Вдохнуть. Прикоснуться. Истаять…

— Луд, — отставила она стакан и протянула к нему руки.

Его не нужно было просить дважды. Он подхватил её на руки и жадно впившись в губы, прижал к стене.

И всё, что ей даже не снилось, в полумраке мутного сознания и маленькой комнаты стало явью.

Ию словно подменили, или спустили с цепи. Но чем больше он входил в неё резкими сильными толчками, тем больше ей хотелось ещё. Его рук, сильных, уверенных, настойчивых. Его губ, жадных, сладких, бесстыжих. Его могучего нагого тела с атласной кожей, блестящей от пота в темноте. Его неистовых ласк. Волнующих. Страстных. Жарких. И дикого рыка до которого он Ию доводил, словно заполняя собой до отказа, так плотно, глубоко, мощно он в неё входил. Таким сильнейшими спазмами оно ему отвечало. Таким пылало огнём, что затушить его никак не получалось. Да и не хотелось.

И он готов был ещё. Снова и снова насаживая её на себя, в кровь сдирая спину о жёсткую стену, стирая колени о грубый ковёр, не замечая, как грозит развалиться кровать, он нашёл самый простой и самый действенный способ сказать насколько она желанна. Соблазнительна. Притягательна. Вожделенна. Превратив её обнажённое тело в гибкий податливый воск, что искрил и плавился в его руках, отдавая тепло всей её нерастраченной страсти и свет не пригодившейся другому мужчине любви.

— Лу-у-д, — выгнулась Ия, тяжело дыша.

— Моя, — дёрнулся он, отвечая, подчиняясь спазмам её тела, последними толчками. И поднял Ию, чтобы сказать ей это, глядя в глаза. — Ты — моя!


Глава 25

Утро, заглянувшее в окно бледным рахитичным светом словно толкнуло Ию в плечо. Она открыла глаза. И первое о чём подумала, подняв голову с широкой груди Марко: «Что я наделала?» И пока собирала свои вещи в слабой утренней серости. И пока бежала по хрусткому гравию тропинок во влажном утреннем тумане к дому, всё повторяла: «Господи! Что я натворила!»

Липкий ужас осознания произошедшего пересиливал все остальные чувства.

Она изменила мужу.

Изменила как следует, вдохновенно, с душой.

У неё тряслись колени, не поднимались руки, Ие пришлось даже остановиться на лестнице и прижать их к животу, когда разбуженное воспоминаниями тело вдруг откликнулось вожделенным спазмом. Томительным, приятным, сытым спазмом. Натруженное, удовлетворённое, словно разбуженное и качественно оттраханное тело.

Оттраханное по высшему разряду. Так, что смывая с себя в душе запах Марко, она на какое-то время забылась и чуть не застонала вслух, ещё ощущая в себе его здоровый член. Мощный, ровный, красивый. С блестящей упругой головкой, для которой не потребовался никакой лубрикант — Ие так хотелось почувствовать её в себе, что она текла даже сейчас, выгибаясь, подставляясь, задирая хвост, как загулявшая кошка.

Она намылилась третий раз, а ей всё казалось, что он неё пахнет солёным морем далмацких островов. И вздрогнула, когда сработал будильник.

Сердце замерло, когда заскрипела кровать.

«Чёрт, Марат видел, как я пришла и проскользнула в душ?»

А когда в соседней душевой включилась вода, прикусила губу.

«Господи, что я наделала?»

Она стояла, трусливо прижавшись к стене и глотая льющуюся воду, пока Марат мылся. И выползла из душа только когда он спустился вниз.

— Ну, вот и всё, — выдохнула Ия, выходя и пошатнулась. — Всё, Марат. Не мила, не хороша, не любима… вот и пусть.

На удивление музыка молчала. И виноград она тоже вчера так и забыла принести.

Ия переоделась. Собрала только свои грязные вещи, проигнорировав брошенные носки и мокрое полотенце мужа, и ушла в прачечную.

Там тоже мелочно и мстительно откинула в сторону его мятые рубашки. Но, рассортировав бельё, поняла, что сейчас не в состоянии не только переварить всё, что произошло. Она не в состоянии вообще думать, двигаться, чувствовать.

В мансардном этаже две комнаты предназначались для гостей и стояли пустые. Ия зашла в одну из них. Надо было ей подняться сюда ещё вчера, а не пытаться уснуть в гостиной. Но вчера было вчера. А сегодня… Ия убрала нарядное покрывало с кровати и прямо с мокрыми волосами забралась под одеяло.

Что бы ни произошло: пожар, землетрясение, потоп — она займётся этом потом. Сейчас она хотела спать. И чтобы ничто — ни мысли, ни чувства — её не трогали.


Глава 26

Детский смех, весёлый, радостный, беззаботный, казался продолжением сна. Хорошего сна, но чужого. В её сне незнакомый потный мужик доводил её до исступления, вколачиваясь по самые яйца. В этом исступлении, размазывая по себе его сперму, она забыла обо всём. Забыла про стыд, честь, совесть. Выкинула из головы, что она дочь, мать, жена. Запамятовала, что живёт не последний день. И прожила его как последний.

Ия выскользнула из-под одеяла, на цыпочках подошла к окну и осторожно выглянула.

Её девчонки играли с Марко в бассейне. Он стоял по пояс в воде. А они с бортика кидали на него пластиковые обручи как на стойку. Кидали криво, косо, далеко, близко, вместе и поочерёдно, как могли, а он умудрялся каждый раз ловить собой эти летящие как попало цветные кольца, чем и вызывал дикий восторг детей, смех, радостные вопли и хлопанье в ладоши.

— Луд, — выдохнула Ия, прячась за выступ стены, словно её могли увидеть.

Прячась как преступница. Да и чувствовала она себя так же. Преступница, предательница, изменница. А он… он как ни в чём ни бывало играл с её детьми, смеялся вместе с ними, баловался, шутил, словно ничего и не случилось.

Хотя для него, наверное, ничего особенного и не произошло. Подумаешь, отымел жену хозяина и мать этих детей. Подумаешь: захотел — и взял. Взял не без спроса, да и отымел красиво — он вообще со всех сторон герой.

Ия ударила затылком в стену. И почему-то вспомнила про сейф.

Нет, конечно, не «почему-то». А потому, что подумала про развод. Сейчас этот неизбежный итог не сумевшей сберечь отношения пары, не маячил страшным призраком разрушенной семьи где-то в уголке сознания, а материализовался во весь свой исполинский рост, стал плотной, каменной, незыблемой истиной.

Всё ещё крадучись, словно боясь, что её увидят, услышат, поймают в собственном доме, Ия спустилась в кабинет мужа. Комнату, где и она какое-то время работала, когда была уже беременна Вероничкой и передавала Регине дела. А последний раз — когда умер отец и они с мамой разбирались в его бумагах.

Здесь, в сделанном под старину интерьере с дубовыми панелями и шкафами с книгами, стояли и компьютер, и принтер, и прочие прелести цивилизации. Даже большой телевизор напротив массивного стола, что при желании тоже скрывала панель, как и сейф.

Она не врала Регине, когда сказала, что не знает код. Но и Регина была права: те несколько комбинаций, что обычно использовал Марат во всех своих паролях, были так неразрывно связаны с Ией, что подобрать одну не составило труда.

«106» — номер бунгало, где они провели медовый месяц у Южно-Китайского моря. «12–45» номер джипа, что брали напрокат на одном из Полинезийских островов.

Ия угадала со второй попытки. Сейф пискнул и открылся.

Деньги. Пачками. Немного.

Загранпаспорта. Четыре. Другие документы, самые обычные, но сейчас Ие больно их было даже держать в руках: свидетельства о браке и рождении детей, ламинированные карточки пенсионного страхования, документы на дом, купленный Маратом, на машины, тоже купленные на его деньги и оформленные на него.

Она выложила всё это на стол. Сверху придавила двумя большими флеш-накопителями. На один из них она собственноручно скидывала фотографии. А на второй, кажется, записывали свадьбу и другое домашнее видео.

Нет, сейчас она не могла об этом думать. Сейчас она должна думать о другом. Не о том, что не смогла сберечь и чего уже не вернёшь. А о том, что рискует остаться совсем ни с чем, если Марат обескровит остатки папиной компании.


Глава 27

В сейфе действительно лежали какие-то рабочие документы. Договора, банковские выписки, счета — то, что, бегло листая, увидела Ия. И когда делала фотографии на телефон, торопясь, озираясь, особо не вчитывалась во все эти бумажки: на гербовой бумаге или обычной, с печатями или без, на английском или русском языках. Зацепился её взгляд только за один документ — нотариально оформленная бессрочная доверенность, подписанная Ией на право Марата распоряжаться её долей компании.

Тогда, много лет назад, когда влюблённая по уши Ия вышла замуж за мужчину своей мечты — Марата Гараева, она даже слегка повздорила с отцом из-за этой бумаги. Да и Марат дулся, что отец вроде вручил ему свою компанию как приданое, но при этом оставил половину за Ией.

«Оформишь на него генеральную доверенность и всё, — отмахивался отец от её нападок. — Глядишь, ещё спасибо мне скажешь когда-нибудь. Это бизнес, девочка моя, просто бизнес. Просто деньги. За деньги не купишь ни любовь, ни верность, ни преданность. Но деньги любят порядок. Ничего, с контрольным пакетом акций переживёт твой муж как-нибудь такую обиду».

Больше к этому вопросу они никогда и не возвращались. Да он и не возникал.

Да и сейчас Ия ничего не собиралась с этим делать. Просто сфотографировала всё и сложила на место.

Не откладывая в долгий ящик, отправила Регине.

— У вас там как? — спускаясь по лестнице в кухню, разговаривала она с перезвонившей Региной.

— Да как обычно. Работаем. Бегаем. Суетимся. Аринка как себя чувствует?

— Хорошо.

— Ия, мне жаль. Мне правда очень жаль, что так вышло. И знаешь, я же записалась с Русланом к врачу. Мне и в саду говорили, что у него повышенная агрессивность. Но тогда врач сказал: возрастное, перерастёт. Ты же знаешь, он с детства был таким: капризным, вспыльчивым, излишне возбудимым. Но я не плохая мать. Не такая идеальная, конечно, как ты, — вздохнула Регина. — Но и не плохая. Это не потому, что я его плохо воспитываю.