– На вашем месте я бы о нем забыл, ведь он определенно не стоит, чтобы его помнили. Но это неразумно, дитя мое, позволять незнакомцам убегать с вами, какими бы старыми и респектабельными они вам ни казались.

– Вот как! – воскликнула она. – А когда вы заставляли меня ехать с вами, как только я вас встретила, и хотела бы я, чтобы этого не случилось, потому что хотя вы совсем старый, мне совершенно ясно, что вы нисколько не респектабельный, а напротив, обманщик, и совсем такой же отвратительный, как мистер Тиль!

Он засмеялся.

– Меткий удар, Аманда! – признал он. – Но какой бы я ни был отвратительный, я, по крайней мере, не так толст, как мистер Тиль!

– Нет, – уступила она. – Но вы позволили себе гораздо больше!

– Неужели?

– Да, позволили! Ведь когда вы рассказывали миссис Нинфилд эти выдумки про меня, вы сделали так, что это было похоже на правду, а потом, когда вы сказали правду, вы заставили ее звучать, словно ложь! Это было… это было подлой игрой!

Ему было забавно, но он сказал:

– Я знаю. Правда, так некрасиво с моей стороны, и я совершенно искренне вам сочувствую. Это должно быть очень неприятно, когда тебе платят той же монетой. И ужасно то, что я ощущаю, как быстро это входит у меня в привычку. Я уже придумал еще одну правдоподобную ложь про вас, если вы соберетесь и дальше отрицать, что вы моя подопечная.

– Я думаю, вы просто отвратительны, – горячо произнесла она. – И если вы немедленно не скажете мне, куда мы едем, я выпрыгну из вашей ужасной коляски и, вполне возможно, сломаю ногу. Тогда вы пожалеете!

– Да, конечно, это должно быть немного утомительным – быть вынужденным везти вас в Лондон с ногой в шине, но, с другой стороны, вы не сможете снова от меня убежать, не так ли?

– Лондон? – воскликнула она, игнорируя остальное.

– Да, Лондон. Однако мы собираемся переночевать в Кимболтоне.

– Нет! Нет! Я не поеду с вами! Он уловил нотку паники и тотчас же сказал:

– Я везу вас в дом моей сестры, поэтому не будьте гусыней, Аманда! Паника улеглась, но она снова и снова уверяла, что не поедет с ним, и нисколько не смирилась со своей судьбой, когда он сказал, что там она познакомится с его племянниками и племянницами. У нее было довольно ясное представление, что будет дальше. Миссис Уэтерби будет обращаться с ней, словно она скверный ребенок; ее отправят в классную комнату, где гувернантка получит указание не спускать с нее глаз; сэр Гарет узнает от Нейла ее фамилию; и она с позором будет доставлена домой, потерпев неудачу как в достижении своей цели, так и в доказательстве дедушке, что она совершенно взрослая и способная женщина. Глубочайшее уныние охватило ее душу. Сэр Гарет намерен не давать ей ни малейшей возможности удрать от него во второй раз, а если и удастся, опыт научил ее, что очень мало смысла в бегстве, если не знаешь определенно, куда бежать. Она чувствовала себя побежденной, усталой и очень оби-женной; и всю остальную дорогу отказывалась даже рот открыть. В Кимболтоне был всего один постоялый двор, и это было маленькое и старомодное строение. Он не обещал какого-либо необыкновенного удобства, но обладал одной чертой, мгновенно расположившей сэра Гарета в его пользу. Подъехав к передней двери и осмотрев его критическим взглядом, он увидел, что все окна имеют мелкий оконный переплет. Это обстоятельство решило для него проблему, занимавшую его мысли несколько миль. Сэр Гарет не забыл историю с вязом. Хозяин, с первого взгляда узнав в неожиданных гостях знать, был весь угодливость и вежливость; и если сначала он подумал, что со стороны такого заметного джентльмена, как сэр Гарет, странно везти свою подопечную в путешествие в открытой коляске и без горничной, очень скоро он выбросил всякие недостойные подозрения из головы. В поведении сэра Гарета ничто не указывало на любовника, а что касается юной леди, у нее, похоже, был приступ уныния. Аманда не пыталсь отрицать, что она подопечная сэра Гарета. Как бы мало ни знала она о жизни, она хорошо осознавала неприличие своего положения, будучи тщательно инструктирована о правилах, руководящих поведением молодых дам в обществе. Было позволительно, хотя и слегка смело, ехать с сэром Гаретом в открытой коляске; поездку с мистером Тилем в закрытом экипаже тетя Аделаида заклеймила бы как фривольность, в то время, как появиться в гостинице в обществе джентльмена, абсолютно не являющегося ее родственником, – поступок настолько предосудительный, что превосходит всякие границы. Аманда принимала это как само собой разумеющееся, но совершенно не была смущена своим затруднительным положением. Ни одно из смутных ощущений тревоги, которые охватили ее в экипаже мистера Тиля, не возникло в ней; и ей ни на мгновение не пришло в голову, что сэру Гарету, каким бы он ни был отвратительным, нельзя полностью довсрять. Впервые столкнувшись с ним, она была удивлена узнав, что такой очаровательный и представительный человек может быть дядей; теперь она вряд ли удивилась бы, открыв, что он двоюродный дедушка; и ощущала в его обществе не больше gene* (смущение (фр.) – прим. перев.), чем если бы он был ее дедушкой. Однако в глубине души она знала, что ее личное мнение – а именно, что его присутствие не только не вредит ее репутации, но придает всему приключению унылую респектабельность, – не будет разделено вульгарным большинством, поэтому она промолчала, когда он говорил с хозяином о своей подопечной, но воспользовалась первой подвернувшейся возможностью указать ему на ужасное неприличие его поведения. Являя собой картину оскорбленной добродетели, она объявила с большим удовольствием, что теперь погублена. Сэр Гарет ответил, что она забывает о Джозефе, и посоветовал ей вместо того, чтобы говорить чепуху, не позволять своему приятелю затачивать крошечные коготки о полированную ножку кресла. После такой бессердечной дерзости только и следовало ожидать, что сопровождая своего покровителя вниз в кофейню, Аманда сделала это с видом христианской мученицы. Хозяин рассыпался в извинениях за невозможность предоставить сэру Гарету отдельную гостиную. Единственная, имеющаяся в «Белом льве», была уже занята пожилым джентльменом, страдающим подагрой, и хотя хозяин явно считал, что сэр Гарет более ее достоин, он сомневался, разделит ли джентльмен с подагрой его точку зрения. Но сэр Гарет, хотя и рассудительно заглушил внезапную заботу Аманды о ее девичьей скромности, гораздо лучше осознавал опасность ее положения, чем она, и не хотел добавлять к ненормальности этого путешествия обед с ней в отдельном зале. Хозяин, обрадованный такой его сговорчивостью, заверил, что все возможное внимание будет приложено для обеспечения его комфорта, и добавил, что поскольку в гостинице есть еще только один гость – очень спокойный молодой джентльмен, он может не опасаться, что его подопечная окажется в шумном обществе. Кофейная комната была приятным помещением с низким потолком, меблированная длинным столом, множеством стульев и массивным буфетом. Проем окна был заполнен мягким сиденьем, которое, когда в комнату вошли сэр Гарет и Аманда, было занято спокойным молодым джентльменом, читающим книгу при угасающем свете дня. Он не сразу поднял глаза от книги, но когда сэр Гарет попросил официанта принести ему стакан шерри, взглянул на них и, заметив Аманду, повидимому, впал в транс.

– И лимонад для леди, – не задумываясь, добавил сэр Гарет. Ему быстро пришлось осознать, что он совершил ужасное безрассудство. Аманду можно было заставить признать, что он ее опекун, но она не собиралась покориться такому деспотическому обращению.

– Спасибо, я не хочу лимонада, – сказала она. – Я выпью стакан шерри. Губы сэра Гарета дрогнули. Он встретил понимающий взгляд официанта и кратко приказал:

– Ратафия.

Аманда, к этому времени обнаружившая присутствие спокойного молодого джентльмена, решила, что благоразумнее воздержаться от дальнейших споров и погрузилась в уныние. Спокойный молодой человек, забыв про книгу, продолжал пристально глядеть на ее прелестный профиль с выражением трепетного преклонения. Сэру Гарету, тоже заметившему его присутствие, таким образом представилась возможность не спеша разглядеть его. Обычно он бы не посчитал необходимым обращать много внимания на случайно встреченного путешественника, но короткое знакомство с Амандой научило его, что эта гибельно поверяющая свои секреты девица не поколеблется использовать любого подходящего незнакомца в своих интересах. Но то, что он увидел, его удовлетворило. Спокойный молодой джентльмен, которому он дал бы, возможно, лет восемнадцать или девятнадцать, был изящным юношей, с алыми щеками, чувственным ртом и в костюме для верховой езды, покрой кото-рого, не поднимаясь до высот, достигнутых Уэсто-ном или Шульцем, или Швейцером и Давидсоном, рекламировал искусство надежного провинциального портного. Некоторые амбиции выдавал жилет такого смелого рисунка, какой наверняка мог бы прийтись по вкусу студенту Оксфорда или Кембриджа; и вычурно, хотя и не совсем удачно завязанный галстук точно напоминал попытки мистера Лея Уэтерби скопироваать разные стили, излюбленные его дядей-коринфянином. Словно ощутив испытующий взгляд сэра Гарета, юноша отвел свой восхищенный взор от Аманды и взглянул на него, слегка покраснев, когда понял, что за ним наблюдают. Сэр Гарет улыбнулся ему и обратился с какой-то банальностью. Он ответил, слегка заикаясь от смущения, но достойно, и подтвердил оценку сэром Гаретом его положения. Приятный, с хорошими манерами, хорошо воспитанный, но мало жизненного опыта, решил сэр Гарет. Слишком молод, чтобы показаться Аманде подходящим на роль потенциального спасителя, но может пригодиться, чтобы заставить ее забыть свои обиды, думал он. Во всяком случае, поскольку скоро он будет сидеть с ними за одним столом, нельзя его игнорировать. Через несколько минут молодой джентльмен, оставив свое чтение, присоединился к соседям по гостинице около пустого камина в центре комнаты и непринужденно болтал с новыми знакомыми. Сэр Гарет сначала показался ему довольно-таки пугающим и, очевидно, модным человеком, возможно (если судить по его начищенным до блеска высоким сапогам), занимающим высокое положение, но вскоре юноша обнаружил, что он совсем не чванливый, но напротив, очень приветливый и ободряющий. Задолго до тего, как стол был накрыт, юный джентльмен сообщил, что его имя Хильдебранд Росс, что дом его в Саффолке, где, как понял сэр Гарет, его отец был сквайром в деревне неподалеку от Стоумаркета. Он окончил Винчестер и в настоящее время учился в Кембридже. У него было несколько сестер, все старше его, но ни одного брата; и было нетрудно догадаться, что он был одновременно и надеждой, и любимцем дома. Он рассказал сэру Гарету, что едет в Ладлоу, где собирается присоединиться к компании друзей по колледжу, путешествующих пешком по Уэльсу. Он собирался провести ночь в Веллингборо, но его привлек в «Белого льва» его древний вид: не думает ли сэр Гарет, что по всей вероятности, гостиница стояла здесь совсем как сегодня, когда королеву Екатерину заточили в тюрьму в Кимболтоне? Этот вопрос не мог не привлечь внимания Аманды, и она временно оставила свою роль страдающей невинности, чтобы потребовать дальнейших разъяснений. В восторге как от возможности изложить то, что, казалось, было его любимым предметом, так и от беседы с самым ослепительно красивым существом, какое он когда-либо созерцал, мистер Росс с энтузиазмом повернулся к ней. Сэр Гарет, полный благодарности за избавление в конце утомительного дня от необходимости развлекать свою подопечную, уклонился от разговора, спокойно наслаждаясь шерри и слушая, слегка забавляясь, серьезные рассуждения мистера Росса. Похоже, мистер Росс был романтически настроенным юношей, сильно увлекающимся историей. Он считал, что в разводе и смерти королевы Екатерины Арагонской есть многообещающий материал для драматической трагедии в белых стихах. Только не чувствует ли Аманда, что было бы самонадеянностью для поэта меньшего таланта, следовать по лопам Шекспира? Да (при этом он вспыхнул), его мечта – вступить на литературную стезю. В сущноти, он уже написал множество стихов. О нет! Не опубликованы! Просто беглые отрывки, написанные, когда он был еще совсем молодым, и он бы устыдился увидеть их напечатанными. Он скорее думает, что у него талант к драме: по крайней мере (вспыхивая еще ярче), один-два понимающих челоека были достаточно добры сказать ему об этом. Признаться, он уже написал короткую пьесу, еще когда учился в Винчестере, которая была разыграна несколькими учениками шестого класса. Конечно, просто школьный пустяк, но одну из ситуаций сочли сильной, и ему кажется, там было несколько эпизодов, не совсем заслуживающих презрения. Но должно быть, он выглядит хвастуном! Ободренный на этот счет, он признался, что давно лелеял мечту написать трагическую драму о королеве Екатерине, но до сих пор откладывал этот мысел, боясь, пока не набрался опыта и знания света, что может не справиться с этой темой. Теперь, похоже, время пришло, и вид Кимболтона, где, как конечно известно Аманде, несчастная королева умерла, вызвал у него одну-две хорошие идеи. Аманда, которая никогда до сих пор не встречала писателя, тем более драматическогр поэта, была поражена. Она просила мистера Росса рассказывать дальше, и мистер Росс, заикаясь от смеси застенчивости и удовольствия, сказал, если она уверена, что не сочтет его скучнейшим на свете, он очень высоко оценит ее мнение о своей пьесе, как он ее сейчас себе представляет. Сэр Гарет, удобно развалившись в глубоком кресле, скрестив свои красивые и прекрасно обутые ноги, наблюдал за ними с улыбкой, спрятанной в глубине глаз. Привлекательная пара детей: мальчик немного застенчив и, очевидно, ослеплен, девочка совершенно свободна от всякой застенчивости и достаточно хорошенькая, чтобы вскружить куда более стойкие головы, чем у молодого Росса. Она оказывала на него такое же впечатление, как на Джо Нинфилда, но не сможет нанести большого ущерба его сердцу в один вечер. Что же до пьесы растущего драматурга, казалось неясным, будет ли это хроника, начинающаяся свадьбой Екатерины и принца Артура (потому что это была бы превосходная сцена), и представление, по немому расчету сэра Гарета, по крайней мере три вечера, или коротким, но гораздо более мрачным произведением, начинающимся с развода и кончающимся вскрытием трупа. К тому времени, когда был накрыт стол, юная пара, быстро достигнув уютного состояния близости, была поглощена жаркой беседой. Мистер Росс с захватывающими подробностями рассказал Аманде историю о вынутом сердце Екатерины, настолько почерневшем, что бальзамировщик, как ни старался, не мог его отмыть. И тогда он разрезал сердце надвое, и вот! – оно было черным насквозь, и безымянное Нечто вцепилось в него так крепко, что что его не смогли вырвать. Аманда слушала эту ужасную историю, все больше и больше округляя глаза, и с энтузиазмом оценила ее очень высоко. Мистер Росс сказал, что и на него это произвело очень сильное впечатление, но он сомневается, окажется ли эта цена подходящей для представления. Аманда не идела здесь никаких сложностей. Вскрытие, естественно, будет проведено на манекене, и губка, хорошенько вымоченная в смоле, окажется превосходным сердцем. Она была убеждена, что ни один драматург никогда еще не додумывался до такой великолепной и оригинальной финальной сцены. Но мистер Росс, допуская великолепие и оригинальость, был склонен сомневаться, понравится ли это публике. В этом месте сэр Гарет, завидно владевший собой, поймал изумленный взгляд официанта и разразился смехом. Когда два испуганных лица повер-щись в его сторону, он встал, произнеся: