Анна Альварес - Мудрость любви

«Я не нуждалась в них, убегала, и они ослабели от забот и трудов и умерли», – повторяла она, и слёзы подступали у неё к глазам, пока не полились нескончаемым потоком. Она плакала и никак не могла остановиться. Ей было жаль себя, а главное, своих родителей.

– Простите меня, простите, – шептала она им.

Вечером, когда её никто не мог увидеть, она брала в конюшне какую-нибудь лошадь и отправлялась проехаться, ей необходимы были движение, веяние ветра, шелест листьев. Она не торопила лошадь, та шла шагом, и однажды к ней присоединились ещё два всадника, и Ирис без всякого страха признала в них своих отца и мать.

– Вы простили меня? – спросила она. – Вы ко мне вернулись?

– Мы всегда были с тобой, – отвечала мать. – Только ты нас не замечала, потому что мы не были тебе нужны. Но теперь ты просишь у нас помощи, и мы готовы помочь тебе, доченька!

Ирис снова заплакала, так она была счастлива оттого, что не одна на этом свете.        

– Если ты будешь любить других, то никогда не будешь одинокой, – словно прочитав мысли Ирис, сказала мать, а отец только одобрительно кивал каждому её слову. – Видишь, мы при жизни любили друг друга и не разлучились и после смерти. Одиночество – это когда думаешь только о себе. Тогда ты и остаёшься одна. Ведь ты же никого к себе не подпускаешь, видишь только себя, чувствуешь только себя, вот ты и одна на свете. А когда любишь... – мать тихонько засмеялась, – когда любишь, ты всё время видишь своих любимых – близко ли они, далеко ли, они всегда с тобой. Ты беспокоишься о них, ты им мысленно помогаешь, распутываешь их проблемы, и ты никогда не одна.

– Неужели это так просто? – поразилась Ирис.

– Очень просто, – отвечала мать, – только нужно не жалеть себя и отдать другим своё сердце.

– Но разве я не люблю Педру? – спросила Ирис. – Я же только о нём и думаю.

Мать снова тихонько засмеялась:

– Да, ты думаешь о нём, это правда. Но думаешь о нём не с любовью. Ты же злишься на него. Постоянно в чём-то винишь его. Всё делаешь ему наперекор. Ты охотишься за ним, как за добычей. Хочешь поймать, запереть в клетку и хвастаться перед всеми: видали, какого я поймала? Вам не удалось, а мне удалось. Я – самая удачливая из охотниц. Тебе хочется восторжествовать над теми, к кому он привязан, и над ним тоже.

Ирис опустила голову, ей нечего было возразить.

– Когда в твоём сердце вспыхнет великое сострадание и желание делать добро другим, тогда это будет любовью. Мы молимся за тебя, доченька, и вот увидишь, Господь тебе поможет.

С этих пор Ирис с нетерпением ждала вечера, чтобы отправиться на прогулку. Иногда всадники сразу присоединялись к ней, иногда вообще не приезжали, иногда она разговаривала с отцом или матерью, иногда они все втроём ехали молча.

Сколько дней прошло с тех пор, как Ирис переселилась в конюшню, она бы не могла сказать, но ей казалось, что целая вечность. Урагану понемногу становилось лучше, и когда Синтия впервые сказала ей об этом, словно горячая волна обожгла сердце Ирис. Неужели? Неужели она отстояла его у болезни?    

И почему-то сразу подумала о Камиле. Вот и Элена точно так же каждый день боролась за своего ребенка. Если Ирис сама стала словно бы больным Ураганом, что же должна чувствовать мать, которая пытается вырвать своё дитя из цепких лап смерти?!

И снова к глазам Ирис подступили слёзы, и снова она оплакивала своё бесчувствие и жестокосердие. А вечером мать сказала ей с нежностью:

– Твоё сердце учится любить, моя девочка, не бойся боли, она залог счастья.

Ирис плакала, плакала, вспоминая всех своих близких, и казалось, не будет конца её слезам.

Но настал день, когда она, проделав, как обычно, утренний туалет Урагану, убедилась, что он совсем неплохо себя чувствует.

– Сегодня я поеду к Камиле в город, – тихонько сказала она. – Тебе придётся меня подождать.

Ураган заржал, соглашаясь. Его уже выводили, и он охотно гулял шагом по дорожкам.

Ирис медленно вошла в дом, остановилась у зеркала. Оттуда на неё смотрела совсем другая девушка – с тонкими чертами лица, и в этом лице было что-то нежное и вдохновенное.

– Наверное, я сумею теперь спасти Камилу, – сказала она сама себе. – За это время я столько всего поняла!

Она привела себя в порядок и пошла в гараж. Её машина стояла с полным баком, готовая к длительной поездке. Ирис села за руль и поехала. Она словно вернулась из далёкого путешествия и с любопытством смотрела вокруг, узнавая привычное и не узнавая его.

Сначала она поехала в лабораторию и сдала пробу. А потом уже – в больницу к Камиле. Она прекрасно помнила бокс, в котором лежала больная, легко нашла его, но Камилы там не было. Ирис просто не поверила своим глазам. Она знала, что должна была увидеть Камилу, помириться с ней и спасти её. И после этого всё у всех будет хорошо.

Но в боксе лежала совсем другая девушка. Очень бледная, очень грустная.

– Меня зовут Марсела, – сказала она.

– А где Камила? – спросила Ирис и вдруг почувствовала, что сердце у неё остановилось от ужаса: неужели?.. Неужели она опять опоздала?

– Камилу выписали, – отозвалась девушка. – Она дома.

– Выздоровела? – переводя дух, спросила Ирис.

– Нет ещё, но не теряет надежды.

– А ты, похоже, её потеряла? – спросила Ирис, она словно прочла всю историю этой бедняжки.

На глазах Марселы показались слёзы.

– Нет, я не хочу умереть, но верить в то, что выздоровлю, тоже не могу. Папа собирался приехать, но сегодня не успевает – приедет завтра. Он постоянно в разъездах, у него очень много работы, я лежу целыми днями одна, и меня одолевают печальные мысли.      

– Я буду приходить к тебе, и мы будем с тобой болтать. Знаешь, я выходила своего коня, он у меня скоро будет бегать, и ты побежишь, как жеребёнок. А на лошади ты умеешь ездить?

– Нет, – ответила Марсела и улыбнулась. Сама мысль о том, что она, такая больная, может ездить на лошади, показалась ей забавной.

– Ну, вот видишь, буду тебя учить! Лошади – они хорошие, ты с ними подружишься.

Ирис так интересно стала рассказывать о лошадях, что Марсела заслушалась, и потом, когда Ирис уже ушла, всё вспоминала рыжую лошадку, которая никак не хотела ходить под седлом, пока не нашла себе хозяина, а того уж слушалась беспрекословно и даже спасла ему жизнь, когда они заблудились в тумане в горах, и она всё-таки отыскала дорогу к деревне.

– Завтра ко мне придут папа и Ирис, – прошептала Марсела перед сном, и ей захотелось, чтобы утро наступило поскорее.

На конном заводе узнавали и не узнавали Ирис. Никто вроде бы не терял её из виду. Марта приносила еду, Жувенал и Северину – солому и овёс для Урагана. Правда, никто с ней всё это время не разговаривал по приказу Педру, и она долгие месяцы жила как отшельница, но вышла на свет Божий с поправившимся Ураганом и сама словно бы тоже выздоровела. У неё был совершенно другой взгляд, другой голос, она стала спокойной и молчаливой, как будто бы повзрослела и помудрела, и в ней появилось что-то, что вызывало уважение.

Даже Педру внутренне ахнул, увидев перед собой Ирис, которая внимательно и просто посмотрела на него, сказала: «Давно не виделись, Педру!» – и прошла мимо.

Он и сам не понял, что с ней случилось, но, видимо, эти долгие месяцы пошли ей на пользу.

– Синтия, ты заметила, как Ирис переменилась? – не мог не спросить Педру, увидев ветеринаршу.

– Если уж ты это заметил, значит, переменилась всерьёз, – ответила Синтия.

– Нет, я правду тебе говорю. – Педру не мог скрыть своего удивления.

– И я тебе тоже, – в тон ему ответила Синтия. Может быть, Синтия единственная из всех видела, что происходило с Ирис, как-никак она каждый день навещала Урагана. Она видела, как Ирис плакала, как болела, как металась во сне, и понимала, что та переживает серьёзный душевный кризис. Теперь же из горнила страданий вышла какая-то новая Ирис, которая пока тоже не знала сама себя, но у которой было желание жить совсем по-другому.

– Посмотри-ка на мою фазенду, – предложил Педру, доставая фотографии. – Может, соблазнишься?

Синтия с любопытством рассматривала уютный дом в небольшом леске на фоне гор.

– Места там сказочные, – не мог не похвастаться Педру. – Я туда перевёл уже двадцать самых лучших лошадей. Ты даже не представляешь, до чего там здорово!

– Ты уже сказал Алме, что уходишь? – спросила Синтия.

– Конечно. Элена вот-вот родит, узнаю, будет ли совместимость, и поеду. Думаю, за это время управляющий на моё место найдётся. А ты не надумала со мной?

– Нет, Педру, не надумала. Мы с тобой оба слишком независимы и никогда со своей независимостью не расстанемся. Почему ты не смог жить с Эленой, хоть и любил её? Почему не ужился с Силвией? Потому что больше всего дорожишь свободой. Ты должен знать, что в любой миг можешь поехать покупать лошадей и вернуться через неделю, или через год, или через два. Тебе нужна жена, которая будет ждать тебя без злобы и обиды, поддерживать хозяйство и встречать тебя улыбкой, когда бы ты ни пришёл.

– Но ты же именно такая, Синтия, ты же не умеешь повисать на шее! – с убеждением сказал Педру.

– Вот именно, что я совершенно такая же, как ты, Педру, и тоже люблю уходить на год или на два. Сейчас моя очередь уходить.

Педру только покрутил головой и ещё раз удивился тому, как изменилась Ирис.

Изменений за это время произошло много. Причём самых неожиданных. Ирис узнавала о них с большим изумлением, чувствуя себя так, словно вернулась с другой планеты. После того как она столько времени провела вдали от людей, ей хотелось вернуться к ним и вернуть расположение к себе. Совсем по-иному думала она теперь об Элене, Камиле, Алме, Мигеле. Она чувствовала, что все они совсем небезразличные для неё люди, и горевала, что каждому из них доставила немало неприятных минут. Она делала это по недомыслию, не видя того сложного узора, который всякий раз выплетает жизнь, стремясь предусмотреть в нём новые возможности для каждого. Теперь, когда Ирис до глубины прочувствовала, что такое болезнь, она поняла и Камилу, в другом свете увидела поступки Элены, и в её сердце вновь загорелась та любов-восхищение, любов-обожание, которую она испытывала к своей старшей сестре. «Кто бы был способен на такое самопожертвование?» – думала Ирис, теперь уже понимая, что прежде чем окончательно примириться с Эленой, ей нужно сначала примириться с Камилой.