Тэйлор потянул на себя молнию моих джинсов и тронул языком кожу под ней. Я вздохнула. Внутри все нетерпеливо сжалось. Прикоснувшись ко мне губами чуть ниже пуговицы, он стащил джинсы с моих бедер, а следующим движением сдернул их с ног. Нить частых поцелуев не прерывалась, пока грубая ткань не шлепнулась на пол.

Чуть замедлясь, Тэйлор повел языком вверх по внутренней стороне моего бедра. Я извивалась под ним, а он наслаждался каждым прикосновением к моей коже. Он раздевал меня не слишком медленно и не слишком быстро, а именно так, что я чуть не лишилась рассудка. Отбросив мою кофточку, он спустил с плеч бретельки лифчика, и через секунду белые шелковистые треугольнички тоже полетели в сторону.

Скрипнув матрасом, Тэйлор встал у края кровати. Думая о том, что должно было случиться дальше, он сбросил с себя джинсы, а потом вернулся в постель и, застыв надо мной, со вздохом коснулся лбом моего лба.

– Что? – спросила я, приподымая голову, чтобы поцеловать его в уголок рта.

Тэйлор опустился на меня. Теперь нас разделяли только его боксеры «Кельвин Кляйн» и мои категорически несексуальные хлопчатобумажные трусы.

– Пятнадцать минут назад ты плакала. Я не хочу пользоваться ситуацией. Если мы не будем продолжать, я пойму.

Я медленно провела пальцами по его рельефному животу и скользнула под резинку. Когда я сжала руку и медленно потянула, Тэйлор издал тихий стон.

– А я говорю тебе «пожалуйста».

У него перехватило дыхание, и он, отключив силу воли, порывисто меня поцеловал. Я обхватила его за пояс и, зацепив боксеры, провела руками вниз. Он оттянул мои трусы вбок, и мы соприкоснулись. Я замерла, а когда Тэйлор стал медленно двигаться вперед, ахнула и впилась пальцами в его спину. Матрас заскрипел, вторя вкрадчивым толчкам. Тэйлор опять нагнул шею и со стоном взял мои губы в свои. Я обхватила его ногами, чтобы он прижимался ко мне еще крепче, еще глубже в меня проникал.

Откуда-то снизу до нашей спальни то и дело долетал смех Мэддоксов. Шуметь было нельзя, и каждый раз, когда мне хотелось вскрикнуть, Тэйлор накрывал мой рот ладонью. Не следя за временем, я осознавала только то, что происходило с моим телом, которое требовало новых толчков и вместе с тем ожидало облегчения. Каждым своим движением Тэйлор давал мне и то и другое. Так продолжалось несколько часов, и я даже не заметила, как наступила глубокая ночь.

Когда он упал на матрас рядом со мной, все у меня приятно болело.

– С ума сойти! Женщина, я думал, что люблю тебя, до…

Я нащупала его пальцы, и они переплелись с моими.

– Лишь бы ты любил меня после. Теперь все будет по-новому.

Тэйлор повернулся на бок и подпер голову рукой:

– Я такими словами не бросаюсь. Никому, кроме родных, я о любви не говорил.

– Я говорила только одному человеку.

Он покачал головой:

– Одному?

Я посмотрела в окно: с улицы в комнату лился свет фонарей.

– Да. Олив.

– И никому больше?

– Нет. – Я снова перевела взгляд на Тэйлора и поднесла руку к его щеке: – Только тебе.

Он расслабился, успокоенный моими словами. Пока он укладывался рядом со мной, я закрыла глаза и охотно позволила усталости утащить меня в подводные глубины подсознания. Впервые за долгое время я была в темноте не одна.

Глава 16

Проснувшись в доме Джима Мэддокса, в бывшей комнате Томаса, я стала бояться, что, когда проснется и Тэйлор, мы почувствуем себя неловко. Я не спала с рассвета, а он продолжал лежать рядом, медленно и ровно дыша.

На улице чирикали птички. Из постели я видела в окне только чистое голубое небо да линии проводов. Наступивший день должен был стать одним из лучших в моей жизни. Олив могла этого и не понять, но я собиралась проникнуть в ее память, а потом всю жизнь этим дорожить.

Рука, расслабленно лежавшая на моем животе, пошевелилась.

– Солнышко, – произнес Тэйлор, привлекая меня к себе.

– Что? – откликнулась я растерянно.

Ласковые обращения были мне непривычны: родители называли меня солнышком только на людях, для создания благоприятного имиджа семьи.

– Мне кажется, просыпаться без тебя я уже не смогу, – сказал Тэйлор довольным, хотя и сонным голосом.

Я усмехнулась и пощекотала носом его шею:

– Сможешь.

– Но не хочу.

– В Эстес-Парке без тебя будут скучать.

– А как же! Так какие у нас на сегодня планы? – спросил он, покрывая мою щеку поцелуями. – Не согласен становиться соучастником похищения, пока мы не позавтракаем.

Я вздохнула:

– Не хочу, чтобы она поняла, кто я и зачем приехала. Хочу только… увидеть ее собственными глазами. На этот раз я буду готова и смогу насладиться моментом. Я оставлю крошечный отпечаток в ее жизни, пусть даже никто, кроме меня, не будет об этом знать.

– Я буду.

– Да, конечно, я рассуждаю как эгоистка, – сказала я, прикрыв глаза ладонью.

Тэйлор убрал мою руку от лица и приподнял мне подбородок:

– Наоборот. Я нечасто встречаю людей, которые бы думали о себе так мало. Олив в соседнем доме, а ты мечтаешь только о том, чтобы встретиться с ней как посторонний человек и потом вспоминать это, зная, что она живет своей жизнью.

Раньше я никогда не смотрела на ситуацию под этим углом. Так мое положение выглядело печально, но достойно. Я еще раз почувствовала: женщина, которая отражается в глазах Тэйлора, заслуживает прощения. За это я была ему бесконечно благодарна.

– Ты так говоришь, потому что тебе приходится, – поддразнила я его.

Он улыбнулся без тени неискренности:

– Я так говорю, потому что это правда.

Я не ответила. Тогда Тэйлор опустил глаза.

– Что? – спросила я, встревоженная переменой в его настроении.

– От твоего ответа ничего не зависит, но я все-таки хочу спросить. – После небольшой паузы он решился: – Где отец Олив? Биологический.

Я сглотнула:

– Это долгий разговор.

– Но ты не любила этого мужчину?

Я покачала головой. И не солгала. Даже до встречи с Тэйлором я понимала: внимание того, кто старше меня и должен, по идее, пользоваться уважением окружающих, может быть мне приятно, но это еще не любовь.

– Он… причинил тебе боль?

Я опять покачала головой:

– Для тебя это очень важно?

– Я хочу это знать, – ответил Тэйлор, подумав несколько секунд.

Я отвернулась, чтобы не смотреть ему в лицо.

– Тот человек был моим учителем, точнее, тренером. В старших классах. У него есть жена. Она знает, что он ей изменил, но не знает, что со школьницей. Про Олив ей ничего не известно.

– Боже мой, Фэйлин! И он оставил тебя в такой ситуации одну?!

– Нет. Он предложил заплатить за «решение проблемы». Я в клинику не пошла. Ни в первый раз, ни во второй. Я не ждала, что он уйдет ко мне от жены. Да и не хотела. До сих пор не знаю, почему я это сделала.

– Потому, что была еще девчонкой. Потому, что у тебя паршивые отношения с отцом. Оправданий множество.

– Оправданий нет. Я сделала выбор и теперь живу, расхлебывая последствия.

– Но совсем не обязательно жить одной.

Тэйлор обнял меня, прижал к себе и спрятал лицо в моих волосах.

– После сегодняшнего дня все будет хорошо. Я ее отпущу.

– Ты только скажи, что тебе нужно: побыть одной, выговориться, или рука, чтобы опереться, или жилетка, чтобы поплакать.

– Пожалуй, все вышеперечисленное.

– Любой каприз, детка.

Я улыбнулась, вспомнив, как он сказал то же самое у входа в кафе в день нашей первой встречи. Тогда мы разыгрывали сценку для моих родителей, и тем не менее рядом с Тэйлором я почувствовала себя спокойно. Сейчас все было по-настоящему, и опять благодаря ему мой страх отступал.

– Тэйлор! – крикнул Джим снизу. – Завтракать!

Тэйлор встал, напялил футболку и штаны, низко нахлобучил темно-синюю кепку:

– Готова? Сегодня мы одержим победы на всех фронтах!

Наскоро приняв душ, я надела любимые джинсы и розовую кофточку, которую купила в благотворительном магазине специально для того дня, когда снова увижу дочку. Зная, что буду для нее в лучшем случае мимолетным воспоминанием, я все-таки хотела запомниться ей красивой.

Тэйлор пошел вниз. Потратив еще несколько минут на прическу и макияж, я присоединилась к отцу с сыном. Когда Джим уже почти закончил есть, раздался стук. Входная дверь распахнулась.

– С добрым утром, Мэддоксы! – воскликнул Трентон, извещая всех о своем приходе, и прибавил, заметив меня: – А также их друзья.

Из кухни, куда он направился, донеслось хлопанье буфетных створок и звяканье посуды. Выдвинулся и задвинулся ящик, открылась и захлопнулась дверца холодильника.

– К черту эту фигню про друзей, – сказал Тэйлор.

Широко улыбаясь, Трентон уселся между ним и Джимом и поставил перед собой миску с хлопьями.

– Серьезно? Значит, у вас вчера все сладилось? Трэв сказал, ты довел ее до слез.

Джим влепил сыну подзатыльник:

– Трентон Аллен!

– Ай! Да что я такого сказал! – возмутился тот, потирая голову.

Джим отхлебнул кофе и постарался придать лицу спокойное выражение:

– Фэйлин, как себя чувствуешь? Получше?

– Намного. Спасибо.

– Тэйлор, какие у вас на сегодня планы?

Тэйлор пожал плечами и посмотрел на брата:

– А у тебя какие, дундук?

– О господи! – Джим вздохнул. – Можно хоть раз за столом не ругаться?

Братья покачали головами. Отец тоже.

– Я сегодня работаю, – ответил Трентон, бултыхая ложкой в миске с хлопьями.

– С Олив сидишь? – спросил Тэйлор.

– Нет, а что? – Трент как будто смешался.

– Она такая прикольная! Я бы хотел повидать ее до отъезда.

Трентон отправил ложку в рот и, подумав, сказал:

– Если тебе действительно приспичило провести утро с пятилетней девочкой, я могу позвать ее в парк. Ну а мне самому потом надо будет на работу.

– С шестилетней, – ляпнула я. – Ей уже шесть.