— Я в этом очень сомневаюсь. Но, право же, вы так добры ко мне и маме. Просто не представляю, как я смогу вас отблагодарить.

Чарлзу в голову пришло сразу несколько способов, но ни один из них он бы приемлемым не назвал. Чтобы охарактеризовать их, подошло бы слово «порочные».

— Можете начать с того, что будете обращать внимание, когда я вам что-то объясняю. Как, к примеру, ведут себя на балу приличные молодые леди, а не плохо воспитанные девчонки.

— Что угодно, кроме этого, — воскликнула Джиллиан, и в ее глазах опять сверкнули озорные искорки.

Чарлз с трудом удержался от смеха. Честно говоря, он бросил попытки учить ее, по крайней мере во время поездки. Джиллиан хватало того, что она вынуждена была долгими часами сидеть спокойно, уж не говоря о том, чтобы сосредоточиться на уроках. Читала она мало, только если дорога была достаточно хорошей, и в основном романы миссис Радклиф[4].

Несмотря на веселое настроение, путешествие ее утомило. В Джиллиан бурлила беспокойная физическая энергия, требовавшая выхода. К счастью, Элизабет пришла в голову замечательная идея: научить девушку играть в карты. Чарлз был очень удивлен, что она не умеет играть. С каждым днем ему становилось все понятнее, насколько изолированную жизнь вела Джиллиан раньше. Семья любила и оберегала ее, но делала очень мало для того, чтобы подготовить девушку к светской жизни среди аристократов. Скорее всего винить за это следовало ее деда, лорда Марбери.

— У вас был большой перерыв между занятиями, мисс Драйден, — сказал Чарлз. — Но с завтрашнего дня начнем снова, причем всерьез.

Она закатила глаза.

— Пять дней в карете вряд ли можно назвать перерывом. Кроме того, я не уверена, что в этих уроках есть смысл, учитывая, что про меня говорят.

— Мы договорились, что не будем об этом ни думать, ни упоминать, — напомнила леди Джулия.

— Знаю, мама. Но последние несколько дней мне нечем было заниматься, кроме как думать. Не вижу, как я могу перестать быть Дикой Сицилийкой…

— Даже не повторяйте этого, — сурово произнес Чарлз.

— Все остальные повторяют, — вызывающе заявила Джиллиан. — И притворяться, что это не так, не лучшее решение. Лично мне кажется полным безумием верить, что мы сможем это исправить.

Чарлз прищурился, безмолвно предостерегая ее, но Джиллиан скрестила на груди руки и уставилась на него, ничуть не испугавшись, как и раньше.

— Скажите мне вот что, — попросил он. — На самом деле вы хотите это исправить, по вашему же выражению, или предпочитаете опустить ручки? У меня такое ощущение, что вы сбежали из города с радостью. — Он покачал головой. — Меня удивляет, что вы с такой готовностью сдались, даже не попытавшись бороться. Ваш брат точно сдаваться не желает.

Собственно говоря, Гриффин Стил угрожал, что застрелит любого, кто посмеет сказать грубое слово про его сестру, и начнет с Летиции Страттон.

В темных глазах Джиллиан полыхнуло пламя.

— Вы что, считаете меня трусихой?

— Боже мой, — вмешалась Элизабет. — Не думаю, что мы должны обсуждать это прямо сейчас. Заканчивается длинный, утомительный день, и нервы у всех на пределе. Вы согласны, контесса?

Джиллиан виновато взглянула на мать.

— Я не хочу расстраивать тебя, мама, но мне просто кажется глупым ходить вокруг случившегося на цыпочках. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.

К огромному удивлению Чарлза, контесса посмотрела на дочь очень спокойно.

— Знаю. Однако ты не сделала ничего плохого. Я свой позор заслужила, а ты, любовь моя, нет.

Джиллиан повернулась и посмотрела матери в лицо.

— Ты не заслужила ничего, кроме права быть счастливой, мама. И я убью любого, кто скажет что-то другое.

— Ты очень добра, дорогая моя. Но в обществе хватает тех, кто с тобой не согласен да еще считает, что мое поведение до сих пор отражается на тебе.

— Но все это случилось давным-давно, — возразила Джиллиан. — Разве сейчас имеет хоть какое-то значение то, что ты когда-то сделала?

— Осуждать — так устроены люди, к сожалению. А что до сплетен, ты сейчас живое напоминание о случившемся. — Она взяла дочь за руку. — Насколько я знаю, по Лондону ходит одиозная фраза, касающаяся нас обеих. Тебе она наверняка известна.

Губы Джиллиан скривились в безрадостной усмешке.

— Что мать, что дочь… — наконец ответила она с откровенным нежеланием.

— Верно, а еще «яблочко от яблоньки недалеко падает». Оба выражения совершенно незамысловаты, но в нашем случае в них есть толика правды.

Контесса улыбнулась так печально, что Чарлзу захотелось избить каждого самодовольного болвана, осмелившегося распространять отвратительные сплетни про Джиллиан и ее мать.

— Фу, — поморщилась Элизабет. — Жаль, что время от времени мы забываем, каким гадким бывает общество.

Леди Джулия пожала плечами.

— Этого следовало ожидать. Но именно поэтому мне и нужно было покинуть город вместе с дочерью. Мое присутствие только подогревало бы сплетни и привлекало ненужное внимание. Независимо от того, была бы Джиллиан рядом со мной или нет.

— Леди Марбери ничто не могло поколебать, — сказал Чарлз. — Она осталась в городе.

— Моя мать отказалась снова бежать, — кивнула контесса. — Она говорит, что на этот раз не отступит и будет бороться за меня и за Джиллиан.

— Как все это противно, — потерла лоб Элизабет.

— Но ведь ты хотела уехать из города, да, мама? — спросила Джиллиан встревоженным голосом. — Не хочу думать, что из-за меня. Но ведь ты только что вернулась домой.

— Знаешь, милая, я в любом случае предпочту быть где угодно, но только с тобой.

— Тогда я рада, что мы уехали, — сказала Джиллиан. — У меня нет ни малейшего желания проводить время с людьми, которые плохо относятся к моей матери. И вообще я надеюсь, что мы останемся тут надолго. Ненавижу светское общество Лондона, если уж хотите знать правду.

— Насколько мне помнится, сицилийское общество ты тоже не жаловала, — заметила контесса.

Джиллиан раздраженно выдохнула.

— Разве можно винить меня за это?

— Нет, дорогая. То, как они к тебе относились, очень неприятно. Вот почему я хочу избежать повторения, если такое возможно. Мы пробудем здесь столько, сколько его светлость посчитает нужным, а потом вместе вернемся в Лондон.

На лице ее дочери появилось бунтарское выражение, но контесса неожиданно заговорила очень твердо:

— А пока ты будешь продолжать свои занятия и делать в точности то, что велит герцог.

— Но, мама, я просто не вижу смысла. Моя репутация…

Мать подняла руку, остановив ее.

— Твоя репутация не погублена. Джиллиан, во всех отношениях ты совершенно невинна. — Она посмотрела на Чарлза уверенным и ясным взглядом. — Ведь это всего лишь стратегическое отступление, правда, сэр?

Он удивился такому проявлению материнской силы духа.

— Вы превосходно выразились. И все-таки нам нельзя недооценивать угрозу.

Что мать, что дочь…

То, что Джиллиан уже поместили в ту же категорию, что и ее мать, было шагом назад, причем куда более значительным, чем Чарлз мог предвидеть. Особенно после того, что ему сказал Страттон. Однако эти сведения он предпочитал держать при себе.

— Ты что-то от нас скрываешь, Чарлз? — с подозрением в голосе спросила Элизабет.

Его сестра всегда была чертовски проницательна, что не шло ей на пользу.

— Нет ничего такого, о чем вам стоит волноваться.

Джиллиан прищурилась, словно пыталась взглядом проникнуть в его мысли.

— Ваша светлость…

Карета сильно дернулась и остановилась, сильно закачавшись. Джиллиан схватилась за мать, а Чарлз протянул руку и подхватил Элизабет, чтобы не соскользнула на пол.

— Что за дьявольщина?

Раздался приглушенный крик, ржание лошадей — а потом все стихло.

Левертон потянулся к двери, но она распахнулась прежде, чем он успел взяться за ручку. Прямо ему в лицо был направлен ствол пистолета.


— Вот дьявол, — пробормотала Джиллиан. Все, что требуется после долгого, утомительного, безотрадного дня, — это разбойники на дороге. Ее уже тошнит от них, черт бы их всех побрал.

А если хорошенько подумать, ее тошнит почти от всего английского за исключением, пожалуй, тех, кто сейчас сидит с ней в карете. И если английский ублюдок, прицелившийся в герцога из пистолета, посмеет прикоснуться к ее матери или еще к кому-нибудь, она его просто задушит.

Левертон бросил на нее острый взгляд.

— Давайте я сам с этим разберусь.

Она широко распахнула глаза, словно ей и в голову не приходило лезть в драку. Он фыркнул и снова с отвращением посмотрел на пистолет.

— Ты, мистер Франт, вылезай-ка из своей чертовой кареты! — рявкнул мужчина с пистолетом.

— Если вы перестанете размахивать оружием перед моим носом, я с радостью подчинюсь вашему требованию, — холодно ответил Левертон.

Герцогу отлично удалось передать сочетание презрения и раздражения. Чтобы напугать его светлость герцога Левертона, потребуется куда большее, чем разбойники с большой дороги.

Однако леди Джулия дрожала как лист на ветру. Джиллиан хотелось обнять мать, но ее руки должны были быть свободными на случай, если ситуация стремительно выйдет из-под контроля. Девушка незаметно потянула к себе ридикюль.

Левертон распрямил свое крупное тело и шагнул к дверце кареты. Мерзавец с пистолетом — здоровенный мужик в потрепанной фетровой шляпе и с грязным платком, закрывавшим нижнюю половину лица, — отступил назад, выпуская герцога.

— Просто сидите спокойно, — бросил Чарлз, оглянувшись.

Леди Филби, почти такая же спокойная, как и ее брат, но слегка позеленевшая, ответила:

— Заверяю тебя, я буду сидеть тихо, как мышка.