– А вы какого полу, собственно?

Надю этот вопрос тоже некоторым образом беспокоил, но, в отличие от незакомплексованной мамы, она его задать стеснялась.

– Разве это имеет значение?

– Я бы предпочла, чтобы к моей дочери ходили мужчины.

– Я не возражаю. Пусть ходят. – Сдавать позиции без боя было не в Жекиных правилах.

Надю пол визажиста не волновал до тех пор, пока не выяснилось, что ей придется раздеваться.

– А-а-а-а… мэ-э-э-э-э-э, – заволновалась она. – Может, не надо?

– У нас времени в обрез. Вы собираетесь идти вот таким веслом? Унисекс сейчас не в моде.

Надя сдалась. Ей хотелось соответствовать моде, олигарху и моменту. Плевать ей на них на всех. Плевать. Но для того, чтобы плюнуть, нужно быть если не выше, то хотя бы на уровне.

Вика знала, кого присылать. Надюша преобразилась до неузнаваемости. Она и не подозревала, что макияж и нормальная прическа могут сделать из нее человека. Нет, даже не человека, а королеву.

Конечный результат потряс не только Надежду, но и Татьяну Павловну.

– Ой, боже мой, – грудным голосом протянула она и схватилась за сердце. – До чего дошел прогресс. Накладные ресницы, ногти, сиськи и полкило пудры могут сделать из цыпленка по рубль семьдесят пять рождественскую индейку. Жека, беру свои слова обратно. Заходите еще. Кстати, а можно из меня сделать еще большую красавицу, чем я есть?

– Совершенство в усовершенствовании не нуждается, – обкомплиментил маму добрый «фей».

Расстались они друзьями.

Еще с полчаса Надя моталась по квартире, заглядывая во все зеркала и отражающие поверхности. Очень хотелось запечатлеть свой образ на память, так как логика подсказывала, что второй раз зазвать визажиста не хватит финансов.

– Смотри, Синдерелла, – слегка охладила ее пыл мама, – чтобы в полночь клей не превратился в тыкву, а то принца кондрашка хватит: вся красота вместе с бюстом облетит, как старый клен. Вообще мужчину надо брать естеством, а не химией.

– Я никого не собираюсь брать, – расстроилась Надя. Ей так хотелось торжества, но напоминание о том, что все это не ее, фикция, мешало наслаждаться своим новым обликом.

– Плохо, что не собираешься. Когда еще тебя в банку с олигархами запустят. Эх, взяли бы меня, я б там шороху навела, – мечтательно протянула Татьяна Павловна.

– Не сомневаюсь, – скривилась Надежда. – Поэтому и не берем.

– Не хами матери, прынцесса, – поджала губы королева-мать. – Ты еще пока живешь на моей жилплощади. И никакой олигарх на тебя не позарился. Даже если и позарится, могу себе представить, какое его ждет разочарование, когда ты начнешь все по порядку от себя отстегивать. Зубы на полку, деревянную ногу в угол, парик на…

– Мам, хватит уже!

– Учись сносить удары судьбы, – хмыкнула Татьяна Павловна. – Закаляйся в борьбе и не давай себя в обиду.

– То есть я должна нахамить тебе в ответ?

– Нет, но ты должна продумать, что можно ответить в таком случае. Будь позубастее.


Основательно подпорченное мамой настроение поднял Викин муж Андрей. Он даже присвистнул, когда Надя выплыла из подъезда:

– Ну, Надежда, ты даешь! Я всегда думал, что ты эдакая девочка-ромашка, а ты, оказывается…

– Да уж. – Вика тоже вывалилась из машины наружу и обежала вокруг подруги. – Это ж додуматься надо – поверх вечернего платья пуховик нацепить. Куртенку оставишь в машине, выйдешь без всего, чтобы не позориться. Сапоги тоже оставляй. Там тебе не театр, переодеваться негде. Не зима ведь. Чего ты так укуталась?

– А назад как? – испугалась Надя.

– Назад тебя Гарик отвезет. Туда, кстати, тоже. Сейчас мы домчим тебя до места и сбудем с рук.

– Вика, – испугалась сбываемая с рук Надюша. – Я хочу с вами. Я его не помню. Я его вообще не знаю.

– Ну ты, мать, даешь! – хохотнул Андрей. – Пить меньше надо. Ты ж с ним чуть не переспала тогда. Мы вас разнимали.

– Я домой хочу, – взвыла Надя.

– Подумаешь, зато есть что вспомнить. Не чужие, чай, – резонно заметила Вика и ободряюще улыбнулась. – Он, кстати, тоже тогда почти до кондиции дошел, его в машину заносили, так что всем все понравилось. Не переживай.

Не переживать получалось плохо. Надя столько времени пыталась забыть это гнусное пятно на своей чистой биографии, и вот оно снова проступило, да еще во всей красе.

Внедорожник мягко притормозил на асфальтовом пятачке рядом с красивой спортивной машинкой. Машинка была легкомысленного лимонного цвета.

– Игоряныч, принимай даму, – крикнул Андрей, приоткрыв окно.

Из лимонного авто пружинисто выскочил высокий брюнет, и Наде стало плохо. Зачем в природе рождаются такие красавцы? Как рядом с ним может чувствовать себя нормальная женщина? Пожухлой ромашкой? Серой мышью? Тенью? Никак. Потому что рядом с таким ей не место. Спутницей Гарика должна была стать фотомодель с мировым именем, и то она должна была бы комплексовать.

– Я ослеплен, – пробасил Гарик и щелкнул каблуками. – Ребята, в какой сказке вы нашли эту фею?

– Она свалилась на наш хребет, как индейский томагавк, и отбивалась от свидания, как степная кобылица от шакала, – радостно проорал Андрей и захлопнул дверь, едва не прищемив Наде подол платья. – Надеюсь, сегодня вы нас не опозорите, голубки!

Надюша поперхнулась приветственными словами и с ненавистью глянула на отбывающее семейство. Вика беззвучно хохотала за тонированным стеклом.

– Как кобылица? – игриво подмигнул ей Гарик. – Это интересно. Это волнительно. Прошу в экипаж, а то вы превратитесь в Снегурочку. Или мы на «ты»? Я, увы, плохо помню наше знакомство, ибо был нетрезв. Но это единичный случай. Вообще-то я вполне благонадежен и спиртоустойчив. Так что не бойтесь, нимфа.

«Нимфа» боялась. Поскольку ее куртка и сапоги уехали с Красовскими, спиртоустойчивость кавалера была для нее принципиальна. Кроме того, она так волновалась, что начала сомневаться в себе. Очень не хотелось повторить свой звездный бенефис в приличном обществе. Пить Надежда не умела, а отказываться стеснялась. Окончание вечера было непредсказуемо и зависело от них обоих.


Несмотря на высокие должности и запредельное материальное положение собравшихся, вечер оказался натуральным междусобойчиком. Было весело, душевно и разгульно.

Гарик тут же начал спаивать Надю, а она, помня про отстегивающиеся части тела и осознавая, что утром от былой красоты не останется даже воспоминания, так как кавалер просто не опознает ее в новом облике, строила из себя институтку. Ближе к ночи позвонила мама и ехидно поинтересовалась, клюнул ли олигарх и если клюнул, то на какую наживку. Вопросы были риторическими: по-видимому, Татьяна Павловна заскучала в одиночестве и решила напомнить о себе. В заключение своего телефонного выступления мама посоветовала не напиться «как обычно». После этого Надя из принципа, выбросив соломинку, залпом осушила бокал горьковатого пойла. На этом вечер для нее закончился, все накрыл жизнерадостный пестренький туман, рассеявшийся утром.

Голова болела так, словно по ушам проехался асфальтовый каток. Глаза не открывались, мозг ныл где-то снаружи. Медленно и робко возвращались воспоминания: Гарик, обнимающий тощую рыжую девицу с гигантской грудью, Вика, почемуто плачущая, странный толстый дед с многослойными щеками и подбородками, что-то вещающий голосом доброго сказочника…

Рядом кто-то застонал. Тактильное мировосприятие, разбуженное чужим хриплым вздохом, нахлынуло на Надежду, окончательно смыв туман и обнажив реальность: она в постели, под одеялом, трусы на месте, рядом кто-то шевелится и хрипит.

– Кто здесь? – дрожащим голосом воззвала Надюша, тут же сообразив, что этот вопрос порочит ее честь и достоинство. Порядочная девушка должна помнить, где и с кем ложится спать. Надежда считала себя порядочной, но тут прокололась. И на старуху бывает проруха.

– Кто, кто? Конь в пальто! – простонал сосед по кровати. – Ты ходить можешь? Дай мне что-нибудь из бара горло промочить.

– Сейчас, – попыталась пропеть ангельским голоском Надя, но получилось из рук вон плохо. Романтического утра не получалось.

«Я переспала с олигархом!» – с гордостью подумала она и осторожно села. Внутри черепной коробки с навязчивым гулом катался тяжелый шар. Он таранил то одно, то другое ухо и утюжил мысли, превращая их в безжизненные лепешки. Аккуратно повернув голову, Надя обнаружила части собственного гардеробчика, видимо, в порыве страсти раскиданные по комнате.

«Во я даю!» – с гордостью констатировала она, мимолетно пожалев, что ничего из произошедшего ночью не помнит, хотя, судя по величине периметра раскиданных вещей, страсти тут бушевали нешуточные.

И тут Надин взгляд сфокусировался на вкладышах, имитировавших четвертый номер бюста. Они были распластаны на прикроватном столике, словно две медузы, вышвырнутые на берег штормом.

Катастрофа. Если Гарик видел… А как он мог не видеть? Может, это он сам и… Кошмар!

– Надька, у меня сейчас черепушка лопнет. Или токсикоз начнется! – Из-под одеяла вылезло волосатое колено и подпихнуло ее в бок. – Налей чего-нибудь! Все равно уже сидишь!

– Токсикоз? – дрожащим голосом переспросила Надя, судорожно соображая, как бы спрятать «медуз». Сожрать их, что ли? Или, наоборот, срочно прилепить на место? А где то место, на которое их лепить?

Она тоскливо взглянула на лифчик, нелепо раскорячившийся на ажурном светильнике.

– Конечно, токсикоз, – хрюкнуло за спиной. – Мы же ночь вместе провели. Теперь все! Как честный человек ты должна на мне жениться. Ну, дай минералки, не сиди памятником, наяда моя!

«Это что, он делает мне предложение?» – испугалась Надежда. Гарик ей не то чтобы не понравился, но он был чужим. Совершенно и бесповоротно. Это был не ее мужчина. В воспаленном мозгу даже мелькнуло юркой ящеркой самодовольство: «Я откажу олигарху. Вот все за ним бегают, мечтают, а я откажу».

Жаль, что перед мамой похвастаться не получится. Татьяна Павловна не только не поймет ее высокие духовные мотивы, но и обязательно будет поминать этот эпизод до самой старости как самую страшную ошибку. Если только Надя не найдет вариант получше. Что вряд ли, учитывая ее невезение и сомнительные активы.