– Я останусь, – сказала я. – Нам нужно во многом разобраться. Но не пытайся мне внушить, что я должна утешать тебя. Возьми себя в руки и терпи, пока я здесь.

Он кивнул и перебрался к изголовью кровати. Наблюдая за тем, как я расстилаю одеяло и укладываюсь на своей половине, он спросил:

– Можно тебя обнять?

– Нет, – ответила я и повернулась к нему спиной.

Заснуть мне удалось не скоро. Пялясь то на трещинки на стенах, то на потолок, я услышала, как заработал кондиционер. И конечно, я слышала каждый вздох и каждое движение Тэйлора. Мы провели вместе достаточно ночей, чтобы я по дыханию поняла: он тоже не спит. Мы лежали, не разговаривая и не прикасаясь друг к другу. И оба страдали.

Глава 21

Когда меня разбудило пронзительное чириканье птиц за окном, мне показалось, что я едва успела вздремнуть. Тэйлор, судя по глубоким мерным вдохам и выдохам, еще спал. Я надела купальник и парео, взяла шляпу, солнечные очки, телефон и выскользнула из номера.

– Привет, – сказал Трэвис. – Собралась на пляж?

Я кивнула:

– А ты пойдешь?

Он покачал головой:

– Я к Томасу. У них ранний рейс.

– Может, позже увидимся.

– Да. Фэйлин! – окликнул он меня прежде, чем я успела сделать шаг. – Тэйлор с тобой очень счастлив. Если бы он мне сам об этом на днях не сказал, я бы понял по физиономии. Не допускай, чтобы какая-нибудь его идиотская выходка все испортила.

У меня подвело живот:

– А что – все в курсе?

– В курсе чего?

– Ничего. – Я поморщилась. – Еще раз поздравляю.

Пройдя мимо Трэвиса, я еле себя сдержала, чтобы не броситься по ступенькам бегом. Кроме меня, на лестнице никого не было, и на пляж я пришла первой. Выбрала шезлонг в середине первого ряда и расслабилась.

Через десять минут пришла еще одна пара. Небо сначала превратилось из черного в темно-синее, потом стало голубым, а потом озарилось всеми цветами радуги, осветив океан и берег.

С закрытыми глазами слушая шум волн и пение птиц, я попыталась избавиться от ненужных мыслей. Я вдыхала густой соленый воздух, но сосредоточиться на окружающей красоте не удавалось. Вместо этого я думала о том, как Тэйлор дотрагивался руками и губами до какой-то калифорнийской женщины. Он делал с ней то же, что столько раз делал со мной, а она, наверное, балдела, ведь у него эти вещи получаются очень и очень хорошо.

Мой телефон зажужжал. Я посмотрела на дисплей и, дотронувшись до него, прочла эсэмэску от Тэйлора:


Это ты лежишь на пляже?


Я обернулась: он стоял на нашем балконе.


ОК. Оставляю тебя в покое. Просто хотел проверить, все ли в порядке.

Это не обязательно.

Что не обязательно?

Оставлять меня в покое.


Через три минуты Тэйлор уже был возле моего шезлонга – в одних плавках и солнечных очках. Он сел, тяжело дыша.

– Нужно о многом поговорить, – сказала я.

Он кивнул:

– Понимаю, моих извинений не достаточно. Словами делу не поможешь, и я, наверное, с ума сойду, прежде чем придумаю, как все это исправить.

Я повернулась лицом к воде, порадовавшись тому, что широкие поля шляпы скрывают меня от пристального взгляда Тэйлора.

– Ты верно говоришь, но дело не только в тебе, и я это понимаю.

Он опустил голову и подпер ее рукой:

– Хорошо, что ты реагируешь так здраво, но, честно говоря, Фэйлин, – он поднял на меня взгляд, – мне немного не по себе от твоего… буддийского спокойствия.

– Никакого буддийского спокойствия я не ощущаю. Я злюсь, я чувствую себя уязвленной и преданной. Самолет у нас только в три. Здесь вся твоя семья. Если я при них закачу тебе скандал, это горю не поможет.

Внимательно на меня посмотрев, Тэйлор спросил:

– Значит, ты собираешься меня бросить, как только мы улетим с острова?

– Не знаю.

– Мне жаль, что я тебя ранил, – вздохнул он. – Жаль, что я тебя предал. И что разозлил. Если дашь мне второй шанс, это никогда больше не повторится.

– Я тебе верю.

Тэйлор сел на песок рядом со мной, взял мою руку и поцеловал ее. Полчаса мы просидели молча. Потом пришли Трентон и Камилла, а чуть позже Трэвис – один. Он уселся в стороне и стал неподвижно смотреть на воду.

– Эх! – вздохнул Трентон и, поднявшись с шезлонга, подошел к брату.

Тэйлор, пожав мне руку, тоже пересел к ним. Время от времени они тихо переговаривались, но больше молчали и, казалось, втроем смотрели в одну точку.

– Сегодня утром я столкнулась с Трэвисом, – сказала я Камилле.

– Правда? Где?

– Он шел к Томасу. Может, это с ним как-то связано?

– С Томасом? – Кэми задумалась. – Нет.

По тому, как решительно прозвучало ее «нет», я поняла: она врет. Раньше она встречалась с Томом. И все ей было известно. Знала она и о том, что произошло в его номере.

Внезапно Трэвис вскочил и ушел. Тэйлор вернулся на свое место.

– С ним все в порядке? – спросила я.

– Не знаю, он ничего не сказал.

Вид у Тэйлора был озабоченный. Камилла притворялась, что не слушает, и я специально для нее произнесла:

– Вы производите впечатление очень дружной семьи, но на самом деле у вас слишком много тайн.

– Пожалуй, – согласился он.

– Похоже, ты здесь единственный, кто умеет говорить правду, – сказала я и тут же пожалела о своих словах.

Тэйлор ошибался: мое состояние не имело ничего общего с буддийским спокойствием. Вообще-то, я считала, что не способна устраивать истерики и наносить удары ниже пояса. Но сейчас мне хотелось и того, и другого.

– Если любишь человека, – проговорила Камилла, задетая моим замечанием, – это еще не значит, что надо все выбалтывать.

– Конечно. Зависит от того, кого твой секрет касается, разве не так? – спросила я, так и не сумев побороть злобу.

Камилла разинула рот, потом захлопнула его и, стиснув зубы, уставилась в ту же точку на горизонте, которую недавно изучали парни. Мне показалось, она не столько сердится на меня, сколько огорчена тем, что́ ей приходится хранить в тайне.

– Значит, тебе известно, чем так расстроен Трэвис, – сказала я. – Но Трентону ты ничего не объяснила, потому что дело касается Томаса?

Тэйлор испытующе воззрился на Камиллу, а она посмотрела на меня в надежде, что я наконец остановлюсь. Я скривила рот:

– Извини, не хотела тебя обидеть. У нас у всех есть свои секреты, Кэми. Мы должны быть уверены, что, храня их, не вредим близким людям.

Задумчиво посмотрев на меня, Камилла перевела взгляд на океан, и ее глаза наполнились слезами.

– Черт возьми, да в чем дело?! – воскликнул Тэйлор, поворачивая голову то ко мне, то к ней.

– Думаю, нам пора поесть и начинать собираться. Мы должны выехать в аэропорт… часов в двенадцать, верно? – спросила я.

– Да, – ответил он.

Камилла явно его встревожила. Он встал и подал мне руку. Я взяла ее, и мы пошли завтракать. В ресторане Тэйлор молча ел омлет, погрузившись в свои мысли.

– Кто была эта женщина? – спросила я.

Он перестал жевать. Я наморщила нос и покачала головой:

– Нет, не отвечай.

– Она была не ты.

– Догадываюсь, – буркнула я и сжала зубы.

Внутри меня кипела злоба, а Тэйлор терпеливо ждал. Мы оба знали, что будет дальше.

– Значит, четыре дня? – прошипела я.

Он уставился в свою тарелку.

– Чего ты молчишь?

– А что сказать? Оправдания у меня нет. Я в дерьме.

– Ты пообещал думать всю неделю. Но не смог дотянуть до конца срока, который сам установил, без того чтобы с кем-нибудь не перепихнуться.

Он кивнул.

– Да перестань кивать, черт возьми! Не сиди как болван.

Тэйлор поднял глаза:

– Каких слов ты от меня ждешь? Я сижу здесь, до смерти боюсь, как бы ты не послала меня подальше, и ничего не могу поделать. Ведь мы оба знаем, Фэйлин, что я это заслужил. Мне остается только одно: сидеть, понурив долбаную голову.

– Ну и как я, по-твоему, должна ответить?

Он хотел что-то сказать, но передумал. Я откинулась на спинку стула. Во мне все кипело, и в то же время тяжело было видеть вину и боль в его глазах. Он мучился. Знал, что совершил ошибку, и уже о ней сожалел. За это я тоже на него злилась: я заслужила минуту чистого гнева, не смягченного раскаянием виновного, а он мне и того не дал. Не в состоянии доесть свой завтрак, я закрыла лицо руками.

– Попросить счет? – страдальчески произнес Тэйлор.

Я не смогла ничего сказать и только кивнула.

– Господи боже! – прошептал он. – Все же было так хорошо! И как мы до этого дошли!

Из ресторана мы вернулись в номер, сложили вещи, потом отправились в главный вестибюль, чтобы сдать ключи. У входа в гостиницу жизнь била ключом: люди въезжали и выезжали, служащие суетились.

– Мы просили вызвать нам такси, – сказал Тэйлор женщине у стойки регистрации.

– Да, да, машина подана. Надеюсь, вам понравилось в отеле «Ритц-Карлтон». Будем рады видеть вас снова.

– Спасибо, – ответил Тэйлор и вынес наши сумки на крыльцо.

Нас поприветствовал тот же водитель, который привез меня сюда. Всю дорогу до аэропорта Шарлотты-Амалии Тэйлор молча смотрел в окно. Заговорил он, только когда мы приехали, да и то по необходимости.

– Еще два часа, – сказала я, взглянув на запястье.

Пока мы ждали посадки, Тэйлор сидел рядом, но в остальном вел себя как совершенно посторонний мне человек. Сажали пассажиров на нью-йоркский самолет, а номер нашего рейса еще даже не высветился на табло над стойкой – так рано мы приехали. Я то и дело поглядывала на часы, спрашивая себя, огорчен ли он из-за своих родственников, из-за меня или из-за нас всех и стоит ли мне попытаться с ним заговорить или пускай предается размышлениям.

Где-то позади нас завизжал младенец, и, как всегда, когда я слышала крик новорожденного, у меня в груди что-то болезненно сжалось. Кругом были семьи с детьми: измотанные мамаши и папаши изо всех сил развлекали усталых скучающих малышей. Интересно, Тэйлор когда-нибудь тоже станет глядеть на детей с такой тоской? Наверное, да, если учесть, с чего начинается наша семейная жизнь. А может быть, это наше начало – начало конца?