– А ты любила ее?

– Кого?

– Свою первую дочку.

– Я практически ее не видела.

– А когда я родилась, ты меня сразу полюбила?

– Конечно! – Габриэла откликнулась без малейшего колебания. – Еще до твоего рождения я любила тебя.

– Знаешь, мама, – задумчиво произнесла Дина, – вначале мне было очень жаль ее, когда я прочла письмо папы. А потом жалость куда-то ушла. Я решила, что ей повезло, что она не осталась жить в нашей сумасшедшей семье. – Она усмехнулась. – Я имею в виду, что не очень-то легко носить фамилию Моллой. Правда? Мы все время старались что-то изменить в своей жизни. Папа стремился стать губернатором штата, тебе тоже нужно было переделать свою судьбу, не важно ради чего! Я вообще мнила себя гением. Вот и подобралась команда фанатиков-мечтателей.

– Не преувеличивай, – мягко возразила Габриэла, – это не фанатичность, это другое. В каждом человеке должна присутствовать неудовлетворенность собой. Поверь мне, таких семей, как наша, очень много. – Габриэла вздохнула. – Ты будешь сообщать мне о своих делах и планах?

Внезапно она почувствовала себя готовой вновь расстаться с ребенком, которого только что обрела.

– Разумеется. Может быть, я даже навещу тебя в Париже.

Габриэле стало ясно, что выбор уже сделан.

– В любое время, Дина. – Она нежно погладила дочь по щеке. – Странно, что я вновь собираюсь расстаться с тобой.

– Сейчас мы расстаемся иначе и по другой причине.

Слезы брызнули из глаз Габриэлы.

– Я люблю, люблю тебя, – повторяла она.

– И мне, и тебе нужно время, – рассудительно сказала Дина.

– Ты будешь заканчивать Бремптон или переведешься?

– Закончу, несмотря ни на что, – твердо заявила Дина.

– Тебя расстроило то, что я все-таки предпочла вернуться в Париж?

– Нет. Ты же не останешься там навсегда? – Она вопросительно и немного лукаво взглянула на мать.

– Может, не навсегда, но на долгое время. Все-таки меня там ждет работа, которая мне по душе.

– Тебе стоит задуматься еще кое о чем, – заметила Дина со взрослой серьезностью. – С годами ты не становишься моложе.

На это Габриэле нечего было возразить.

Они не произнесли ни слова, но мысленно обе решили, что пора покинуть берег и вернуться домой. Молча они собрали вещи, держась за руки, перешли через песчаные дюны и вышли на дорогу, ведущую к Иджипт-лейн.

На ступенях дома Дина наклонилась, чтобы стряхнуть с ног налипший песок, и Габриэла еще раз с удовольствием оглядела свою взрослую, полную очаровательной женственности дочь. Ее пристальный взгляд смутил Дину, и она резко сказала:

– Я поднимусь наверх, приму душ.

Габриэла едва удержалась, чтобы не дать дочери совет быть поосторожнее с еще незажившими швами и напомнить, что вечером они собирались сходить в кино, но одернула себя, боясь, что Дина посмеется над тем, как быстро она вошла в роль заботливой мамаши. Она прикусила губу и промолчала. Дина так же молча поднялась по лестнице в свою комнату и закрыла дверь.

В глаза Габриэле били лучи послеполуденного солнца, заливающие гостиную сквозь широкое окно. Она ощущала какую-то светлую печаль, радость сближения с дочерью и горький привкус новой разлуки. Как много раз ей приходилось испытывать в жизни подобные двойственные чувства! До этого ее последнего приезда в Нью-Йорк Габриэла смотрела на себя со стороны скорее еще как на девушку, а не на женщину средних лет, имеющую взрослую дочь. Ирония судьбы заключалась в том, что перешагнуть психологический барьер от девушки к женщине ее побудило – ни смерть Пита, ни даже удачно выигранное сражение за свою дочь, а решение расстаться с Ником. Странно, что их любовная связь доказала ей со всей ясностью, что ничто в этом мире не вечно.

Отъезд

– Неужели ты думаешь, что сможешь все это увезти? – спросила Габриэла, вынося очередной чемодан и ставя в ряд с остальными вещами возле машины.

Адриена засмеялась:

– Надеюсь, – правда, автомобиль накренится на одну сторону, это уж точно.

На пороге появилась Дина со стопкой чистого постельного белья в руках.

– Придется положить его на заднее сиденье. В мой чемодан оно не поместится.

– Вряд ли туда что-нибудь еще поместится, – откликнулась Габриэла, освободив дочь от ее ноши.

Дина раздраженно отмахнулась от назойливой мухи.

– Всегда так получается, что при отъезде багажа почему-то больше.

– Это все потому, что ты каждый раз привозила кучу новых вещей, – заявила Адриена и добавила: – Ну, вся в отца! Он тоже не мог расстаться с ненужным хламом и все хранил.

– Может быть, и так! – не желая спорить, согласилась Дина.

Они с Габриэлой пытались разместить вещи в машине.

Наконец эта работа была закончена, и женщины могли вздохнуть с облегчением.

Они все втроем стояли около машины, чувствуя скованность, никто из них не решался первым начать прощание. Габриэле было очень жарко, капли пота покрывали верхнюю губу, на щеках остались грязные полосы, свежая царапина пересекала лоб. Она вытерла влажную ладонь о белые шорты, прежде чем протянуть руку Адриене.

– Ты уверена, что моя помощь вам больше не потребуется?

– Все в порядке, – за Адриену ответила Дина. – У тебя еще куча дел, тебе же завтра улетать.

– Ни о чем не беспокойся, – добавила Адриена. – Мы прекрасно доберемся. А если я устану за рулем, мы остановимся где-нибудь на ночь.

Габриэла обняла дочь:

– Мы расстаемся, но я надеюсь получить от тебя весточку, когда ты соберешься в Европу. И все-таки ты, может быть, заглянешь в Париж?

– Может быть, – ответила Дина и вдруг хлопнула себя по лбу: – Я же оставила свой рюкзак с учебниками! Видишь, как жажду я вернуться в колледж, – пошутила она и побежала в дом. – Сейчас вернусь!

– Кто-нибудь подбросит тебя до аэропорта? – спросила Адриена, как только Дина удалилась.

– За мной пришлют редакционную машину. – Габриэла старалась выглядеть беззаботной. – Адриена, я не знаю, как тебя благодарить. Ты мне так помогла!

– И ты мне тоже, – ответила Адриена, – особенно тем, что отнеслась с пониманием к моей дружбе с Диной.

– Ты много для нее значишь.

– Как и ты.

– Может быть, по крайней мере, я надеюсь на это, – тихо сказала Габриэла.

– Конечно, это не мое дело, – начала Адриена, – но она уже взрослая. Пора тебе, Габриэла, подумать и о себе.

– Конечно, я об этом думаю.

– Тогда тем более будь осмотрительна.

Габриэла не отозвалась на этот намек на ее поступок, который она сама уже сочла ужасной ошибкой, и перевела разговор на постороннюю тему:

– Вам с Диной обязательно понравится в Европе.

– Конечно. Я ведь не была и в половине мест, которые она собирается посетить.

– А для Дины все вообще будет ново… – Габриэла помолчала и продолжила, осторожно подбирая слова: – Я получила от тебя и от Дины кое-какие полезные уроки. Теперь я понимаю, что лучше обладать хоть чем-то малым и иметь хоть кого-то рядом, чем не иметь ничего.

– Тогда перестань метаться.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Возвращайся сюда к нему.

Габриэла чуть заметно покраснела:

– Мы разговаривали о Дине.

– Но я хочу поговорить и о другом.

– Но до этого дня так далеко, – неопределенно сказала Габриэла.

– До какого дня? – не поняла Адриена.

– Я имела в виду День Благодарения. Он кажется мне таким далеким. Мы расстаемся так надолго, если Дина не навестит меня раньше в Париже.

– Если продолжать такую игру, Габриэла, то вряд ли у тебя есть шансы начать новую жизнь.

– Я уже живу новой жизнью.

В это время появилась Дина со своим рюкзаком, и Габриэла предостерегающе посмотрела на Адриену, чтобы та не продолжила прерванный разговор.

Дина передала матери свой внушительный груз.

– Пожалуйста, подержи, – обратилась она к Габриэле, – пока я освобожу место для этих злосчастных книг.

Возясь с багажом на заднем сиденье машины, Дина, не оборачиваясь, спросила:

– Ты оставила Адриене свой адрес и номер телефона?

– Да, но я думала, что у тебя это все записано.

– Я потеряла бумажку, – сказала девушка, выпрямившись.

– Ну что ж. Мои координаты есть у Адриены. Ты позвонишь?

Дина сухо ответила:

– Знаешь, мама, жизнь еще далеко не наладилась. Мне еще столько надо сделать, чтобы найти себя.

– Это касается и меня тоже, – сказала Габриэла.

Дина не смогла скрыть удивления.

– А при чем тут ты?

– Хотя бы потому, что я тоже человек.

Дина крепко обняла мать, на мгновение прильнув к ней, забралась в машину и сидела там, неподвижно глядя прямо перед собой. За поднятым стеклом Габриэла видела ее безупречный профиль, такой же, как у ее покойного отца. Объятия Адриены были более сердечными. Потом Адриена уселась за руль, машина, действительно перегруженная, тронулась с места. Габриэла помахала рукой им вслед. Сглотнув несколько раз, чтобы избавиться от спазма, перехватившего ей горло, она вдруг осознала, что ей очень повезло – ведь, кроме дочери, в ее жизни есть другие дорогие и близкие люди.


– Может быть, перекусишь перед отъездом? – спросил Сильвио. Его плечи были опущены в знак поражения. Он выглядел удрученным.

– Не стоит, папа. В самолете меня покормят. – Она подошла к нему, заглянула в глаза. – Тебе уже скоро надо идти в ресторан?

Он кивнул:

– Да, там много дел. Рокко уже там. Он хотел увидеться с тобой перед отъездом.

– Мы уже попрощались, – ответила она нервно. Ей не хотелось опять выслушивать советы и надоело вмешательство в ее жизнь.

– Как знаешь, – пробормотал отец. – Когда придет машина?

– У меня в распоряжении еще час, – сказала Габриэла, взглянув на часы.

– Ты все собрала?

– Почти.

Отец нерешительно переминался с ноги на ногу: