Оно и понятно – строительство денег требует и внимания, а когда у тебя свое предприятие еле-еле концы с концами сводит, да так, что работникам порой все свои деньги отдаешь на зарплату, какая уж тут стройка. Но, как только перебрались молодые в Архангельск, отец с Матвеем решили, что сами, уж как могут, займутся строительством и дом поднимут. Вот и пропадали все выходные в той деревне. Иногда рабочих нанимали, если средства имелись, но больше сами, своими руками делали.

Так и получилось, что Катя общалась в основном со свекровью, мужа практически не видя. И начались неизбежные при таком раскладе конфликты. Да и зарабатывал тогда еще Матвей не очень, чтобы шиковать. На курорт, например, не съездишь и каждый месяц к родителям и друзьям-подругам в Новый Уренгой не слетаешь. А ей хотелось – и курорт, и легкую обеспеченную жизнь. Это чуть позже, через пару-тройку лет пошли заработки хорошие и дела многие интересные у Матвея, а тогда…

Одним словом, взбрыкнула Катерина и подала на развод. Развели их как-то быстро и без затей, и заседание суда прошло пятиминутно – ребенка оставить матери, определить порядок общения с отцом и бабушкой-дедушкой в любое время по их желанию.

И, забрав сына, Катя укатила в Новый Уренгой к родителям и подружкам.

А Матвей впрягся в работу отцовского предприятия выше макушки. Так и работает до сих пор.


– Ладно, хватит обо мне, – постановил он.

За время его рассказа они успели попить чайку и перекусить, выйти постоять на платформе во время одной из остановок.

Майя все задавала и задавала вопросы, расспрашивала с живейшим участием и интересом – подробно, многое просила объяснять и слушала просто завороженно. Батардин и не заметил, как полностью погрузился в воспоминания и начал делиться наболевшим на сердце за родную авиацию и Крайний Север.

Даже не понял, как увлекся, пытаясь описать и передать словами природную красоту Заполярья: леса, тундру, льды и это невероятное северное сияние посреди черного неба в звездах, от которого захватывает дух, когда ты летишь через ночь, а оно разливается от края до края, как замирает и звенит что-то в душе от этой красоты. Как посмеиваясь, вспоминал разные курьезные случаи и истории, случавшиеся в полетах, как описывал друзей, которых приобрел на всю жизнь, и интересных людей, с которыми приходилось сталкиваться. Майе даже удалось вытянуть из него парочку историй про аварийную посадку в тундре и один совсем экстремальный полет, хотя обычно Матвей не рассказывал такое никому.

Эта девушка умела слушать! Да что там! Она умела слушать так, словно находилась рядом с ним в том его прошлом и разделила все – горечь недоумения, обиду и бессилие от развала авиации, и все трудности и радости полетов, и смотрела вместе с ним из кабины на черное звездное небо, где полыхало изумрудным огнем северное сияние, и не могла дышать от этой красоты.

Она умела задавать правильные вопросы, плакала и смеялась вместе с Матвеем, и сопереживала, и всхлипывала от эмоций и смотрела восторженными сияющими зелеными глазищами…

Матвей опомнился только когда почувствовал, что охрип и, глянув на часы, понял, что проговорил несколько часов подряд.

– Как тебе это удалось? – искренне удивился он.

– Что? – улыбнулась хитро Майка.

– Да разговорить меня! Я никогда в жизни столько не болтал и уж тем более так не откровенничал.

– Просто мне невероятно интересно, а ты очень здорово рассказывал, – пожала плечами девушка и предположила: – И, может, тебе впервые захотелось кому-то рассказать о себе и поделиться наболевшим.

– Да я тут тебе такое выложил! – возмутился Батардин, усмехнувшись. – Весна моя, а ты часом всякими там гипнозами не владеешь?

– Не владею, – рассмеялась она. – И ты снова назвал меня Весна.

– Мне нравится. Впрочем, твое имя мне тоже очень нравится, – и потребовал: – А теперь давай-ка ты о себе расскажешь, твоя очередь. А начнешь с того же продуктивного вопроса, что задала мне ночью: ты вообще кто? По жизни?

– По жизни я портниха, – очень серьезно отрапортовала Майя. – Или швея, а еще модельер – разработчик одежды и реставратор тканей. Вот как-то так. И ничего героического, как у тебя.

– И слава богу, – с расстановкой и чувством заключил Батардин. – Ну, поведай, как так получилось, что благополучная москвичка вдруг стала портнихой. В моем понимании такие профессии московские барышни не выбирают.

– Московские барышни выбирают разные профессии и занятия, я вот это, например, выбрала, – в тон ему ответила Майя и принялась рассказывать.


И на самом деле, как заметил Матвей, Майя Весенина всегда была благополучной москвичкой. Вернее, это ее родители были благополучными людьми, а она при них такая же – папина-мамина дочка.

А начать, пожалуй, стоит даже не с родителей и их истории, а еще с дедушек-бабушек.

Мама Майи – Лариса Анатольевна самая что ни на есть коренная москвичка, ее папа, дед Майи – Анатолий Васильевич Калужский, начав свой путь с бригадира, после окончания института дослужился до поста начальника огромного строительного треста. Трест этот после развала Союза каким-то заковыристым образом превратился в частную компаниею, но дед продолжал работать на той же высокой должности почти до семидесяти лет.

А вот бабушка Людмила Андреевна как раз была из приезжих. Не «лимита», как в те годы с презрением называли москвичи людей, что приезжали в столицу по лимиту найма рабочих на стройки и селились в общагах, из которых всеми возможными путями, правдами и неправдами пытались осесть в столице.

Нет, бабушка не из этих была, тут все заковыристей получилось – ее мама, прабабушка Майи, вдова погибшего на войне офицера, вышла замуж за работавшего в их городке командировочного москвича и, переехав с ним в Москву, взяла с собой и дочь двадцати лет, известную к тому времени во всем их городке портниху – это в столь юном-то возрасте! А потому что талант имела знатный и шила-кроила лет с четырнадцати.

В Москве Людмила Андреевна практически сразу поступила работать портнихой в Дом Моды на Кузнецком мосту – оценили такое редкое дарование по достоинству. Но больше всего она зарабатывала частным образом – красиво одеваться хотели все, а сделать это можно было только посредством индпошива, как в те времена это называлось.

Вот таким именно образом, через свою работу, Людочка и познакомилась с москвичом-строителем Толей Калужским – ему потребовался костюм для торжественного мероприятия, на котором его должны были чествовать и награждать грамотой и ценными подарками за какие-то там достижения.

Вот ему и порекомендовали замечательную швею, подрабатывающую частным образом, а ей поручились за нового клиента. В тот день, когда Людочка сдавала ему готовый костюм, Толя Калужский и сделал ей предложение.

В шестьдесят втором году, через год после свадьбы, у них родилась дочь Лариса, мама Майи. Дед в дочери души не чаял, баловал, как мог и старался все самое лучшее сделать для семьи и обожаемой доченьки.

А доченька подвела любимого отца. Когда после школы Лариса решительно заявила, что поступает в кулинарный техникум на повара-кондитера, у Анатолия Васильевича чуть инфаркт не случился.

Как?! Серебряная медалистка, красавица, умница, гордость школы – и все для нее – институт любой, хоть МГУ, он договорится, сделает все возможное, и вдруг какой-то техникум!!

Гордость школы, умница-красавица, успокоительно похлопала папочку по плечу, поцеловала в щечку и поступила куда хотела. На этом испытания крепости нервной системы Анатолий Васильевича не закончились – ровно через год дочь привела к ним в гости молодого человека и объявила, что любит его и собирается за него замуж. И тут выяснилось, что молодой человек из Калуги, через пару месяцев заканчивает автодорожный институт и его ждет распределение на какую-нибудь окраину родины!

Как?! Не москвич, расчетливый провинциальный студентишка, их любимую доченьку охмурил, задурил ей мозги, только чтобы остаться в Москве…

Доченька снова похлопала успокоительно папеньку по плечу, дважды поцеловала в щечку и вышла замуж за Льва Егоровича Веснина, продолжив благополучно учиться в своем техникуме.

Пришлось Анатолию Васильевичу, напившись с месяцок валериановых капель и валидолу, заботливо успокоенному любящей и мудрой женой, смириться с выбором дочери и поднять все свои возможные знакомства и связи, чтобы пристроить зятя на достойную работу. Кстати, зять отчима об этом не просил, вполне мог и сам устроиться и даже рассматривал вариант возвращения вместе с женой в более спокойную Калугу или отправиться по месту любого распределения – а куда родина пошлет.

Но Анатолий Васильевич не собирался дочь единственную, любимую из Москвы отпускать, вот и принялся устраивать судьбу молодых, а потому что по-другому не мог, живя в реалиях той страны, где все строилось на хороших связях, «ты – мне, я – тебе», дефиците и умении людей договариваться.

Одним словом, устроили зятька Леву работать в большое транспортное предприятие начальником одного из участков. А через полтора года Лев Егорович благодаря некоторому стечению обстоятельств, везению, собственной работоспособности, знаниям и упорству был назначен начальником этой автоколонны.

Вот так. И что самое удивительное, с тестем они очень скоро стали самыми близкими друзьями и по-настоящему родными людьми, прямо душа в душу.

Жизнь, как всегда, выдает кренделя.

В восемьдесят втором году родилась Майка, и дед перенес всю свою бесконечную любовь и заботу на нее, тем более, что еще долгие годы они жили все вместе в одной квартире.

Мама, закончив техникум, поступила в Институт пищевой промышленности, а муж в этом решении поддержал:

– Тебе же хочется, Ларис, ты сама говорила не один раз. Так давай. Зарабатываю я хорошо, наймем няню с Майкой сидеть, да и родители помогут. И не думай, поступай!

Она и поступила. А что и на самом деле – жили они в достатке, могли себе позволить и няню, да и Людмила Андреевна последние годы работала в основном дома, беря только эксклюзивные заказы, и выказала готовность заниматься днем внучкой.