– Идемте обедать, юные вампиры! И я честно предупреждаю вае, что всякий, кто предложит мне рные сердца как сопровождение к жареному цыпленку, будет немедленно удален из-за стола! Мистер Росс, приняв это добродушно, ухмыльнулся, но когда поднялся на ноги, заметил, что Аманда печально изменилась. Мгновением раньше а была воплощением живости и интереса, ее выразительные глаза полны огня, и очаровывающая улыбка, с намеком на озорство, не сходила с ее губ; теперь, словно под дуновением ветра, вся живость исчезла с ее лица, глаза затуманились, и она выглядела так, словно вдруг пробудилась от приятного сна к очень неприятной реальности. Одно беспокойное мгновение мистер Росс думал, не мог ли он сказать что-либо, обидевшее ее. Затем сэр Гарет, ожидавший у стула, который он для нее отодвинул от стола, сказал не то, чтобы повелительно, но властным голосом:

– Идите, дитя мое! Она поднялась с очевидным нежеланием и, садясь за стол, бросила на своего опекуна взгляд, сильно удивившей мистера Росса, – настолько он был злым. Он мог только предположить, что они в чем-то не поладили. Сэр Гарет казался очень приятным и добродушным, но возможно, под очарованием манер скрывался более строгий опекун, чем можно было догадаться. Это заключение почти тотчас же подтвердилось его отказом позволить Аманде принести в гостиную своего котенка. Но только она уселась, как снова встала, говоря, что Джозефу необходимо позволить разделить с ними обед. С этими словами она хотела выйти из-за стола, но сэр Гарет быстро протянул руку и обхватил ее запястье.

– Ну уж, нет! – сказал он. Голос его был веселым, но Аманда густо покраснела и попыталась освободиться, восклицая низким, дрожащим голосом:

– Я и не собиралась… Я даже не думала… Отпустите меня! Он отпустил ее запястье, но тоже поднялся и заставил ее сесть, положив руки ей на плечи. Он подержал их там с минуту.

– Джозеф присоединится к нам после обеда, – сказал он. – Я не думаю, что он нам нужен за столом. Он вернулся на свое место и, словно ничего не случилось, начал беседовать с Хильдебрандом. Если бы его попросили решить вопрос беспри-страстно, Хильдебранд подал бы свой голос против включения котенка в число обедающих, но видя напротив себя мрачное лицо Аманды, было невозможно оставаться беспристрастным. Опустив глаза, она кусала свою хорошенькую губку, ее щеки пыла-ли, и эти признаки раздражения заставляли поведение сэра Гарета выглядеть тираническим. Однако он видел, как его сестры вели себя точно так же, когда им не удавалось сделать по-своему, и подумал, что возможно, она успокоится насчет своего котенка, если не обращать на нее внимания, и он решительно отвел от нее глаза и стал слушать сэра Гарета. Тем временем Аманда, отвергнув суп, боролась со своими эмоциями. Мистер Росс был совершенно прав, решив, что ее резко вернули к неприятной реальности. Пока . – слушала его восхитительные истории о королеве Екатерине, она забыла, что ожидает ее в будущем. Голос сэра Гарета напомнил ей об этом, и вся бедственность ее положения нахлынула на нее с такой силой, что она почти разрыдалась. Горькое чувство крушения всех надежд овладело ею, и тот факт, что сэр Гарет, виновник всего, был так же добродушен, как всегда, не успокаивал ее. Ее очень сердило, когда с ней обращались, словно с ребенком, неприятности которого тривиальны и скоро будут забыты; и замеченный Хильдебрандом взгляд, которым она его наградила, был действительно злым. Она подумала было отказаться от обе-да, но обнаружила, к своей пущей досаде, что подчиняется этому приятно сказанному, но решительному приказу. Она не совсем понимала, почему, но казалось невозможным поступить иначе. Потом он не разрешил ей принести ее любимого маленького котенка, заподозрив, что она снова собирается удрать. Поскольку у нее и вправду не было такого намерения, это показалось ей верхом несправедливости и переполнило чашу ее горестей. А теперь вместо того, чтобы загладить обиду, убеждая ее съесть суп и уговаривая ее добрыми словами, как это наверняка сделал бы дедушка, он совершенно не обращает на нее внимания, а вместо этого разговаривает с мистером Россом. Это было обращение, к какому она совершенно не привыкла, ведь хотя Нейл и не пытался никогда уговаривать ее, когда она была раздражена, его методы обращения с ней до сих пор не включали остракизм. Чувство, что с ней плохо обращаются, росло. Даже будущего драматурга, который казался таким чувствительным, нисколько не заботило, ест ли она то, что перед ней, или умирает от голода. Он рассказывал сэру Гарету о своей лошади, которую подарил ему на день рождения отец. Благородное животное сейчас стояло в конюшне при «Белом льве», ведь он едет в Ладлоу верхом, это гораздо приятнее набитого дилижанса; сэр Гарет согласен с этим? Его маме не очень понравилось, когда он отправился совсем один, но отец прекрасно понял, что человеку хочется свободно ехать, куда пожелает, когда он наслаждается большими каникулами. Он – лучший из отцов, совсем не как некоторые другие, каких иногда встре-чаешь, которые всегда находят в тебе недостатки или устраивают скандал только из-за того, что сын неделю-другую не писал домой. Какой сэр Гарет отвратительный, думала Аман-да, поощряет юного мистера Росса совершенно забыть о ней! Это все одно: несомненно, он так приятно себя ведет, просто чтобы обезоружить ее на слу-чай, если она попытается завербовать мистера Росса в качестве союзника. Именно это он сделал в Уайтхорн Фарм, настроив против нее даже доброго мистера Нинфилда и вынудив его поверить всей этой возмутительной лжи, которую изрекал. Но мистер Росс не забыл о ней. Он исподтишка за ней наблюдал, а теперь рискнул повернуться и улыбнуться ей. Она улыбнулась в ответ, но так душераздирающе, что он пришел к убеждению о наличии чего-то очень неладного. После обеда она стала гораздо бодрее, потому что ее строгий опекун разрешил принести в кофейную Джозефа, и после того, как Джозефа угостили порцией рубленого цыпленка, он очень любезно развлекал компанию, занявшись длительной партизанской войной с шариком из мятой бумаги. В середине этого развлечения вошел Троттон за окончательными указаниями, которые хозяин мог бы пожелать дать ему, и пока сэр Гарет с ним разговаривал, мистер Росс воспользовался возможностью, чтобы прошептать:

– Простите, но… что-нибудь не в порядке? Его страхи немедленно подтвердились. Глаза Аманды метнулись в сторону сэра Гарета, ярко показывая ее страх перед ним, и она прошептала в ответ:

– Все! Тсс! Он послушно молчал, но решил продолжить выяснение, как только сэр Гарет даст ему возможность поговорить с ней наедине. К несчастью, сэр Гарет не дал ему такой возможности и очень скоро разбил его надежды, закончив вечер рано. Он сказал, что поскольку у нее был длинный и утомительный день и другой такой же будет завтра, Аманда должна вовремя отправиться в постель.

– Но я не хочу идти спать, я нискольько не хочу спать! – возразила Аманда.

– Я уверен, что не хотите, но я хочу, и вы можете заметить, что и Джозеф тоже, – ответил сэр Гарет. Очень выразительный взгляд, которым она обменялась с мистером Россом, нехотно поднимаясь со стула, предназначен был для выражения ее мнения о персонах, которые отправляют ее в постель, словно она младенец, но он воспринял его как призыв на помощь, и его рыцарские чувства воспламенились. Сэр Гарет, веселый наблюдатель этой сцены, решил, что пора поставить точку. Если этот романтичный и впечатлительный юнец еще побудет с Амандой, казалось возможным, что его поход будет испорчен жестоким приступом несчастной телячьей любви, а это было бы довольно скверно, ибо он выглядел как раз таким сверхчувствительным мальчиком, которого это серьезно бы расстроило. Поэтому сэр Гарет приятно, но строго пожелал ему спокойной ночи, пожав ему руку и сообщив, что лучше назвать это прощанием, поскольку он и Аманда оставят Кимболтон очень рано утром. После этого он безжалостно увел Аманду. Мистеру Россу, решившему назначить тайное свидание с этой расстроенной девицей, пришла в голову счастливая идея подсунуть записку под дверь ее спальни, но внезапно он осознал, что не имеет ни малейшего понятия, какая комната ей предоставлена. Единственным способом узнать это было отправиться наверх самому, словно он шел спать, и внимательно прислушиваться у всех дверей, пытаясь уловить звук, который выдал бы ее точное местопребывание. Он был совершенно уверен, что она будет разговаривать с Джозефом, готовясь ко сну, и с этой надеждой он также взобрался по лестнице.

XII

Добравшись до квадратной площадки в конце лестницы, он обнаружил, что найти комнату Аманды будет проще, чем он боялся. Он услышал звук ее голоса из коридора, ведущего к площадке в конце дома, и было очевидно, что вместо того, чтобы отправиться в постель немедленно, она задержала сэра Гарета пылким спором.

– Вы не имеете никакого права заставлять меня ехать с вами!

– Очень хорошо: я не имею права, но тем не менее вы поедете со мной, – ответил сэр Гарет довольно устало. – Ради всего святого, хватит спорить и идите спать, Аманда! Хильдебранд колебался. По всем канонам своего воспитания он или должен был дать знать о своем присутствии, или уйти. Он уже почти начал на цыпочках спускаться с лестницы, когда ему пришло в голову, что такое щепетильное понятие о чести в данном случае может воспрепятствовать возможности спасти Аманду. Он остался на месте, чувствуя себя, правда, не очень уютно, но вполне убежденный, что по крайней мере Аманда не воспротивилась бы его подслушиванию. Следующие ее слова почти вызвали слезы сочувствия в его глазах.

– О, если бы у вас было сердце, вы отпустили бы меня! – трагично произнесла она. По смеху, который сопровождал этот страстный взрыв, можно было понять, что сэр Гарет нисколько не тронут.

– Это великолепная реплика, и очень убедительно произнесенная, – одобрил он. – Теперь вы должны опустить занавес из страха, что спадет напряжение! Вам что-нибудь нужно на ночь? Она не обратила на это внимания, но сказала голосом, дрожащим от обиды: