— Кто-нибудь из стражи фараона ездит с ним на колеснице?

— Нет, Джедеф, — сказал Сеннефер, — могущественный монарх, посвятивший жизнь Египту, не считает нужным защищать себя от своих подданных в своей же стране.

— Я думаю, Сеннефер, если наши предположения оправдаются, опасность подстерегает правителя в лощине смерти. Там длинная безлюдная дорога… Предатели скорее всего нападут именно там.

Тяжело вздохнув, Сеннефер спросил:

— Что же нам делать?

— У нас две цели, — ответил Джедеф. — Первая: предупредить фараона об опасности. Вторая: схватить предателей.

— А что, если среди них окажутся принцы?

— Да пусть хоть сам наследник престола!

— Нам не следует полагаться на стражу наследного принца…

— Мудро, Сеннефер, — согласился Джедеф. — Она нам и не потребуется, ибо у нас есть отважная армия, каждый солдат которой не колеблясь отдаст свою жизнь за нашего повелителя.

Лицо Сеннефера посветлело.

— Так призовем же нашу армию!

Молодой командующий положил свою ладонь на плечо усердного заместителя.

— Армию нельзя использовать для таких целей. Только для сражения с другой армией, — сказал он. — Наш враг, если мы не ошибаемся, — небольшая группа заговорщиков, которая, строя свои коварные козни, прикрывается ночной тьмой. Необходимо подкараулить их и нанести им сокрушающий удар, прежде чем они успеют атаковать нас.

— Но, командующий, может быть, сначала лучше предупредить фараона?

— Это плохая мысль, Сеннефер, — возразил Джедеф. — У нас ведь нет прямых доказательств ужасной измены — одни лишь сомнения, а они могут оказаться пустыми. Сейчас мы не можем рассказать фараону о делах его собственного сына — наследника!

— Так что же нам все-таки делать? — в тревоге воскликнул Сеннефер.

— Мне кажется, лучше всего выбрать несколько десятков офицеров из числа тех, в чьем бесстрашии мы оба уверены, — сказал Джедеф. — Мы рассредоточимся и спрячемся в лощине смерти. Там, сохраняя бдительность и будучи настороже, устроим засаду. Все, не будем терять времени! Мы должны опередить заговорщиков, чтобы увидеть их прежде, чем они заметят нас.

В подтверждение своих слов молодой командующий начал действовать быстро и решительно. Но, несмотря на важность того, что ему предстояло сделать, он не мог забыть о своей матери. Вернувшись в дом, он отвел Руджедет в покои Нафы, поручив его жене Мане позаботиться о ней. Затем юноша вернулся к поджидавшему его Сеннеферу, и они отправились в военный лагерь у стен Мемфиса. По дороге Джедеф продолжал размышлять: «Теперь я понимаю, почему принц приказал мне ожидать его распоряжений на рассвете. Он решил убить отца! Если бы Хафре удалось добиться своей цели, он хотел бы, чтобы я тайком перебросил армию в столицу и покончил с дворцовыми стражами, верными соратниками фараона Хемиуном, Мирабу, Арбу и всеми остальными из ближайшего окружения. После этого никто не смог бы помешать ему в осуществлении коварного замысла — Хафра объявит себя фараоном. Какое гнусное предательство!.. Нет никаких сомнений в том, что принц больше не может ждать. Но неужели он не понимает, что своим злодеянием разрушит свои же надежды, когда до их исполнения осталось так немного времени… Однако суждено ли сбыться нашим подозрениям или мы заблуждаемся?»

34

Ночь еще не отдавала свою власть, но над Нилом уже забрезжили предрассветные сумерки, на священном плато пирамиды Хуфу слышались крики стражников, звуки рожков и религиозные песнопения жрецов. Дверь пирамиды открылась, и из нее вышли два человека. Затем они закрыли и крепко заперли ее. Фигуры этих людей были закутаны в плотные одеяния, похожие на жреческие. Тот, что был пониже ростом, сказал второму:

— О мой господин, вы совсем перестали щадить себя.

— Мой визирь, — ответил фараон (это был именно Хуфу), — похоже, что чем старше мы становимся, тем больше возвращаемся в детство. Как же мое рвение в этом великом труде напоминает о прежних страстных увлечениях охотой и верховой ездой! Пожалуй, отныне мне следует приложить вдвое больше усилий, Хемиун, ибо от моей жизни осталась совсем малая ее часть. Визирь, воздел руки в молитве.

— Да продлят боги жизнь нашего фараона! — воскликнул он.

— Да ответят боги на твою молитву, прежде чем я закончу свою книгу, — улыбнулся Хуфу.

— Я хочу, — ответил Хемиун, — чтобы нашему повелителю было даровано достойное утешение.

— Нет, о мой визирь, — возразил фараон. — Египет построил храм для упокоения моей души, а я не дал ему ничего, кроме своей смертной жизни.

Они замолчали. Хуфу взошел на свою колесницу, туда же встал старый визирь, взял поводья, и лошади иноходью тронулись с места. Всякий раз, когда они проезжали мимо отряда солдат или группы жрецов, те падали ниц, приветствуя правителя и выражая свое почтение. Лошади перешли на рысь, миновали плато и выбрались за его границы к дороге лощины смерти, что вела к воротам Мемфиса. Тьма ночи еще не рассеялась, и на небе виднелись звезды, сверкавшие так ярко, что можно было подумать, будто они сливались воедино — любящие сердца в своем необъятном величии.

На полпути через долину бессмертия, пока фараон и его визирь ехали, погруженные в спокойные раздумья, их неожиданно напугало громкое ржание. Один из коней, впряженных в колесницу, вдруг встал на дыбы и тут же замертво свалился наземь. Второй жеребец тоже испуганно заржал и остановился. Хуфу и Хемиун, потрясенные, переглянулись. Визирь решил пойти посмотреть, что случилось, но не успел сойти с колесницы. Острая боль пронзила его… Хемиун успел закричать:

— Спасайтесь, ваше величество! Меня ранили!

Хуфу понял, что кто-то убил лошадь, а затем бросился на визиря. Подумав, что это разбойники, он властно выкрикнул:

— Остановитесь, трусы! Кто осмелился поднять руку на фараона?

Тут же Хуфу услышал голос, подобный раскату грома: «Ко мне, Сеннефер!»

Подхватив раненого Хемиуна, фараон посмотрел туда, откуда раздался зов, и увидел силуэт, вылетевший с правой стороны лощины, подобно пущенной из лука стреле. Потом этот же голос снова пророкотал:

— Укройтесь за колесницей, мой господин!

Во тьме Хуфу заметил еще чей-то силуэт, выскочивший с левой обочины дороги. Зазвенели мечи. Две тени яростно сражались, обмениваясь убийственными ударами. Кто-то, поверженный, вдруг взвыл и рухнул на землю — замертво, в том не было никакого сомнения. Но кто же из них погиб, друг или враг? Фараону не пришлось долго терзаться и тревожиться, ибо он услышал, как его спаситель спросил:

— Мой господин, с вами все в порядке?

— Да, о храбрейший, — дрогнувшим голосом ответствовал фараон. — Но мой визирь ранен.

Тут Хуфу услышал звон клинков позади своей колесницы. Быстро обернувшись, он увидел армейский отряд, вовлеченный в ожесточенный поединок. Тот отважный человек, который лишил жизни его несостоявшегося убийцу, присоединился к ним. Слышно было, как падают на землю один за другим убитые. Царь молча наблюдал за сражением.

Перевес в бою был в пользу сторонников фараона. Офицеры побеждали своих противников. Предателей обуял смертельный ужас, когда вдали они увидели всадников, несшихся со священного плато с факелами в руках и именем фараона на устах. Дрожа от страха, заговорщики попытались скрыться, но те, кто бился с ними, были начеку. Они перехватили врагов и пронзили их вероломные сердца мечами, не пощадив никого.

Подъехавшие всадники окружили колесницу фараона, их факелы осветили лощину смерти. Множество тел покрыло дорогу. Были тут и злоумышленники, и те — увы! — кто сложил голову, защищая фараона. Земля жадно впитывала кровь павших в ночной битве.

Командир всадников подошел к колеснице Хуфу. Увидев, что его величество не пострадал, он восславил богов и почтительно опустился на колени.

— Как себя чувствует наш владыка?.

Спускаясь с колесницы, Хуфу поддерживал под руку своего визиря.

— Я цел, благодаря милости богов и отваге твоих людей, о храбрейший, — сказал он и с тревогой спросил: — Но как ты, Хемиун?

— Я жив, мой господин, — слабым голосом ответил визирь. — Меня ранили в предплечье, но это не смертельно. Давайте же все вознесем хвалу Пта, спасшему жизнь фараону.

Хуфу увидел молодого командующего.

— Ты здесь, Джедеф? Ты, наверное, хочешь, чтобы вся моя семья оказалась у тебя в долгу! — воскликнул он.

Юноша поклонился:

— Все мы готовы пожертвовать собой ради нашего повелителя.

— Но как такое могло случиться? — спросил фараон. — Мне кажется, что это произошло не просто так и отнюдь не по удивительному стечению обстоятельств. Я чую измену, планы которой расстроили твои преданность и смелость. Сейчас мы посмотрим на лица убитых. Давайте начнем с того, кто выпустил стрелы, стараясь преградить нам дорогу…

Джедеф, Сеннефер и командир всадников, освещая путь факелами, пошли вперед. Хемиун, едва волоча ноги, следовал за ними. Через несколько шагов, возле павшего царского коня, они обнаружили убийцу, покушавшегося на жизнь фараона. Он лежал ничком — острие копья пронзило левый бок. Он стонал, изнемогая от боли. Царь вздрогнул при звуке этого стона и, подбежав к человеку, перевернул его на спину. Тревожно вглядываясь в его лицо, фараон закричал:

— Хафра… сын мой!

Забыв о своем величии, Хуфу умоляюще смотрел на тех, кто стоял с факелами рядом, взывая о помощи. Вид убитого горем несчастного отца был ужасен. Фараон наклонился над поверженным у его ног принцем и спросил с горестным изумлением:

— Значит, это ты? Ты… сын мой, хотел убить меня? О боги, боги! Но за что? Ты хотел занять престол, не мог дождаться, когда я сам уйду в царство мертвых?..

Голос Хуфу прерывался, страдание сдавило ему грудь… Принц Хафра уже бился в предсмертных судорогах. Он продолжал хрипеть. Тяжкое молчание нависло над всеми стоявшими над телом злодея. Хемиун позабыл о своем раненом плече и грустно поглядывал на Хуфу, который молил богов избавить его от мучений сего страшного момента. Склонившись над умирающим сыном, фараон сам готов был застонать. Противоречивые мысли и чувства боролись в его сердце… Он не мог отвести взгляд от тела престолонаследника, сотрясаемого конвульсиями, но вот последняя искра жизни погасла, и Хафра навеки затих. Первый луч всходившего над лощиной смерти солнца осветил эту ужасную картину.