Молодая женщина не сразу осознала, что разговаривает вслух, и испугалась при звуке собственного голоса. Она огляделась украдкой: не слышал ли ее кто?

Через несколько минут Ханна вышла из своей комнаты и спустилась вниз. Шла, чинно сложив руки, со строгим лицом – как и пристало настоящей леди. Но внутри у нее все пело.

В доме стояла странная тишина. Хорошо, что никто из гостей не остался. Наверное, все спешно уехали, потрясенные тем, как Майкл унес ее наверх.

«Да черт их всех побери, – беззаботно подумала она, – все это время я прекрасно обходилась без их одобрения. А теперь, когда рядом Майкл, мне вообще нет до них дела!»

В столовой никого не было. Ханна прошла в буфетную и остановилась там, окинув взглядом помещение. Единственным человеком, кого она там увидела, была Дженни, которая тут же с плохо скрытым интересом взглянула на нее.

– Ты не видела мистера Майкла, Дженни?

– Он уехать больше часа назад, миссис Ханна.

– Куда он уехал?

– Он идти в конюшню, миссис, – сказала Дженни, опустив глаза.

Ханна выбежала из дома и поспешила в конюшню. Там она нашла Джона, чинившего конскую сбрую.

– Джон… а что, мистер Майкл уехал?

– Да, миссис.

– Он поехал осмотреть плантацию? Наверное, ему не терпится снова все увидеть, его ведь так долго не было дома…

– Нет, миссис Ханна. – Взгляд конюха был спокоен. – Он уехал в сторону Уильямсберга.

У Ханны упало сердце. Почему он уехал? Уехал, не сказав ей ни слова! Она отвернулась, чтобы скрыть, как огорчена; задержалась в дверях, глядя на дорогу, ведущую и Уильямсберг. Возможно, он уехал в город по каким-то делам. Но ведь в таком случае он скорее всего велел бы Джону заложить экипаж.

Изо всех сил стараясь сдержать слезы, Ханна повернулась к Джону. Необходимо как-то отвлечься. И она сказала:

– Джон, оседлай мою лошадь, пожалуйста. А я пока пойду переоденусь. Потом немного проедусь.

С тех пор как Майкл забрал Черную Звезду, Ханна ездила на лошади Малкольма; то была крупная гнедая, обладавшая многими достоинствами, но она не шла ни в какое сравнение с Черной Звездой.

– Сию минуту, миссис Ханна, – ответил Джон.

Ханна направилась к дому; ее радостное настроение сменилось дурными предчувствиями. Она не понимала, почему Майкл уехал, не сказав ей ни слова. Но он обязательно вернется. После вчерашней ночи – она была уверена – он обязательно вернется.

Снова оказавшись в стесненных обстоятельствах, Эймос Стрич похудел на несколько фунтов. Подагра по-прежнему терзала его, и ему приходилось ходить, опираясь на палку.

Он тащился по улицам Уильямсберга, и настроение у него было самое мрачное. Как здорово проворачивал он делишки с Черной Бородой! Торговал спиртным, награбленным этим пиратом, да и у других пиратов тоже можно было разжиться. Теперь Черная Борода мертв, и корабли под черными флагами обходят побережье Виргинии стороной, и достать спиртное стало сложно.

Стрич понимал: нужно изыскать иные способы добывать средства к существованию, ибо его сбережения подходят к концу. Может быть, стоит вообще уехать из Уильямсберга.

Свернув на Глочестер-стрит, он увидел высокого молодого человека, шедшего по другой стороне, опустив голову. Стрич узнал его. Это был молодой Майкл Вернер. В хозяйчике вспыхнула ярость. Этот человек, если верить тому, что говорят в Уильямсберге, больше кого-либо другого повинен в смерти Черной Бороды. И вдруг в голове Стрича мелькнула спасительная мысль.

Он пересек улицу и обратился к Майклу:

– Маста Вернер…

Молодой человек остановился, поднял глаза; они сузились, когда он увидел Эймоса Стрича. Тот сорвал с себя шляпу и поклонился.

– Добрый день вам, молодой господин, Вы, может, не в курсе, – смело продолжал Стрич, – но ваш отец, да обретет мир его душа, перед смертью заключил со мной одну сделку. Он купил документы Ханны Маккембридж, ныне миссис Вернер, по которым она должна была отработать у меня служанкой. Он обещал уплатить мне пятьдесят фунтов, когда будет продан урожай табака. Бедняга умер и не успел заплатить. Так вот вы, сэр, – вы же джентльмен, – вы, конечно, не откажетесь уплатить долг вашего отца, правда, сэр? – Стрич врал без зазрения совести, глядя прямо в глаза Майклу. – Я ведь просил миссис Вернер заплатить, что мне причитается. Она отказалась и…

Глаза Майкла сверкнули.

– Как вы смеете! Как вы смеете приставать ко мне с подобными вещами? Думаете, я не знаю, кто вы такой? Думаете, мне не известно о ваших связях с Эдвардом Тичем? Ведь это вы уговаривали его напасть на «Малверн»!

Майкл замахнулся, словно собираясь ударить хозяйчика, тот съежился и отступил.

– Неправда, молодой господин! Кто-то оболгал меня.

– Я был там, дрянь вы этакая! Я слышал все. Как вы думаете, что произошло бы с вами, сообщи я обо всем губернатору Спотсвуду? Он повесил бы вас как пособника пиратов!

Вот тут-то Стрич испугался по-настоящему.

– Прошу вас, молодой господин! – вскричал он. – Умоляю вас не делать этого! Забудем о долге вашего папаши…

– Никаких долгов у него перед вами не было, а если бы и были, я не стал бы их выплачивать. И будь при мне шпага, я бы проткнул вас тут же, не сходя с места!

Стрич в страхе поднял руки.

– Я не гожусь для драки. Оружия не ношу, я болен и хром…

– Эймос Стрич, вы немедленно покинете Уильямсберг, – резко проговорил Майкл. – Если я еще хоть раз увижу вас на улице этого города, я вас убью! Если я вообще вас где-нибудь увижу, считайте, что вы покойник! Даю вам слово. Вы покинете Уильямсберг сегодня же!

Майкл повернулся и пошел прочь; весь его вид выражал непреклонность. Эймос Стрич смотрел ему вслед. Он слишком заботился о своей безопасности, чтобы предаваться злобе. Он прекрасно понимал, что этот вспыльчивый молодой человек выполнит все свои угрозы.

Да, он поступил необдуманно, глупо, подумал Стрич (он редко так правдиво оценивал собственные поступки), и вот теперь под угрозой оказалась его жизнь.

Придется сегодня же покинуть Уильямсберг!

Но куда же ему податься?

Ясно одно: из Виргинии необходимо уехать. Может быть, ему вообще придется уехать с Юга, отправиться на Север, в какой-нибудь городок, где можно заняться торговлей спиртным? Может статься – если фортуна ему улыбнется, – в один прекрасный день он опять откроет трактир.

Однако, ковыляя по улице к своему дому, Стрич проклинал тот день, когда впервые увидел Ханну Маккембридж. Эта проклятая сучка стала причиной его краха, и, судя по всему, у него уже никогда не будет возможности поквитаться с ней.

Майкл Вернер страдал. Вот уже больше недели прошло с той ночи, когда избыток вина и его проклятая страстность заставили его явиться на бал в «Малверн», а потом овладеть Ханной.

Он громко застонал. Проклятие! Эта женщина не выходит у него из головы ни днем ни ночью. Она вошла в его кровь, мучает, словно неизлечимая лихорадка.

В то утро, перед отъездом из поместья, он долго разговаривал с Джоном, который был ближе ему, чем кто-нибудь другой на плантации, – ведь они выросли вместе. Из разговора выяснилось, что суждения Майкла о Ханне во многом были неправильны.

Под конец Джон сказал:

– Она хорошая женщина, миссис Ханна. С ней «Малверн» стал счастливым местом, и она приноровилась к жизни поместья. – И Джон улыбнулся, гордясь Ханной. – Миссис Ханна управляет плантацией почти так же хорошо, как ваш отец, маста Майкл.

И все-таки она была служанкой на постоялом дворе, и не важно, почему так получилось. Но больше всего Майкла мучило то, что он занимался любовью с женщиной, с которой спал его отец. Со своей мачехой! Это было кровосмешение – не в прямом смысле, конечно, не телесное, но психологическое.

А мысль о том, что этот мерзавец Эймос Стрич когда-то спал с ней, была вообще непереносима. Подумать только – эта туша насиловала Ханну! Пока он разговаривал с этим подлецом несколько минут назад, красная пелена дикой ярости застила ему глаза. Будь он при оружии, он, конечно же, прикончил бы этого типа, не сходя с места.

Как ни старался, Майкл не мог изгнать из памяти воспоминания о той ночи, которую он провел с Ханной. Никогда ни с одной женщиной он не испытывал подобного наслаждения. Он знал, что она ждет его возвращения, и каждый день Майкл боролся с непреодолимым желанием отправиться в «Малверн». Всю неделю он пил, играл в карты, участвовал в скачках на Черной Звезде – и все для того, чтобы отвлечься от мыслей о Ханне. Он даже бросился в постель к какой-то девке, но, уходя, он испытывал отвращение к самому себе.

Майкл пришел на постоялый двор «Рейли» и поднялся наверх по узкой лестнице, которая вела к комнатам, где жили он и другие джентльмены. В Уильямсберге было немного заведений, где сдавались отдельные комнаты; здесь было принято селить в комнате сразу по нескольку постояльцев. Но «Рейли» был лучшим постоялым двором в городе, и Майкл решил, что его теперешнее положение требует самых лучших апартаментов. Всякий раз, думая о том, что из него сделали героя Уильямсберга, Майкл мрачно улыбался. Если бы люди знали, чем ему приходилось заниматься, пока он был членом пиратской шайки, они в ужасе отвернулись бы от него.

Майкл был неглуп и прекрасно понимал, что его возвеличивание продолжится недолго и что скоро на его месте окажется кто-то другой. Он надеялся, что это произойдет как можно скорее. Его превращение в героя дня, его чудесное воскрешение из мертвых, слухи и сплетни, вызванные тем, что он обосновался на постоялом дворе, вместо того чтобы по праву управлять «Малверном», – все это создавало ему такую известность, какой он вовсе не желал.

По крайней мере у него есть угол, где можно держать свою одежду и личные вещи. В его распоряжении был даже письменный столик.

Майкл переоделся в костюм для верховой езды. Пять раз он участвовал в скачках на Черной Звезде и неизменно выходил победителем. Вызовы на соревнования приходили к нему постоянно и в большом количестве. Вот сейчас такой вызов он получил от Джейми Фолкерка, ездившего на крупном гнедом по кличке Смоукер. Майкл припомнил, что предложение принять участие в скачках было брошено ему в лицо столь угрюмо, словно то был вызов на дуэль. Само по себе это было странно. Они жили на плантациях, граничивших друг с другом, и в детстве даже дружили. А теперь Джейми, судя по всему, испытывал к нему какую-то необъяснимую враждебность. Майкл пожал плечами. Возможно, старый друг завидует его героической славе. Знал бы он, как сам Майкл ненавидит эту славу!