За ужином вино лилось рекой, равно как и после ужина, когда в зале начались танцы. Даже несмотря на свою репутацию, Майкл считался завидной партией, и в этот вечер он много танцевал. Но мало-помалу парень отяжелел от вина, впал в мрачное настроение, стал заносчив и груб с гостями.

Поскольку то был день рождения сына, Вернер предпочел до определенного момента смотреть сквозь пальцы; на его неуместное поведение. Но когда кое-кто из гостей, разобидевшись, уехал, когда одна дама, чей огромный бюст плыл перед ней наподобие носа корабля, подошла к Малкольму с жалобой, что Майкл позволил себе вольности по отношению к ее дочери на темной веранде, старший Вернер понял: ему пора вмешаться.

Он нашел Майкла, подкрепляющегося бренди у стола с напитками в бальной зале. Ему хотелось сделать сыну выговор за поведение, выходящее за всякие рамки приличий. Но он сдержался, хотя и с трудом; обняв сына за плечи, Вернер сказал:

– Майкл, мне кажется, пора тебе получить мой подарок на день рождения.

Тот что-то пробормотал.

– Что, сын?

– Не важно… отец. – Он вздернул голову, на лоб ему упала темная прядь. – Вы говорите, подарок на день рождения?

– Да. Но для этого придется выйти из дому.

Они направились к конюшням.

Майкл любил лошадей – пожалуй, это единственное, что он признавал в жизни их плантации, – и был отличным наездником. Незадолго до бала их пригласили на ужин соседи-плантаторы. У владельца одной из плантаций было увлечение – он выводил и выращивал хороших верховых лошадей. Майклу сразу же понравилась одна из них – горячий черный жеребец, только вошедший в пору зрелости. Огромное животное было черно, как сама тьма, за исключением маленькой белой звездочки на лбу. Звали его Черная Звезда.

Майкл вспыхнул от восторга при виде этого огромного коня, и на мгновение Вернер вспомнил, каким славным мальчуганом был когда-то его сын.

Майкл подошел к деннику, где стоял Черная Звезда, бормоча:

– Что за черный красавец! Милый ты мой!

– Осторожнее, парень, – сказал Барт Мэйерс, хозяин плантации. – Он с норовом, и я боюсь, что у него злобный характер. Двух недель не прошло, как он прокусил мне руку почти до кости.

Майкл, не обращая ни на кого внимания и что-то бормоча, протянул вперед руку и вошел в денник. Конь ржал, всхрапывая, раздувая ноздри, а потом встал на дыбы, колотя копытами по воздуху.

Но не прошло и нескольких секунд после того, как Майкл толкнул дверь денника, а конь уже принялся обнюхивать его протянутую ладонь.

– Провалиться мне на этом месте! – восторженно воскликнул Барт Мэйерс. – Любого другого он начал бы топтать. Видно, ваш сынок колдун, Вернер!

– Он действительно умеет обращаться с лошадьми, – не без гордости отозвался тот, подумав при этом: «Нечасто мне приходится испытывать гордость за сына» – и тут же устыдился такой предательской мысли.

Через некоторое время он договорился с Мэйерсом, что покупает Черную Звезду. Он понял, что Мэйерсу очень хочется избавиться от этого животного, но тем не менее Вернер заплатил за коня хорошие деньги – ему не хотелось торговаться.

И вот теперь он распахнул дверь в малвернскую конюшню. Свеча в фонаре замигала. Джон и еще один раб тревожно ожидали их приближения.

Конь заржал и поднял огромную черную голову, развевая гордую черную гриву.

– Черная Звезда! – Майкл кинулся вперед.

Вернер вошел вслед за ним, ласково улыбаясь. Он представил, как его сын, Майкл Вернер, объезжает плантацию верхом на этом мощном жеребце!

Может быть, этот подарок станет тем звеном, которое крепче привяжет его сына к домашнему очагу и плантации, подумал Малкольм.

Вернер подошел к деннику. Майкл гладил шею Черной Звезды, что-то шепча ему на ухо.

Он оглянулся.

– Спасибо, отец, – просто сказал Майкл. В тусклом свете глаза его сверкали, будто в них были слезы. Потом он сделал властный жест, и мгновение близости кануло в вечность.

– Джон, седло и уздечку! – крикнул молодой человек. – Я должен проехаться на нем! Немедленно!

– Как, сынок? Сейчас, ночью? – растерянно проговорил Вернер. – Ведь гости еще не разошлись!

Глаза Майкла сверкнули. Он презрительно вскинул голову.

– Гости! Стадо хихикающих баб, в головах у которых сидит одна-единственная мысль – как бы выскочить за сына хозяина «Малверна»! А мужчины… они только и знают, что говорить об урожае да ценах на табак. Неужели вы не понимаете, отец, что с меня хватит всего этого? Существует еще целый мир! – он широко повел рукой. – Я должен увидеть хоть какую-то его часть! Должен!

Вернер молчал. Не запретить ли Майклу ехать? Но он колебался слишком долго, и Джон, приняв его молчание за согласие, накинул на Черную Звезду уздечку и вывел его из денника. С помощью второго раба Джон положил на спину жеребца седло и затянул подпругу под животом коня. Тот стоял на удивление послушно, устремив влажные глаза на Майкла, словно предвкушал, как помчится сейчас через ночной мрак с Майклом на спине.

Усмехнувшись, Майкл принял у Джона поводья. Сильный прыжок – и вот он уже в седле. Вся одежда Майкла была черного цвета, если не считать белой рубашки с кружевным воротником, поэтому юноша казался одним целым с конем. Он натянул поводья, конь встал на дыбы. У Вернера мелькнула мысль о кентавре, но он отогнал ее – слишком уж она была фантастичной.

Конь опустил копыта, и земля дрогнула. Молодой человек легко сжал каблуками черные сверкающие бока.

Вернер шагнул вперед.

– Сынок, подожди! Куда ты?..

Но поздно. Черная Звезда уже мчался к открытой двери конюшни; Майкл управлялся с ним с легкостью опытного наездника.

Он повернул голову к Вернеру, ярко сверкнули белые зубы. Молодой человек что-то прокричал, но слова заглушил грохот копыт, а потом и конь, и наездник исчезли в ночной тьме.

Подойдя к дверям, Вернер еще долго вслушивался в затихающий стук копыт.

Наконец он направился к дому, тяжело ступая, пытаясь придумать объяснения неожиданному исчезновению сына, – ведь кое-кто из гостей еще оставался.

Майкл и раньше, бывало, не ночевал дома иногда по две-три ночи. Но прошла неделя, как от него не было никаких вестей, и Вернер забеспокоился. Он отправился в Уильямсберг. Большинство из тех, кого он спрашивал о сыне, отворачивались. Через некоторое время Вернер отыскал Майкла – за игрой в карты в одном из самых низкопробных заведений на Глочестер-стрит, в том ее конце, который пользовался дурной славой. Молодого человека окружали жуткие личности – настоящий уличный сброд, лицо Майкла опухло от спиртного, заросло щетиной, одежда была мятой и грязной.

Войдя, Вернер заметил, что перед Майклом возвышается горка выигранных денег.

Он постоял немного, не замеченный игроками. Вернер знал, что избаловал сына. Так ли уж это противоестественно, если речь идет о твоем единственном ребенке? Но Вернер всегда твердил себе, что с возрастом мальчик изменится к лучшему. Оказалось, он ошибся.

Темная ярость охватила Вернера – ярость, дотоле ему не известная. Он шагнул к столу.

Увидев отца, молодой человек отпрянул. Он улыбнулся язвительной и даже жестокой улыбкой.

– В чем дело, отец?

Вернер был охвачен таким гневом, что не решался заговорить. Обретя дар речи, он сказал:

– Майкл, могу я поговорить с тобой?

Тот беспечно махнул рукой:

– Валяйте, отец.

– Наедине, если возможно.

На мгновение их взгляды скрестились. И Майкл отодвинул свой стул от стола.

– С вашего позволения, джентльмены. Я скоро вернусь.

Резко повернувшись на каблуках, Вернер вышел. Он не посмотрел, поднялся ли Майкл, но слышал его шаги у себя за спиной.

Выйдя на улицу, Вернер обратился к сыну:

– Когда ты собираешься домой, мальчик?

– Мальчик? Мне уже стукнул двадцать один год, отец. Забыли? – Майкл вздернул подбородок. От него разило вином. Он проговорил с нарочитой дерзостью: – Я раздумываю, возвращаться ли мне домой или нет. Я еще не решил.

– Стало быть, ты намерен остаться здесь и предаться беспутству? – Голос Вернера задрожал.

– В этом занятии есть много привлекательного. В конце концов, отец, я уже взрослый человек. И намерен жить так, как хочу.

– На что же ты будешь жить? От меня ты денег не получишь!

– Я могу отлично прожить и картами. Оказывается, я неплохой игрок.

– Мой сын – картежник, пропащий человек! Я не допущу этого! Какой позор!

Майкл улыбнулся еще шире.

– Вы что, отец, боитесь опозорить доброе имя Вернеров?

– Твое место в «Малверне»!

– Вы считаете, я должен пребывать там, работать, как раб, на плантации и уморить себя тяжелым трудом, как это сделала моя мать?

Вернер был так изумлен этим обвинением, что потерял дар речи.

– Твоя мать умерла от лихорадки! Если она много работала, таково было ее желание.

– В «Малверне», отец, вы – хозяин. – Теперь Майкл не скрывал насмешки. – Там ничто не делается вопреки вашему желанию.

– Это неправда! – Малкольм Вернер уже не просто гневался – он был потрясен и оскорблен до глубины души. Что побудило Майкла сказать такое? Вино ли затуманило ему голову? Или он вынашивал подобные мысли все эти годы? Вернер с мольбой протянул руку. – Не может быть, чтобы ты так думал, сынок! Прошу тебя, скажи, что ты пошутил!

Майкл с равнодушным видом отвернулся. Он достал толстую сигару и повертел ее в пальцах.

– Никаких шуток, отец. Я говорю то, что думаю.

Вернер смутно сознавал, что поблизости толпятся какие-то люди, без сомнения, внимательно прислушиваясь к их разговору. Призвав на помощь всю свою гордость, он выпрямился.

– Коль скоро ты упорствуешь в своих заблуждениях, мне ничего другого не остается, как отречься от тебя!

– Вы опоздали, отец. – Майкл жестом остановил отца. – Я сам ныне и на этом самом месте отказываюсь носить имя Вернеров.

Малкольм, не задумываясь, ударил сына по лицу ладонью, выбив у него изо рта сигару. Удар был достаточно силен, и Майкл пошатнулся, отступил на несколько шагов. В его черных глазах сверкнул огонь, кулаки невольно сжались. Он шагнул вперед, и на мгновение Вернеру показалось, что Майкл ответит ему ударом. Но молодой человек, сделав презрительный жест, повернулся и, не говоря ни слова, направился обратно в трактир.