— В самом деле, милорд, я в этом не разбираюсь. Тогда позвольте спросить, зачем было поднимать этот вопрос в присутствии столь невежественной особы?

— Дорогая моя, ведь это из-за вас состоится дуэль, должны же вы быть в курсе. Ах, дуэль! Волнующее событие, не правда ли?

— Ничуть! — с жаром воскликнула девушка, отлично сознавая, что кривит душой.

— Лорд Торнхилл, скажите, хорошо ли вы владеете шпагой, и если да, то насколько хорошо?

— Превосходно! — отрезал Форт. — Учтите, я не намерен убивать вашего брата. Такой поступок вряд ли расположит ко мне обеих сестер.

— Зато порадует отца, — заметил маркиз. — Однако не об этом речь. Раз уж вы оба превосходно владеете шпагой, можете сразиться всерьез.

— Что, без наконечников? — встревожился Натаниель. — В таком случае я решительно против!

— А мне это по душе! — заявил Син обрадованно. — Торнхиллу пора получить несколько симпатичных царапин.

— Это нечестно! — возмутилась Честити. — Форту придется фехтовать правой рукой, которую он совсем недавно отшиб о чей-то нос и ребра!

— Надо было разбить этот нос и ребра гораздо раньше, тогда и дуэль была бы ни к чему. — Син с вызовом посмотрел на Форта. — Вы пренебрегали своими обязанностями по отношению к Честити, Торнхилл. Что, не правда?

— Зато вы не пренебрегали своими, — огрызнулся тот. — Что, не правда?

Оба не сговариваясь бросились к двери.

— Если кто-то из них пострадает, я возложу вину за это целиком на вас! — заявила Честити Родгару.

— Я весь трепещу! — усмехнулся тот. — Я хотел предложить простой кулачный бой, но тогда они уж точно насажали бы друг другу синяков и ссадин. Дорогая моя, обоим нужно выпустить пар, чтобы завтра, когда начнется самое интересное, иметь ясную голову и держать себя в узде.

— Самое интересное? Что вы имеете в виду?

Но маркиз уже покинул Гобеленовую гостиную.

* * *

Дуэль состоялась в необъятном холле Родгар-Эбби. Син и Форт, в бриджах и рубахах, пробовали рапиры на гибкость. Хрупкое на вид оружие имело свою зловещую прелесть, а без наконечников было еще и смертельно опасным.

Пока лакеи расставляли вдоль стены кресла для зрителей, Честити еще раз обратилась к Родгару в попытке положить конец дуэли.

— Прошу вас, милорд, остановите их! Всегда возможен просчет…

— Значит, ваш брат просто хвастал, когда заявил, что превосходно владеет шпагой?

— Нет, но…

— Син тоже превосходный фехтовальщик, на мой взгляд, наилучший из теперешних. Чтобы в таких руках острие попало туда, куда не нацелено, нужен не просто просчет, а промысел Божий. Но ведь воля Божья сопровождает нас всегда и повсюду, если бояться ее, можно так и просидеть в четырех стенах, дрожа от каждого шороха.

Девушка подавила вздох и отошла к Элф.

— Вся ваша семейка друг друга стоит!

— Разве это не славно? — отпарировала та, блестя глазами в предвкушении редкого зрелища.

— И ты совершенно не переживаешь?

— Чего ради? — удивилась Элф. — Син исключительно хорош со шпагой, он ни разу не потерпел поражения, даже от Родгара. Правда, тот уверяет, что суставы у него уже не те и что в юности он без труда одержал бы победу, но, по-моему, он просто поддразнивает.

Эта тирада заставила Честити заново присмотреться к Сину. Он только и делал, что преподносил сюрпризы. Тогда, в Мейденхеде, когда он попросту играл со своим противником, она решила, что все дело не в мастерстве одного, а в слабости другого. И вот выясняется, что Син — лучший из лучших. Возможно ли это?

Она убедилась в этом, стоило поединку начаться. Фехтование казалось Честити наполовину наукой, наполовину искусством, и она могла оценить легкость движений, ловкость выпадов, силу запястий. Однако на этот раз она стала свидетельницей чего-то совершенно иного, высшей школы фехтовального мастерства.

Форт был по-своему очень хорош, но он заметно полагался на крепость своего телосложения и рост, благодаря которым удивительно крепко держался на ногах. Увы, в данном случае эти преимущества принесли ему мало пользы.

Шпага Сина казалась сотканной из невесомой, текучей ртути. Она летела вперед словно по собственной воле, она вела какой-то сложный танец, и как бы ни был ловок и силен выпад противника, без малейшего усилия отражала его.

Поначалу беспечное лицо Форта скоро приобрело хмурое, сосредоточенное выражение, он начал двигаться резче, менее уверенно, а кончик его шпаги все чаще делал рывки к правой стороне груди Сина. Каждый такой рывок заставлял Честити беззвучно ахать, но Син снова и снова без труда отражал их.

— Ну, Маллорен! — Форт вдруг отступил и широко улыбнулся. — Превосходно, чтоб мне пропасть! Ты просто мастер фехтования!

— Ты тоже… довольно опытен, Торнхилл, — сказал Син, опуская шпагу.

— Брось! — засмеялся Форт. — Ты же мог в любой момент обезоружить меня или поцарапать.

— Быть может, и так.

— Я хочу в этом убедиться! — заявил Форт и снова встал в стойку.

Син заколебался.

— Докажи — и я дам согласие на брак Честити!

Син кивнул. Сталь снова зазвенела о сталь.

— Помни, ты сам этого хотел, — сказал Син чуть погодя.

Он с обманчивой легкостью коснулся кончиком шпаги подбородка Форта, оставив короткую царапину, сразу покрывшуюся бусинками крови. Тот с проклятием схватился за лицо. Син подождал, пока он вернется в стойку, и небрежно, в три движения (Честити заметила, что Форт честно пытался парировать каждое из них), отбросил шпагу противника за пределы досягаемости.

— Непостижимо! Где ты этому научился, Маллорен?

— Здесь, Торнхилл, прямо здесь, по большей части у Родгара. Из него был куда более суровый учитель, чем наемные. Когда я был мальчишкой, все время ходил в царапинах: так он учил меня быть начеку.

— У меня не было ни малейшего желания лишиться брата только потому, что какой-нибудь пьянчужка ловчее размахивает шпагой, — объяснил маркиз нелюбезно и взялся за пуговицы камзола. — Давай-ка, Син, вспомним старые добрые времена. Смотри не получи очередной царапины!

— Это еще вопрос, кто получит!

Родгар засмеялся — коротко, но искренне. Он подобрал шпагу Форта и встал в стойку. Лезвия скрестились. На этот раз Честити заметила неоспоримое сходство в тактике ведения боя, а также то, что Син вынужден сражаться в полную силу. Впрочем, и Родгару приходилось нелегко. Кончик как одной, так и другой шпаги то и дело бывал на волосок от цели, а когда Син не без труда отразил удар, направленный ему прямо в лицо, Честити невольно зажала рукой рот, подавляя возглас. Однако несколько мгновений спустя точно такой же выпад был отбит Сином уже без малейшего труда.

— Слава Богу, ты быстро вспоминаешь… — начал маркиз и вынужден был отскочить, когда шпага противника рассекла ему рубашку. Он с улыбкой поднял свою в салюте. — А я, увы, быстро забываю причем свои собственные уроки — никогда не тратить время на злорадство.

Братья сердечно обнялись. Бренд и Брайт подошли обсудить поединок, и вскоре даже Натаниель оказался вовлеченным в мужской кружок.

Сколь ни странен был способ привлечь упрямого лорда Торнхилла на свою сторону, он сработал: Форт заметно потеплел по отношению к Маллоренам, да и вообще как-то оттаял. В тот же вечер он дал письменное согласие на брак Честити и Сина.

— Я ничего не имею против, — сказал он позже, улучив подходящий момент, — просто не вполне доверяю Родгару. Не то чтобы я сомневался в его честности или благородстве, но эти качества идут на поводу у внутренних побуждений. Он действует в лучших интересах своей семьи, но что, если наши интересы не во всем совпадают? Прошу, Честити, не доверяйся ему слепо! Помни, ты урожденная Уэр, какое бы имя позже ни взяла.

* * *

День, на который был назначен маскарад, выдался холодным, но солнечным — наилучшая погода для выезда. К тому же наступило полнолуние, и можно было надеяться, что гости без проблем доберутся домой.

Родгар был уверен, что граф Уолгрейв непременно почтит бал своим присутствием, оставалось лишь гадать, откуда эта уверенность. Зная отца, Честити не исключала того, что в последнюю минуту тот передумает, опасаясь ловушки, и, по правде сказать, очень на это надеялась. Она бы предпочла никогда больше его не видеть. Отчего Родгар не отправил посыльного с уведомлением, что держит в руках интересующий его документ? Ей вполне хватало того, что бал станет первым ее выходом в свет со времени скандала, и совершенно ни к чему было добавлять к этому еще порцию нервотрепки. Правда, можно было укрыться под маской, и все-таки Честити трепетала при мысли о том, что окажется среди тех, кто однажды осудил ее и готов был снова забросать камнями при первой же возможности.

Знала она и то, что бал будет не просто балом, а поворотным моментом в ее судьбе. Что бы ни планировал Родгар, эти несколько месяцев ее жизни подходили к концу, а с ними должна была закончиться и мирная жизнь последних дней. Возможностей виделось две: быть восстановленной во всех своих прежних правах, каким бы невероятным это ни казалось, или быть окончательно растоптанной, уже без надежды на лучшее.

Ожидание было бы не столь напряженным, будь рядом Син, но Честити намеренно избегала его. Он как будто всерьез вознамерился ждать брачной ночи, и хотя она была тронута этим рыцарским поступком, близкое присутствие Сина, его облик, прикосновение его одежды — все было источником танталовых мук. Она и жаждала близости, и грустно радовалась тому, что эта нить не становится крепче с каждым днем. Перед смертью все равно не надышишься, и если им предстоит разлука, тем проще будет разорвать узы.

Никогда еще разумный подход не был так ненавистен Честити. Она участвовала в подготовке к балу со всем пылом человека, который ищет забвения.

Наконец был сделан завершающий штрих: из Лондона прибыла партия китайских бумажных фонариков. Их развесили в бальном зале, и чудо превращения стало окончательным. Еще раньше у стены напротив дверей водрузили пагоду со светильником внутри, окруженную кукольными китайцами. Их приводил в движение хитроумный механизм, постоянно требующий завода. Для этой цели была выделена группа мальчишек, но Честити все время казалось, что игрушки движутся сами по себе, с помощью древней магии. Да и вообще в этот день в Родгар-Эбби верилось: стоит захотеть — и случится чудо.