— Малая, на меня посмотри, — говорю тихо, но отрывисто, в приказном тоне, но так, чтобы не грубануть и вновь не обратить упрямицу в бегство.

Медленно поднимает голову, но всё же большая часть лица скрыта волосами, за которыми совсем не разглядеть того, что прячет Марго. Я бережно заправляю непослушные пряди за уши, открывая себе обзор, чтобы тут же нервно сглотнуть. На скуле сквозь слой пудры проглядывается ссадина, а под глазом плохо, вернее, неумело замазан синяк — свеженький, с красно-синими переливами.

— Что это? — глупо звучит, но ни спросить я не могу. Пальцы сами собой так и тянутся к ее лицу, пока другой рукой я цепко сминаю джинсовую ткань рубашки, пресекая любое резкое движение Маргариты, направленное вернуть нашим телам пионерское расстояние.

— Неважно. Мне пора, — отчаянно вырывается, строя из себя гордячку, не нуждающуюся в заботе.

— Для меня важно, — она вдруг совершенно неожиданно смотрит мне прямо в глаза и это, как удар под дых, выбивающий спасительный кислород из легких. Ведь взгляд Маргариты насыщенный болью и недоверием, переполненный какой-то мрачной тоской, заставляет мое сердце сжаться ответным тягостным унынием. — Мы можем перестать общаться. Ты вправе меня ненавидеть, — зло хмыкает, словно соглашается испытывать ненависть ко мне, что ж имеет полное право. — А я тебя игнорировать, но видеть и закрывать глаза на твои побои, не стану. Не отрицай их, — пугливо коснувшись скулы, провожу подушечкой пальца, нежно и трепетно, боясь причинить боль. Хотя какая там боль по сравнению с тем, что ей пришлось вытерпеть.

— Что у тебя случилось? И почему ты не позвонила?

— Зачем? — холодно отбивает мой вопрос своим, но если я спрашиваю с беспокойством в голосе, то Марго выбивает почву из-под ног короткой уточняющей фразой.

— Как зачем? — совершенно искренне изумляюсь, цепляясь взглядом за ее выражение лица: сердито поджатые губы и глаза, смотрящие с недовольством, не сулят мне радужного общения. — У тебя проблемы и…

— Расслабься, я больше не твоя проблема. Так что теперь можешь не напяливать трусы поверх супергеройских колготок.

— Браво! Отлично пошутила и перевела стрелки, — перехватываю её запястье, как раз в тот момент когда она норовит меня оттолкнуть. Подушечки пальцев прошибает ощутимое покалывание от того что её кожа, буквально наэлектризована. — Ну… говори, я же не отстану.

— Сомнений ноль. Избалованным мальчикам неведомо слово "отвали", — ей приходится запрокинуть голову, чтобы установить чёткий зрительный контакт. — Может по слогам? ОТ-ВА-ЛИ!

— Не перегибай, — беззлобно шепчу, словно вопрошая не доходить до грубости, слишком остро ощущая учащенный пульс, разносящий по венам трепет от близости. — А то по губам получишь.

— Лучше в другой глаз для симметрии, из меня выйдет отличная панда, — нервная ухмылка кривит Маргошины полноватые губы, отзываясь на моих памятной щекоткой, от того какой бывает сладость и податливость ее рта.

— Не беси. Это Пашка?

— Ага, ролевые игры рулят. Ремень уже был, — нырнув ладошкой мне под футболку, ведет ногтем над поясом джинсов, не заигрывающим жестом, а скорее причиняющим боль, царапающими рывками. — А повторяться мы не любим. Зачем шаблонить, когда можно каждый раз пробовать новые ощущения?! Иди, пробуй, тебя уже заждались.

Слежу за ее кивком и развернувшись, замечаю Лесю, которая уже оседлав байк, спокойно ждет моего возвращения. Всем видом показывая, что она не отступит, не отдаст своего и не позволит мне передумать.

Глава 36 "Два сапога пара"

Марго

Пока жду машину, я успеваю придумать сотню оправданий поведению Макеева и дополнительную сотню отговорок. Глупое, сомнительное занятие, томиться выстраиванием логических цепочек, ведь видела же всё своими глазами. Теперь можно выдохнуть, а главное не нужно гадать, надеяться или опасаться что-то сделать, или сказать не так, и по итогу оттолкнуть Макса ещё дальше. Он сам отступил и даже ни на один шаг, а на безопасное расстояние, где его очень удачно успели прибрать к рукам.

Ни Леське, ни тем более Макееву, я не имею права предъявлять претензии. Нет, конечно, подруга поступает нелогично, когда после всех слов со знаком минус в адрес парня, с азартом кидается в его объятия. Впрочем, каждый борется за место под солнцем привычными ему способами. А Леська изобретательна в вопросах обольщения, не мытьем, так катаньем возьмёт и свое, и чужое, если понадобится.

С характерным визгом покрышек старенький "Форд", буквально вылетает из-за поворота, притормаживая возле меня. Пыль смешивается с запахом паленой резины, оседая неприятным слоем на коже и волосах, зато всё это фееричное появление отлично разгоняет мысли о Макееве.

— Привет.

Сажусь на пассажирское, и бурчу невнятно, слегка обиженно из-за того, что он редко бывает рядом когда нужен мне. Вот и вчера, после потасовки с отчимом, я буквально оборвала телефон, так и не дозвонившись. Его величество Алексей, появившись в сети не сразу-то перезвонил, а созрел только к обеду.

Повернувшись ко мне, он предстает во всей своей красе и даже мне привычному человеку к его часто побитому виду, становится немного дурно.

— Потрясающе выглядишь, — отвешиваю дурацкий комплимент, пытаясь скрыть за сарказмом дикое волнение. — Что с лицом?

— А у тебя? — грубо парирует Лешка, начиная барабанить пальцами по потрепанной оплетке руля. Костяшки разбиты, на левой руке и вовсе небрежно намотан бинт по виду больше напоминающий какое-то тряпье с бурыми пятнами, подсохшей крови.

— Я первая спросила, — оттягиваю разговор о причинах моего подбитого глаза, зная о неконтролируемой агрессии брата, лучше и вовсе молчать. Игра в партизана спасёт и его, и мои нервные клетки.

— А я тебя старше, почти на пять лет.

Укоризненный взгляд, недовольно поджатая губа, распухшая и треснутая слишком глубоко, чтобы я могла подумать, что он немного подрался. Тут что-то серьёзное, угрожающее и сжимающее от беспокойства моё сердце. И ладно бы его не отпустило боксерское прошлое, но ведь я прекрасно знаю, что легальных занятий боксом ему не светит. Да и пойти на поклон к своему тренеру, ему не позволит гордыня.

— Зато глупее на целых десять, наверное. Куда ты опять вляпался?

— Никуда и вообще, не каркай.

Услышать более развёрнутый ответ я и не надеялась, как всегда, немногословный, скрытный и не позволяющий залезть себе в душу. В этом вся его проблема: он охотнее бьет в нос или челюсть, чем говорит по душам.

— От кого роспись под хохлому? Или мне применить болевой приём, чтобы тебя разговорить?

— Да хоть удушающий, — отталкиваю руку от своего лица, пресекая Лешкин порыв, ухватиться за подбородок. — Я тебе звонила, постоянно абонент не абонент. Сегодня мне расспросы и наигранная паника, уже не нужны. Всё само собой устаканилось, — нет, я не пытаюсь воззвать к его совести и даже наоборот. Если вчера под действием страха я желала возмездия, а возможно и смерти своему обидчику. То сейчас понимаю: слава богу, что не смогла дозвониться до брата, его силы и безбашенности с лихвой хватило бы отправить на тот свет любого, кто посмел меня обидеть. — С мамой не сошлись характером. Я вылила их пойло, — нагло вру, глядя глаза в глаза, видя что он верит. Психует и хочет иных объяснений, но верит. До сих пор лелея в душе надежду, что мама образумится и станет прежней.

— Прости, Рит, я полный мудак.

— Не называй меня так. Ладно? — брезгливо морщусь, услышав нелюбимое сокращение имени. — А насчет себя, продолжай, мне приятна твоя самокритичность.

— Я не мог раньше приехать. Понимаешь?

Устало вздыхает, откидывается на подголовник и закрывает глаза, по всей видимости, пытаясь расслабиться и определиться с дальнейшими действиями. Сидим в тишине, лишь щелчки “зипповской” зажигалки, нервно отсчитывают количество секунд нашего обоюдного уныния, которое переполняет, давит и едва не ломает кости.

Груз ответственности всегда лежит на Леше, постоянно довлеет сознание того, что он в чем-то виноват и новая счастливая жизнь не налаживается, потому-что он плохо старается. Сколько себя помню, он из кожи вон лезет, всё тянется куда-то, заслоняет меня, жертвует собой и при этом глубже утопая в хаосе.

— Хочешь, переберись ко мне? Со мной тоже сложно и в какой-то степени рискованно, но…Чёрт! — наотмашь бьёт по клаксону и тот отзывается оглушительным сигналом, закладывая уши, вызывая у меня лёгкое головокружение. — Я почти решил свои проблемы, почти…, — отзывается с досадой, вытаскивает сигарету из пачки одними зубами, стараясь не касаться фильтра разбитой губой. Прикуривает от огня зажигалки и тут же щелкает ее крышкой. Потом снова открывает и захлопывает, стучит, как чёртов метроном, действуя на нервы. — Ещё немного потерпеть и у меня будут деньги для выкупа материной доли.

— Она на это не пойдёт, — машу рукой перед лицом, тщетно разгоняя сигаретный дым, который кольцами выпускает Леша, смотря куда-то вперед, в одну точку. Отрешённо, будто всё в миг ему опостылело.

— Тогда нам надо разменять квартиру. Я узнавал: при разъезде на равноценные по качеству и местоположению площади мы, конечно, потеряем комнату, но… тебе не придётся терпеть этот ужас, — запнувшись и заметив лёгкое недоумение на моем лице, Лёша продолжает объяснять. — То есть нашу трешку, можно разменять на две однокомнатные. Да это убытки, которые едва ли мы можем себе позволить, но это хоть какой-то выход. Других вариков у меня нет.

— Леш, ты главное не перегибай. Не лезь туда, от куда с трудом выполз. Пожалуйста!

Тепло произношу, коснувшись его руки ниже ссадин, но все равно вызвав в нем волну неодобрительной дрожи. Окончательно сникнув, не могу даже натужно улыбнуться. Выходит какая-то больная ухмылка, которая кривит рот и застывает фарфоровой маской на моем ошарашенном лице.