— Олберт? — сказала Эллен, адресуясь к паре заплаканных карих глаз, выглядывавших в щелку.

— Я думаю, у Софи болит живот, — сказал ребенок так тихо, что она едва расслышала его.

— Олберт, отойди назад, милый, и позволь мне войти. — Эллен толкнула дверь плечом, моля Бога, чтобы она не была закрыта еще и на цепочку. К ее облегчению, дверь распахнулась, и она сразу же увидела то, на что указывал мальчик. Из кухни в коридор по щиколотку торчали голые ноги Софи. Видимо, она упала.

Поспешно закрывая дверь, Эллен спросила Олберта, что случилось. Она слышала, как в заднем дворике под дверью лаяла собака, это означало, что пса уже накормили и выпустили на улицу.

Эллен старалась не показывать ребенку, насколько испугана, но, дойдя до кухни и увидев Софи, распростертую на полу лицом вниз, поняла, что та без сознания.

Эллен присела, пощупала пульс — он был слабым, но ровным. Стараясь говорить спокойно, она спросила у Олберта:

— Софи упала? Она обо что-то споткнулась? Или поперхнулась едой?

— Да, навелно. — Мальчик пожал плечиками, и глаза его стали снова наполняться слезами. — Она заснула, пока я сидел на голске. Она поплавится?

Ребенок явно не видел, что случилось, и Эллен не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым.

— Пойдем, — сказала она, стараясь придать голосу бодрость. — Займись-ка картинкой-загадкой, которую мы начали вчера.

Несколько минут спустя, сидя на полу рядом с Софи в ожидании прибытия «скорой», она вдруг сообразила, что не спросила у Олберта, был ли в доме кто-нибудь еще сегодня утром. Софи рассказала ей о нападении и просила тщательнее закрывать двери. Она боялась, что тот человек может вернуться.

Софи очнулась на больничной койке, занавешенной темно-зелеными полотнищами. По пластиковым манжетам на запястьях и шумной суете снаружи она догадалась, что находится в палате отделения «Скорой помощи».

Она не могла понять, почему ее сюда привезли, потому что не чувствовала никакой боли — только тупую пульсацию в затылке и не помнила ничего, кроме того, как ее крохотная кухонька закружилась у нее перед глазами, как колесо аттракциона. В остальном в голове была полная пустота.

— О, вы очнулись. — Медсестра, просунув голову между занавесок, улыбалась ей. — Как вы себя чувствуете?

— Как в дурмане... что случилось?

— Вероятно, вы упали в обморок. — Сестричка — миловидная брюнетка с неизменным термометром в руке — вошла и задернула за собой занавески. — Кроме нескольких небольших ушибов, кажется, ничего страшного нет, но доктор хочет поговорить с вами насчет кое-каких тестов.

— Конечно... — Следующий вопрос Софи задать не успела — термометр оказался у нее во рту.

— Ваша подруга Эллен звонила нам, — продолжала сестра. — Она спрашивала, не хотите ли вы, чтобы она сообщила кому-нибудь, где вы, а также просила передать, что с детьми все в порядке. Я позову доктора, хорошо?

Софи кивнула. Больше в данный момент она ничего сделать не могла.


— Куда, мэм? — спросил таксист, открывая для Софи заднюю дверцу своего покореженного «линкольна» и делая приглашающий жест.

— В имение Бэбкоков возле Сильверадо-Каньон. Знаете, где это?

«Ну, пожалуйста, скажите, что знаете, — мысленно взмолилась Софи. — Я ведь не смогу показать дорогу. Я не могу вспомнить даже, где живу сама».

— Отвезу в лучшем виде. — Как только Софи уселась на заднее сиденье, шофер дружелюбно кивнул ей и закрыл дверцу.

Софи была благодарна ему за обходительность и уверенность, с которой он взялся ее отвезти. К счастью, машин на дороге было не много и ехать оказалось недалеко, потому что Софи начало тошнить, как только они выехали с территории больницы.

Как-то она читала статью, в которой давалась оценка в баллах стрессовых ситуаций в жизни человека: рождений, смертей, женитьб, даже продвижений по службе. Чем большее психическое напряжение создает событие — тем больше баллов; чем больше баллов — тем короче жизнь. За одну последнюю неделю Софи набрала столько баллов, что можно было готовиться к смерти.

На звонок дверь Большого дома открыла Милдред. Софи все еще не решалась пользоваться ключом, который дал ей Джей, хотя знала, что Уоллис и все остальные ждут от нее этого: ведь предполагалось, что она будет здесь жить, снова став членом семьи..

— Если ты ищешь Джея, то он ушел около полудня, — сказала Милдред. — Куда — не знаю. Он не сказал, но надел пиджак и галстук.

Служанка сообщала Софи эту информацию несколько нервно, но, в конце концов, Милдред все делала нервно. Похоже, она ожидала, что Софи будет разочарована, но та почувствовала облегчение. Огромное облегчение.

— А Уоллис дома? — спросила она.

— В библиотеке, разбирает корреспонденцию. Сказать ей, что ты пришла?

— Я сама, Милдред. — Софи быстро прошла мимо служанки. — У меня новости, которые не могут ждать.

Библиотека находилась на первом этаже — последняя дверь по северо-восточному коридору, непосредственно перед переходом, ведущим в крыло для новобрачных. Софи всегда находила ее несколько темноватой и мрачноватой из-за тяжелых бархатных штор и книжных полок, сделанных из английского дуба и украшенных багетом. Но сегодня Уоллис раздвинула и подвязала шторы. Она сидела среди подушек на диване перед прелестным старинным инкрустированным письменным столом, обтянутым кожей, свернувшись, словно грациозная серая кошка, и глядя в окно на ивы.

— Уоллис? — тихо позвала Софи, не зная, мечтает ли свекровь или просто дремлет.

Диван скрипнул — Уоллис обернулась.

— Дорогая, входи! Вот человек, которого мне действительно хотелось видеть.

Софи с трудом сдержала слезы, когда свекровь встала и протянула к ней руки. Она бросилась навстречу и почти неистово обняла ее.

— Спасибо, — прошептала Софи.

— Спасибо? За что? — Уоллис отклонилась назад и улыбнулась. — О, дорогая, что-нибудь случилось? Джей сказал, что ты вчера после вечеринки вернулась к себе. Я боялась, что вы поссорились. Иди сюда.

Уоллис подвела Софи к дивану перед камином, и они сели, Софи — на краешек. Обычно в библиотеке пахло лавандой и старыми книгами, запах был насыщенным, но не неприятным, однако сегодня Софи уловила и другой аромат. Если она не ошиблась, свекровь выпила.

— Ну, что случилось? — настойчиво повторила Уоллис. — В любом случае все не так плохо, как ты думаешь. Раздели бремя с другим — так, кажется, говорят? — и оно станет легче. Незачем тащить его в одиночку.

Софи прижала ладони к губам.

— Я не знаю, как вам это сказать. Сама не могу поверить. — Она замолчала, ушла в себя и сидела, горестно качая головой, пока Уоллис не вернула ее к действительности вопросом:

— Хочешь что-нибудь выпить? Херес? Бренди? Это поможет тебе успокоиться.

— Нет, я не могу...

Уоллис наклонилась вперед и вгляделась в ее лицо:

— Почему нет? Софи, что с тобой? — От внезапно пришедшей догадки она ахнула: — Ты беременна?

Софи была потрясена, она безмолвно уставилась на свекровь, потом сдавленным голосом произнесла:

— Откуда вы знаете? Я только-только от врача.

— Значит, я права? Ты беременна?

Софи кивнула, и Уоллис всплеснула руками. Они так дрожали, что она не могла с ними справиться, тем более не могла, говорить. Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и объяснить.

— Я догадалась по тому, что ты отказалась выпить, — сказала она, все еще прерывающимся от волнения голосом. — Хотя у меня была кое-какая подсказка. Джей говорил, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.

Софи не помнила, чтобы говорила Джею, будто плохо себя чувствует. Она не помнила, чтобы вообще говорила это кому-нибудь, кроме Клода. Но даже если бы она это сказала, как Уоллис могла догадаться, раз она знала, что у Джея не может быть детей?

— О, Софи! — Уоллис откинулась на диванные подушки, качая головой, но явно довольная. — У тебя точно такой же вид, какой был у меня, когда я была беременна. Ной называл его изможденным.

Софи совершенно не понимала реакции свекрови. Ведь это вовсе не повод для торжества. Это кошмар.

— Уоллис, я боюсь. Не знаю, что делать.

— Конечно, боишься. Первый раз это всегда пугает, но все кончится отлично. Тошнота по утрам будет продолжаться не вечно, и то жжение внутри в середине срока, на которое все жалуются, тоже быстро проходит.

Софи слишком резко встала с дивана и чуть не упала от головокружения. Уоллис совершенно этого не заметила. Трудно было представить себе, чтобы свекровь не понимала, что означает эта беременность.

Софи подошла к окну. Ивы купались в золотистых лучах солнца. Она боялась упасть в обморок, боялась, что не сможет заставить свекровь понять, никого не сможет заставить понять.

— Джей ведь... был... бесплоден, — произнесла она, не зная даже, к кому, собственно, обращается. — Он не мог иметь детей.

— Что, Софи?

Софи обернулась не веря своим ушам.

— Вы же это знали, — сказала она. — Мы все это знали. У Джея не могло быть детей.

— Ах да, я что-то припоминаю, но это было не точно. Его никогда специально не обследовали.

— Обследовали! Его обследовали первым. У него брали пробы спермы. — Софи не помнила, как точно звучал диагноз, но врач сказал тогда, что это, насколько известно не поддается лечению. Он также заверил ее, что она абсолютно здорова. Она должна заставить Уоллис вспомнить это и признать правду. Ведь хоть кто-то должен понять, что происходит!

— Джей не мог иметь детей, — настойчиво повторила она. — И вы, черт возьми, знали это!

Уоллис вдруг вскочила, безумно взволнованная:

— Ш-ш-ш. Софи, прекрати сейчас же! Ты не должна доводить себя до такого нервного расстройства.

Но Софи была на грани истерики. Никогда не знать, кому можно верить, — это рвало душу на части. Даже собственное тело обмануло ее. Оно сказало ей, что он — Джей, в то время, как этого не могло быть.