Этот ответ привел юношу в восторг. Неудержимая страсть овладела им. Он хотел помешать принцессе нацепить бороду — так не хотелось, чтобы ее прелестное лицо исчезло. Джедеф вновь опустился пред ней на колени, в восхищении покрывая поцелуями руку. Наконец, вздохнув, принцесса сказала:

— Да пребудут с тобой боги! — С этими словами она протянула Джедефу рисунок, когда-то запечатлевший ее на берегу Нила.

Потом, приладив кое-как накладную бороду и опустив капюшон, она, вновь приняв обличье посланника наследного принца, быстро откинула полог палатки и исчезла, как дивный мираж в мареве знойной пустыни.

Джедеф поднес портрет к губам. Он еще до конца не верил в то, что сила его любви растопила холодное сердце. Так бывает?

О да! Юноша вышел из палатки. Никаких следов на песке. Ни девичьих, ни лошадиных. И впрямь — мираж, сон. Но нет! Она была здесь, она его любит, она будет молиться за него и ждать!

Возвращение Сеннефера прервало его мечтания. Офицер доложил, что все готово, и Джедеф приказал музыкантам трубить — это был сигнал к выступлению. В лагере сразу началось движение, и первые части отправились в путь. Джедеф поднялся на колесницу командующего, которой управлял Сеннефер.

Старшие офицеры заняли свои места, и их группа проехала в центр отряда. С новым звуком горна колесница Джедефа выдвинулась вперед. За ней следовали три тысячи боевых колесниц, ощетинившихся копьями. Сзади шли пешие войска. Сначала лучники, затем копьеносцы, а далее вооруженные мечами и саблями солдаты. Замыкали шествие громоздкие повозки, нагруженные оружием, провиантом и лекарствами. Их охраняли всадники.

Армия пересекала Аравийскую пустыню, направляясь к великой стене, за которой укрывались племена синайских кочевников.

Под желтым, как песок, небом они катили и катили к Синаю, пока прохладный ветер с Красного моря не долетел к ним, обдувая лица защитников Египта.

Казалось, пустыня жалобно стонала, неся на себе их огромный вес.

Поход начался.

27

К ним подъехала колесница разведчиков. Ее командир подошел к Джедефу и доложил, что они заметили бедуинов рядом с Тель аль-Дума. Разведчик предлагал отправить отряд солдат уничтожить синайцев. Джедеф развернул перед собой карту пустыни, отыскивая на ней названное селение.

— Тель аль-Дума находится к югу от нас… Бедуины обычно ездят небольшими группами, совершают грабежи, а потом быстро скрываются. Они не ожидают, что наши воины нападут на них. Мы должны этим воспользоваться.

Один из офицеров выразил свое мнение:

— Я думаю, ваше превосходительство, можно просто сделать вид, будто мы их не заметили.

— Несомненно, нам еще попадутся группы, подобные этой, — возразил молодой командующий. — Если мы будем высылать отряд солдат для сражения с каждой из них, то лишь рассредоточим свои силы, поэтому давайте помнить о главном. Мы должны прорваться через оборонительные сооружения в глубь их территории и захватить их командира, Хана. Внезапность нападения — что может быть лучше в стратегии? Они же не идут на открытое столкновение. Примем правила их игры…

Тем не менее Джедеф принял решение усилить охрану повозок с припасами. Армия продолжала двигаться дальше, не встречая на пути никакого сопротивления. Все, кто был в пустыне, услышав о приближении к полуострову многотысячной армии, спасались бегством. Египтяне шли по безопасной, свободной дороге, пока не добрались до Арсины.

Там они остановились отдохнуть и пополнить запасы пищи. Принц Ипувер посетил лагерь и был встречен там соответствующим образом. Номарх осмотрел армейские подразделения, а потом вместе с командующим и старшими офицерами стал обсуждать дальнейшие действия. Он предложил организовать отряд для обмена новостями между армией и Арсиной, чтобы иметь возможность быстро доставить египтянам все необходимое.

— Вы должны знать, что войско Арсины в любой момент готово вступить в схватку с врагом, — сказал Ипувер, — и что сейчас в Арсину направляются подкрепления из Серапума, Дхака и Мендеса.

— Мы заклинаем богов, ваше высочество, — ответил Джедеф, — чтобы нам не потребовалось больше солдат. Его величество тревожится за жизни своих верноподданных.

Утром армия фараона двинулась на восток от Арсины. Египтяне были на марше несколько дней и скоро оказались у высокой стены, которая начиналась к югу от залива Хиерополис, затем изгибалась к востоку, описывая большую дугу. Здесь разбили лагерь.

Джедеф смог рассмотреть препятствия. Были хорошо видны ходившие по стене лучники, готовые защищать Синай от любого противника.

Все офицеры согласились, что нет смысла медлить с атакой, — нужно проверить, каковы вражеские силы, таившиеся за стеной.

Конечно, в первом сражении использовать колесницы египтяне не стали. Вперед двинулись лучники, выстроенные так, чтобы расстояние между ними составляло десять локтей. Они стали медленно наступать. Синайцы посчитали их легкой добычей, но вслед за лучниками двинулась остальная армия.

Джедеф наблюдал за битвой, восхищаясь умением своих солдат стрелять из лука, в чем им поистине не было равных. Потом он перевел взгляд на ворота.

— Какой огромный вход, — сказал он Сеннеферу, — словно в храме Пта.

— Как раз для наших колесниц! — рассмеялся старый друг.

Молодой командующий отметил, что кочевники не сделали на стене своей крепости ни башен, ни бойниц, чтобы оттуда обстреливать нападавших. Их лучники не могли стрелять, не высовываясь за край укрепления. Джедеф решил следующий раз атаковать синайцев под защитой больших бронированных щитов, называвшихся «дома». Достаточно высокие, чтобы прикрыть солдата с головы до пят, в верхней своей части они имели маленькую прорезь, сквозь которую египетские лучники могли выпускать стрелы. Тем, кто находился на стене, пробить такие щиты и попасть в эти самые небольшие отверстия было очень трудно.

Джедеф приказал нескольким сотням воинов, закрытых щитами, приблизиться к стене. Солдаты должны были построиться широким полукругом, двинуться к стене, не обращая внимания на град стрел, падавших на них сверху. Установив щиты на земле, египтяне тоже стали стрелять — между ними и их врагом завязалось жестокое, кровопролитное сражение, и послания смерти понеслись с обеих сторон. Кочевники на стене погибали сотнями, но тем не менее показывали стойкость и редкое бесстрашие. Каждый раз, когда десяток синайцев падали замертво, их место тотчас занимали другие. Сколько врагов скрывалось там, за стеной? Этого никто не знал. Многих египтян тоже сразили стрелы. В рядах лучников появились и раненые, и — увы! — убитые.

Жестокий бой продолжался до тех пор, пока западный горизонт не окрасило кроваво-красное вечернее сияние. Египтяне получили приказ отступить.

28

Мемфис с нетерпением ждал новостей с Синайского полуострова. Все были убеждены в победе египтян и все же переживали за свою армию.

Фараон, который продолжал писать свою книгу, жаждал новостей так же, как Зайя, жена Бишару, охваченная тревогой, мучимая бессонницей. Было и сердце, которое ранее не ведало горечи страха и не терзалось от беспокойства, — сердце принцессы Мересанх, наделенной богами красотой и богатством. Боги защищали ее всегда: зимний холод не обжигал принцессу, а летняя жара не опаляла; не налетал на нее ветер с юга и не падал дождь с севера. Мересанх плясала и веселилась, пока в ее сердце не вошла любовь и не обожгла его подобно тому, как пальцы ребенка впервые обжигает пламя. Огонь любви стал причиной тоски и страданий.

Состояние принцессы заметила ее любимая служанка Най. Однажды Най спросила, глядя на свою госпожу испуганным, полным беспокойства взглядом:

— Вы все время вздыхаете и стонете во сне, а что же делать нам, простым людям, на которых ни боги, ни фараоны не обращают внимания? Вы постоянно молитесь… Скажите мне, кому, чтобы я могла сделать то же самое? Вы опускаете глаза, моя госпожа? И где же ваша надменность?

Но в мыслях принцессы не было места добродушным подшучиваниям служанки. В те дни она могла думать лишь о своем обещании. Мересанх хотела бы сдержать слово, данное возлюбленному: о том, что она не покинет дворец, пока не услышит труб, возвещающих о его триумфальном возвращении, но она поняла, что очень хочет побывать во дворце своего брата, наследного принца — там, где ее настигла любовь.

Приняв у себя сестру, престолонаследник завел странный разговор. Он был недоволен действиями фараона:

— Наш отец сейчас занимается не тем, чем должен заниматься владыка Египта.

Мересанх удивленно посмотрела на брата.

— Воистину, — сердито продолжил Хафра, — он сохранил здоровое тело и остроту ума. Но его сердце не болит об армии. Неужели ты не видишь, что он охладел к государственной политике, отвлекаясь — умом и сердцем — на философию? Он тратит свое драгоценное время на написание книг! Разве пристало могущественному правителю заниматься подобным?

— Ученость, как и могущество, — добродетель, присущая хорошему правителю, — осторожно ответила Мересанх.

— Отец учил меня совсем другим изречениям, — усмехнувшись, сказал принц. — Он всегда обращался к бессмертным примерам самых известных работ. Его подданные строили пирамиды, сносили горы и ровняли с землей скалы. Он был грозен, как лев, и люди подчинялись ему, неважно, из уважения или из ненависти. Он убивал непокорных. Таким был мой отец, по которому я тоскую и которого ныне уже нет. Теперь я вижу старика, проводящего все ночи в своей усыпальнице в размышлениях и диктовке. Старика, который жалеет жизнь своих солдат, будто они созданы для чего-то иного, кроме сражений.

— О, не говори так об отце, брат мой, — взволнованно сказала Мересанх. — Фараон служил своей родине в те дни, когда был силен, сейчас служит ей вдвойне — своей мудростью. Разве можно осуждать его за то, что он постарел и не летит в колеснице впереди войск?.. Почему ты сам не в военном лагере? Ты, брат, вполне мог бы находиться рядом со своими воинами.