– А я ее отобью! Такая женщина пропадает!

– Шурик. Эта женщина не пропадет. Иди работай. – Надюшу снова кольнула ревность. Ну что за бред? Такой ажиотаж вокруг придурковатой Фингаловой, а она, Надежда, опять не при делах. Даже водитель не стесняется через ее голову ломиться к Аньке. – Она сама кому хочешь все отобьет. Не утруждайся.

– Ты слушаешь? – вдруг прервала свои эротические экзерсисы Фингалова.

– А как же. Вся на слюни изошла и от зависти вспотела, – неласково сообщила Надя. – Ты себе на клумбе ничего не отморозила, сказочница? Отцвели уж давно хризантемы в саду, а ты все по клумбам кувыркаешься.

– Да я же рассказываю! Мы хотели на сеновал! Но не дошли!

– Какие страсти, однако.

– И не говори. Он волшебник.

– Ох ты! И чем он там колдовал? Ой, не говори, сама догадалась. Не будем опошлять ваше светлое чувство.

– Ты не рада, – догадалась наконец Фингалова.

– Я рада. Только еще не в полном объеме. Ты мне лучше скажи, когда бракосочетание. Ты вроде летом хотела.

– Это банально. Кольца, свадьба, – увильнула от ответа Анька. Видимо, что-то не срослось. Наде даже стало стыдно за мелькнувшее удовлетворение. – Любовь – это такое хрупкое чувство, которое может быть разрушено штампом в паспорте.

На мгновение представив любовь, спрятанную, словно Кощеева смерть, в яйце, на которое с хрустом опускают тяжелую загсовую печать, Надежда неодобрительно заметила:

– Раньше ты категорически возражала против гражданских браков. Это тебе Костик в уши надул про хрупкое чувство?

– Что у тебя за лексика, – обиделась Фингалова. – Надул! Он очень тонко чувствующий человек.

– Ань, внутренний голос мне подсказывает, что если мужчина без видимой причины, когда его никто не спрашивает, вдруг начинает страховаться и плести всякую чушь про вред штампов в паспорте, то либо у него этот штамп уже есть, либо юноша вынашивает принципиально другие планы насчет тебя.

– Другие – это как? – насторожилась Анька.

– Не настолько серьезные и далеко идущие, как тебе бы хотелось.

– Скажи своему внутреннему голосу, чтобы он заткнулся, – высокомерно усмехнулась Фингалова. – Он сказал об этом, потому что я спросила.

– И что ты спросила? – развеселилась Надя. – Какой костюм он хочет надеть на бракосочетание?

– Я не такая дура, как тебе хочется думать. Я прочитала ему стих. С намеком.

– Про «не жмурь глаза»? – помрачнела Надежда. Все же Фингалова была с приветом, хотя просветления и случались. А смеяться над больными грешно.

– Знаешь, Надя. Если тебе кажется, что все вокруг идиоты, то это повод задуматься, а все ли в порядке с тобой. Так не бывает: все дураки, а ты умная.

– Почему же не бывает? – пробормотала пристыженная Надежда. – Просто не надо себя недооценивать.

– Переоценивать тоже не стоит. Я сказала, что не хотела бы разбивать чужую семью. Костя тоже считает, что это подло и непорядочно, и он тоже на это не способен. Поэтому и попросил меня сказать честно, не замужем ли я.

Надя была уверена, что у Фингаловой большими неоновыми буквами написано на лбу, что она не замужем. И тот факт, что Костя в этом сомневался, был до невозможности удивителен. Надо же, встретились на дискотеке в подростковом клубе две потрепанные банальностью мира возвышенные натуры! Надюша вдруг поняла, что завидует. Пусть Костик толстый, смешной и странный, но Фингалова счастлива с ним, а он, похоже, с ней, если уж они не смогли даже дойти до сеновала. И то, что они кувыркались в сугробе, лишний раз подтверждало: не такая уж эта парочка придурковатая и оторванная от действительности. Так неужели это с Надей что-то не так? Все проходило мимо, даже водитель Шурик ею не интересовался.

– Мы на неделе пойдем к его приятелю, на байках кататься. Представляешь? – развеселилась Анька. – Я в шлеме, с развевающимися волосами по ночному городу под рев мотоциклов!

Надежда не представляла, но на язвительную реплику у нее не хватило запала.

– А в следующие выходные едем на рыбалку, – вдруг донеслось до ее сознания. – У тебя спиннинга хорошего нет?

– Куда? – поперхнулась Надя.

– На рыбалку. В Финляндию.

Это был удар ниже пояса.

– Поздравляю. Надеюсь, прыжки с парашютом и альпинизм в сферу его интересов не входят. Разносторонний тебе юноша попался.

– Он еще конным спортом увлекался и карате, – похвасталась Анька. Так гордятся собственным младенцем, который делает первые шаги или говорит какое-нибудь экстраординарное слово. Например, повторяет нечто нецензурное из бабушкиного репертуара.

– Надеюсь, это в прошлом, – приуныла Надюша. Она и не подозревала в рыхлом Костике такой потенциал. Бриллиант, а не мужчина. И на байке, и на клумбе, и на лошади. Просто фантастика.

– Ань, ты извини, мне некогда.

– Ну, только еще одно словечко, – взмолилась Фингалова. Ей не терпелось выложить всю информацию. Радость переполняла ее, грозя расплескаться и кого-нибудь утопить.

– Чего еще?

– Он мне кольцо подарил. С божьей коровкой. Как думаешь, что это значит? – судя по восторженному тону, у Аньки на этот счет были весьма определенные мысли.

– Не знаю.

– Ну, подумай, – заныла Фингалова.

– Что-то связанное с Интернетом, – напрягла фантазию Надюша. – Безлимитным. То есть он намекает, что…

Тут ей в голову полезла всякая оскорбительная дрянь, про безлимитное пользование Фингаловой, про два номера на одном канале, и Надя взмолилась:

– Аньк, давай свою версию, и я работать пойду.

– Это связано с мифологией. Я попросила соседского ребенка, и он мне нашел. Я не поняла точно, но что-то такое про небесную свадьбу и образ мужа.

Тут Анна торжественно замолчала.

– Ну? – прервала затянувшуюся паузу Надя. – Это кольцо невесты?

– Не знаю, – загадочно и гордо хихикнула подруга.

– Кольцо с камушком? – Надя подумала, что если сейчас Фингалова скажет, что да, мол, рубин с опалами, то она расплачется. От несправедливости, от обиды, от усталости. Почему она все время в конце? Почему вынуждена за кем-то гнаться, догонять, дышать в затылок и снова безнадежно отставать?

– Нет, в том-то и дело. Оно такое оригинальное: цветной металл.

Надя была уверена, что цветной металл – это то, что откручивали, отвинчивали и срезали бомжи, сдавая в специализированные пункты приема. Но говорить об этом Ане было бы жестоко. Хотя дарение многогранным Костиком дешевого кольца как-то примиряло ее с действительностью. Особо завидовать было нечему.

«Ну и дрянь же я, – вдруг запечалилась Надежда. – До чего жизнь довела. За подругу порадоваться не могу. Ведь я скоро буду богатой наследницей».

Повторив этот пассаж про себя несколько раз на разные лады, Надя поняла, что не верит сама себе. Надо было дожить до обеда и встретиться с отцом и нотариусом.

– Ань, давай вечером поговорим, – заторопилась она. – Ты мне потом фотки с рыбалки привези.

– Ой, обязательно. Костя сказал, там такой потрясающий клев!

Судя по тону, беседа пошла на новый виток.

– Вот и отлично. Жду фоток и рыбы, – и Надя поспешно нажала отбой. Фингалова в валенках и ушанке с удочкой в руках среди льдов. Страшная картина. Рыба должна сама сдаваться и всплывать кверху пузом. Хотя никакого льда еще не будет, а вот романтический уик-энд – запросто.


Папа, импозантный, как свежеотполированный рояль, подкатил к офису ровно в два на черной иномарке с наглухо тонированными стеклами. Смокинг, бабочка. Не хватало только виолончели. Цветов Иван Иванович не привез. Что было вполне логично, так как любой букет поблек бы на фоне грядущего подарка.

– Замуж выходишь? – вылез из «девятки» Шурик и заинтересованно, даже оценивающе, осмотрел шествующую к авто Надежду. Видимо, в заблуждение его ввел папашкин смокинг и Надюшин белый шарф. Шарф этот был неимоверной длины. Но, следовало признать, он был самой яркой деталью в ее блеклом наряде, освежая общую унылость красок. Мама называла его «ослепительным аксессуаром». Данный аксессуар имел два минуса: тонкая пряжа постоянно за что-то цеплялась, уродуя узор грубыми затяжками, а пышные концы регулярно застревали между пассажирскими телами в транспорте. Однажды сей аксессуар мог просто удавить хозяйку. Хотя красота испокон веков требовала жертв.

– Нет, – односложно отмахнулась она от водителя.

– А что за хмырь с тобой? – не отставал Шурик. – Чего ему надо?

Надо же, вот что, оказывается, красит женщину и делает ее привлекательной для противоположного пола – наличие мужчины. У самцов срабатывал рефлекс соперничества: раз ему надо, то и мне тоже.

– А тебе чего, Саш? С каких пор мои хмыри тебя волнуют?

– С недавних, – не уступил Шурик и нехорошо прищурился на Ивана Ивановича.

Разочаровывать его не хотелось, и Надя туманно сообщила:

– У меня дела. Завтра поговорим, раз для тебя это важно.

Этот ответ изумил Сашу не меньше, чем Надежду. Водитель начал размышлять, действительно ли для него важно, что за дела у секретарши со старым хлыщом, а Надюша пыталась сообразить, с какой стати заинтриговала абсолютно постороннего и ненужного ей мужчину.

Уже в машине она внезапно поняла, что дико волнуется. Даже не поняла, а осознала, что еще немного, и жизнь круто изменится. Как раз то, чего Надя всегда подсознательно опасалась. Ладони вспотели, колени затряслись отвратительной гриппозной дрожью, в голове медленно нарастала тягучая боль.

– А после того, как я подпишу, что мне делать-то надо будет? – неожиданно сиплым голосом выдала она обрывок сформулированного сознанием опасения. Ведь это только по телевизору свежие и успешные бизнес-леди катались на дорогих авто, выпархивали из элитных салонов и выдавали на переговорах тщательно продуманные сценаристом умные и дальновидные решения. В жизни все страшнее и сложнее.

– Что захочешь, – удовлетворил ее любопытство отец. – Захочешь, будешь учиться руководить, не захочешь, там бизнес налажен. Я только утрясу все формальности и основные вопросы, а дальше все пойдет как по маслу. Можно будет только снимать пенки и жить в свое удовольствие.