майя… Быть дрянью обеспеченной – это одно дело, а вот дрянью нищей – совсем другое. Или ты думаешь, что в честной бедности жизнь свою хорошо проживешь? В гладе, в хладе, в вечной работе? Да ничего подобного! Такой номер в наше нелегкое время уже не проходит, к сожалению. Новое время другого от женщины требует: как хочешь извернись, любую шкуру на себя натяни, морду всмятку разбей, а материальную сторону себе обеспечь. Чтобы жить нормально, надо быть сукой, если хочешь. А другого не дано. Уж извини, говорю как есть.

– Что ж, спасибо за откровенность, – грустно улыбнулась Майя. – А только не хочется быть совсем уж сукой, как ты говоришь.

– Так ты все равно рано или поздно ею станешь! От бедности, от безысходности. От злости. Злость и бедность – они всегда рядом идут, рука об руку. Так что не торопись в свои праведные сомнения, Майя. Хотя, если хочешь, и впрямь подумай…

– Да. Я подумаю, пожалуй. Сколько я должна за консультацию?

– Да ничего не должна. Приходи. Буду ждать. Только позвони прежде, я договор подготовлю. И исковое заявление, которое по почте пришло, не забудь взять!

– Да, да, конечно… – пятясь к двери и вежливо улыбаясь, проговорила Майя. – До свидания, Мстислава!

– Всего доброго…

Майя не помнила, как приплелась домой после своего похода. Ничего никому не сказав, прошла сразу к себе, легла, натянув на голову плед. Хорошо под ним, темно, ничего не видно, не слышно… Только сердце стучит, как у загнанной в клетку птицы. Или как у страуса, засунувшего от страха голову в теплый песок. Хотя от звуков все равно никуда не денешься – вот скрипнули тихо и жалобно половицы под отечными материнскими ногами, вот весело и громко заговорили пришедшие домой Темка с Сашкой и тут же умолкли, остановленные болезненным маминым то ли всхлипом, то ли вздохом. И ночью было слышно, как она ворочалась на своей постели, тяжело постанывая, как плакала, пришептывая что-то свое, горестное и тихое.

А потом было обычное их утро: запах свежесваренного кофе, шкворчание яичницы на сковороде, умытые лица Темки и Сашки, мамина спина возле плиты. Обернулась навстречу – на, смотри. Никуда ты от этого материнского тоскливого лица и не спрячешься. И от мутных болезненно припухших глаз с красными прожилками тоже не спрячешься. Сбежать можешь, от завтрака отказавшись, – это да. Только куда сбежишь-то? Вечером все равно домой придешь, в те же больные материнские глаза глянешь. А вечер, он тут как тут, наплывает звенящими апрельскими сумерками, домой гонит… Можно опять же под пледом спрятаться, можно и у окна постоять, посмотреть, как стучит апрельский дождь в стекло первыми робкими каплями и они разлетаются наискосок брызгами, образуя строгие параллельные прямые, слегка подсвеченные горящей у входа в подъезд хилой лампочкой. Плюх – еще одна капля разбилась. Плюх – еще одна. Так вот и ее жизнь разбилась. Не осталось ничего целого. Только мелкие-мелкие капельки. А своей жизни уже нет. Одна дрянь осталась. Чего ее жалеть-то теперь…

Мстислава ее звонку ничуть и не удивилась. Наоборот, начала разговор так, будто давно они обо всем договорились, будто дело оставалось за небольшим – лишь детали дополнительные обсудить.

– Так, так… – задумчиво ворковала молодой адвокат в трубку. Было слышно, как шуршат переворачиваемые ею листочки еженедельника, как отхлебнула она что-то неторопливо – видимо, за чаепитием ее застал Майин звонок. – Значит, так, Майя. Жду тебя завтра вечером у себя в офисе. В шесть часов. Захвати свой паспорт, исковое заявление и повестку в суд. Если будешь опаздывать – предупреди. Все, до завтра.

– До завтра… – проговорила убито Майя в захлебнувшуюся гудками трубку и повторила уже сама для себя шепотом, грустно усмехнувшись: – Значит, завтра. Шесть часов. Офис. Паспорт. Исковое заявление. Повестка. Дрянь…

Офисом Мстиславе служила маленькая комнатуха три на три метра, в которой помещались лишь стол с компьютером, небольшой сейф и мягкое кресло для посетителей. Оказавшись в этом кресле, бедный посетитель начинал себя чувствовать, судя по всему, весьма и весьма некомфортно, то есть взглядывать на сидящую за столом Мстиславу снизу вверх. То есть поневоле это у него получалось жалко и просительно. Даже Майе при ее высоком росте пришлось задирать голову вверх. В первый раз она такой пикантной подробности с перепугу и не заметила, впрочем. Да и ладно, пусть будет так. Какая уж теперь для нее разница.

– Ну что, Майя, надумала все-таки? – улыбнулась ей Мстислава со своей высоты, коротко полоснув по лицу ярким фиалковым взглядом. – Ну вот и хорошо. И правильно. Я тебе сейчас еще и свои вопросы буду задавать, а ты отвечай, как на исповеди. Хорошо?

– Хорошо. Надеюсь, ты не будешь меня спрашивать, кто есть настоящий отец моего ребенка?

– Нет. Не буду. Эта сторона нашего с тобой дела мне вовсе не интересна, потому что она есть сугубо твоя личная, духовная да переживательная. Меня больше материальная сторона беспокоит.

– Что ж, понятно…

– Так. Теперь скажи мне, Майя, какое у вас имущество совместное нажито? Недвижимости много?

– Нет. Только одна квартира.

– И все?

– И все.

– И больше нет ничего? Ни домов, ни других квартир нет?

– Нет.

– Ну что ж… А я думала, что муж у тебя очень обеспеченный человек…

– Ну да. Обеспеченный. Теперь, когда он от дяди наследство получил, то очень, конечно, обеспеченный.

– Он на дядю работал, значит? А доход у него высокий был? В смысле – зарплата какая была?

– Зарплата была, наверное, очень хорошая. Я не знаю. Нам на все хватало.

– Ну, ладно, это я сама узнаю…

Немного нахмурив идеальный высокий лоб, Мстислава сделала короткую пометку в блокноте, потом замолчала многозначительно, постукивая концом авторучки по длинному розовому ногтю. Потом продолжила задумчиво:

– А скажи, Майя… Квартира у вас на кого оформлена?

– В равных долях, на меня и на Лёню. Я не хотела, чтоб на меня, но он сам на этом настоял.

– Ну что ж, уже хорошо… Это очень даже хорошо…

Она еще немного подумала, еще постучала по ногтю ручкой, потом, будто встрепенувшись, распрямила спину и взглянула на Майю с прежней улыбкой:

– Значит, так, Майя. Стратегия у нас будет такая. Взыскиваем через суд алименты, но на немедленной их выплате особо не настаиваем. Пока идут кассации, пересмотры, времени много пройдет. Пусть они копятся себе помаленьку. А как сумма большая образуется, в счет их выплаты наложим арест на долю мужа в квартире и переоформим ее на тебя. Алименты большие, так что, я думаю, года за три, за четыре сумма необходимая скопится.

– Как – за три? Это что, суды будут так долго наше дело разбирать?

– Ну да. А ты как хотела? Бывает и дольше. Да пусть, пусть долго! Нам же это на руку! Тебе обязательно надо всю квартиру в собственность получить. А если она по долям будет – ты никогда свою долю не продашь. Это сложно. Тем более, как я понимаю, второй собственник будет за границей проживать. Так что придется тебе эти три-четыре года на одну зарплату пожить. В свое же благо. Зато потом сможешь ее продать очень выгодно. Знаешь, как сейчас цены на недвижимость выросли?

– Не знаю, Мстислава. В общем, делай как хочешь. Как считаешь нужным. Я тебе полностью доверяюсь.

– Стало быть, и на суд со мной в Питер не поедешь?

– Нет. Не поеду.

– Что ж, и правильно. И не надо. Все испортишь только, с твоими-то сомнениями. Тем более твой муж, я думаю, тоже на суд не придет – адвоката своего отправит. Кстати, он еще здесь или уже уехал в свою Германию?

– Не знаю. Может быть, и уехал.

– Ну, это не важно. Теперь о расходах. Я так понимаю, денег у тебя на оплату моей поездки нет?

– Нет. Но я могу тебе дать доверенность, ты снимешь с моего счета. Там что-то оставалось, по-моему.

– Нет. Не надо. Тебе остатки со счета и самой пригодятся, я думаю. Деньги я найду. Но договор мы подпишем на моих условиях! Потом продашь квартиру, рассчитаешься за все и сразу… Хорошо?

– Да. Хорошо.

– Ну, вот и все пока. Сейчас я договор сделаю, подпишешь и можешь быть свободна…

Какое хорошее слово – «свободна»! Просто замечательное слово. И звучит, если вслушаться, летящей неземной музыкой – «сво-бод-на»… Жаль, что к ней, к Майе, оно не имеет никакого отношения. Просто абсолютно никакого. Никогда она не была свободна ни в поступках своих, ни в решениях. И, судя по всему, не будет. По крайней мере, в ближайшие четыре года уж точно не будет. Да и потом… Хотя, может, и есть в этом какой-то смысл? Раз так сложилось? Ведь ничего не бывает просто так, чтоб без смысла…

После первого, обыкновенного районного суда Мстислава приехала победительницей. Позвонила ей поздним уже вечером, протараторила возбужденно в трубку:

– Представляешь, адвокат твоего мужа в суде заявил, что его клиент согласен добровольно помогать семье своей бывшей жены! Но чтоб истица, то есть ты, конечно, отказалась от взыскания алиментов! Будто бы его клиент очень уж огорчен обстоятельством самого факта принуждения! Смотри-ка, нежный он у тебя какой! Надо же! Огорчен он, видите ли!

– И что? И ты согласилась?

– На что?

– Ну, чтоб добровольно…

– Ага! Щас! Разбежалась! Я что, на идиотку похожа, чтоб козлам всяким верить?

– Он не козел, Мстислава. Он бы и правда помогал.