«Ничего, девочка, когда-нибудь и ты отрастишь крокодилью кожу. Когда-нибудь и ты», — Ия кивнула, встала и молча пошла к выходу. Но поравнявшись с Марко, всё же обернулась.

— Кстати, ты знаешь, что у льва в природе есть только один враг? Нильский крокодил.

Что бы ни сказала Ульяна, Ие не нужен был ответ.

Они вышли на улицу.

Ия открыла дверь машины. За галстук подтянула к себе Марко.

— Никогда не буди в женщине нильского крокодила.

И толкнула его на заднее сиденье.


Глава 62

Безобразную сцену, что наверняка устроит Марату Алия, Ия, конечно, не увидит.

Не услышит, что будет плести ей в ответ Марат. Просто пошлёт её или навешает на уши очередную лапшу. В офис она прибежит или они выяснят отношения на улице, Ия и не хотела знать.

Как не хотела даже представлять разговор Марата с Ульяной.

Одно было бесспорно — непростой сегодня выдастся у Марата денёк.

Но для Ии всё это тоже было совершенно неважно.

— Ия, — Марко потянулся к её губам, но она уклонилась, сдирая с него штаны. — Что ты делаешь, джя̀вли тэ понэ̀сли? Ия! Чёрт! — сдался он только, когда она его оседлала.

Не слушая, что он говорит, сбросив с себя его руки, и не позволяя к себе притрагиваться, она наращивала темп. И Марко подчинился, смирился и только глухо постанывал, закрыв глаза, и дёрнулся, когда, всё же подхватив ритм её бешеной скачки, судорога пронзила сначала её, а потом и его тело.

Тяжело дыша, Ия скатилась с него на сиденье.

Вот теперь ей было хорошо. Легко.

Теперь она свободна. Что бы это ни значило, она чувствовала себя именно так — свободной. И хотела не расплескать это чувство, сохранить его хоть ненадолго, хотя бы пока восстановит дыхание.

— Мне не нравится, когда меня используют как тренажёр, — застегнул брюки Марко, не глядя на неё.

— Правда? — Ия выдохнула, глянув на него искоса, оттолкнулась от сиденья и тоже принялась возвращать на место юбку. — Мне тоже не нравится, когда меня используют, но ничего, — хмыкнула она и снова посмотрела на Марко. — А я ведь тебе поверила. В то, что нужна тебе, важна. В твою искренность. А в итоге оказалось, что мне все врали. И ты тоже. Меня засняли с тобой, явно собираясь использовать эту запись. Меня продали как ненужную вещь. Боюсь только, дороговато ты заплатил, — она перегнулась через его ноги и открыла дверь машины со стороны Марко, давая понять, что ему пора на своё место.

Он не шелохнулся.

— Боюсь тебя разочаровать, но я столько не зарабатываю, если ты про миллион долларов. И я ни к чему тебя не принуждал. Если бы ты ушла, я бы не стал тебя удерживать. Если бы уснула — берёг твой сон. И уж точно эту запись не увидит никто. Как и ту, где ты приходила, когда меня в гостевом домике не было. Но я просто берегу их, как берёг с нашей встречи в декабре забытые тобой в кафе ёлочные шары. Ты действительно считаешь, что я был с тобой неискренен?

Сердце кольнуло, такой у него был взгляд.

Но какие бы чувства он ни вызывал, доверие — единственное, что для неё сейчас было в приоритете. А Марко она не могла доверять, как не доверяют закрытым ящикам, даже если на них висит табличка «сокровище». Никто не суёт внутрь руку наугад, в надежде нащупать клад, в неё ведь может впиться змея. Марко хоть и выглядел как подарок, но пока был наглухо запечатан.

— Да, именно так и считаю, Марко, что ты был неискренен и меня использовал. А сейчас просто отвези меня домой, — ответила Ия. А когда он занял водительское место добавила: — Кстати, это твой последний рабочий день, я больше не нуждаюсь в телохранителе, а уж в чистильщике бассейнов и подавно.

— И всё же я присмотрю за тобой ещё немного, — обжёг он её синью своих глаз в зеркало заднего вида.

Завёл машину. И всю дорогу, как обычно, молчал.

Да и плевать на него. Дома её ждали мама и девочки — те, кто был Ие действительно важен. Те, с кем она хотела провести этот день. Прожить эту жизнь. Её радость. Её свет. Её счастье. И больше им никто был не нужен.


Глава 63

— Смотри, мам, — потянула её за руку Вероника в пустую комнату, — бабушка сказала, что сюда можно прикрепить гамак. И балка на потолке крепкая.

Её старшая в последнее время полюбила во всё лёгкое, девчачье — качели, бабочек, платья. А младшую, наоборот, тянуло к брюкам, походам, природе, кострам.

— Так давайте поедем купим и сделаем, — предложил Марко, который ходил за ними по пятам, как бы Ия не отмахивалась. — Тебе повесим гамак. Тебе поставим в комнате палатку, — посмотрел он по очереди на обеих девчонок.

— Ура-а-а! Да, да, да! Мамочка, давай купим! Давай! — запрыгали они вокруг Ии, сидящей на ковре.

— У меня есть предложение получше, — поймав обоих, усадила рядом с собой. — Давайте купим новый дом. И там сделаем всё так, как хотим. В саду будем жечь костёр. В комнате повесим качели. Заведём собаку.

— Собаку? — не веря своим ушам, выдохнула Аринка.

— А как же папа? — спросила Вероничка, она всё же была постарше, понимала больше. Хотя то, что с папой у мамы всё как-то разладилось, понимали все.

— А папа останется здесь. Но будет приезжать к нам в гости. Так часто, как сможет, конечно.

— Мам, вы что разводитесь? — пытливо заглядывала в лицо маме Вероника.

Ия закрыла глаза и кивнула. Несколько раз. А потом снова посмотрела на девочек.

На одну, серьёзную, нахмурившуюся.

На другую, испуганную, расстроенную.

И слёзы, конечно, никто не заказывал, но они навернулись на глаза сами.

Ну вот, она это сказала. Назад пути нет.

Вытерла глаза.

— А нам к папе можно будет приезжать?

— Конечно, — обняла Веронику.

— А на море он с нами поедет? — прижалась к ней Аринка.

«Чёрт, я же обещала им перед школой на недельку в Хорватию, — обняла она дочь другой рукой. — Но так и не позвонила».

— Если захочет, — полезла в карман за телефоном, глянула на часы. — В Омише сейчас сколько? — спросила у молчаливо подпирающего стену Марко. — Не поздно, не рано?

— Кому ты собралась звонить?

— Не знаю. Стипо, — листая телефонную книгу, она встала и обернулась на девочек. — Пошлите, там бабушка пирог испекла. Давайте, давайте, вниз!

Марко остановил её, накрыл рукой телефон и достал свой.

— Давай я сам позвоню.

— Кому? Стипо?

Он кивнул. И проложил телефон к уху, когда пошли гудки.

— Алле? Тате?

«Тате?!» — вытаращила на него глаза Ия, когда и в трубку, и из трубки зазвучал непереводимый хорватский фольклор.

— Этот омишский пират твой отец?

Марко обнял её за шею, кивнул и прижался губами ко лбу.

«О, нет, нет, нет. Если ты думаешь, что я развожусь с Маратом, чтобы быть с тобой. То ты сильно, очень сильно ошибаешься», — вывернулась Ия из-под его руки.

Стремглав спустилась по лестнице. И замерла на последней ступеньке.

В прихожей стоял Марат.


Глава 64

Таким его Ия никогда не видела.

Он словно попал под грузовик и чудом выжил. А, может, не выжил, таким безжизненным, серым, убитым, мёртвым он казался.

— Ия, — он нерешительно шагнул к ней.

— Папа! Папа! — высыпали из кухни дети, но замерли на входе. Бабушка поторопилась загнать их обратно и плотно закрыть дверь.

Ия с Маратом остались одни.

Он словно резко стал меньше ростом. Бледный. Резко осунувшийся. Серьёзный.

Ия бы соврала, если бы сказала, что ничего не почувствовала. Хотела бы не чувствовать, быть выжженной бесплодной землёй, где не пробился ни росток жалости, ни стебелёк сочувствия, только бушевал огненный смерч справедливого возмездия и звучал адский смех отомстившей за себя женщины. Но, честное слово, ей было жаль.

Жаль, что до этого дошло. Жаль, что пришлось стать стервой. Жаль, что всё закончилось так.

Нет, Ие было не всё равно.

Ей было больно, горько, противно. От себя самой. От того какой он жалкий, растоптанный, размазанный. И вот теперь, без всех его букетов и преклонённых коленей, она видела раскаяние. Искреннее, неподдельное раскаяние. И отчаяние.

А ещё молчание, что звучало громче слов. Слов, что им двоим были больше не нужны.

В мире нет таких слов, чтобы описать отчаяние птицы, что падает с простреленной грудью, срубленного дерева, выброшенной на берег рыбы. Они ещё живы, но они уже мертвы.

Их безмолвный крик не режет уши. Их боль не плещется в глазах.

Так умирают чувства.

Никто не прочтёт панегирик на их похоронах. Никто не придёт оплакать.

— Документы на развод в кабинете на столе, — её голос звучал как чужой, но это был её голос. — У меня нет к тебе никаких имущественных претензий, Марат. Это твой дом. Твои машины. Твоя компания.

— А дети? — его голос тоже был тих, глух.

— Дети, конечно, останутся со мной. Но ты их можешь навещать и проводить с ними столько времени, сколько захочешь.

— Я знаю, что не заслужил даже того, чтобы ты меня выслушала, но я… — он шагнул вперёд, но Ия попятилась.

— Марат, не надо.

— И всё же… я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, — он сделал ещё шаг вперёд. И ещё шаг назад сделала Ия. — Все остальные для меня ничего не значат. Я всегда любил тебя. Только тебя. И наших девочек.

Она упёрлась спиной в стену. А он стоял так близко. Возвышался, прижав её к стене. Такой привычный, родной.

Едва пробившаяся щетина. Знакомый до боли запах.

— Ия, — выдохнул он, склонившись к её губам.

Сердце сжалось. Она испуганно закрыла глаза, дрогнув, перед тем как его оттолкнуть, забывшись всего на секунду.

И тут Марат с грохотом отлетел в сторону.

— Опрости, друже! Но эта женщина моя.

Марко поддёрнул рукава, обнажая цветной узор татуировок.