— Милый! — воскликнула она, но договорить не смогла. Неодолимая сила подхватила ее и понесла в далекий чудесный мир.

Наконец-то настал счастливый и решительный миг — Элайджа стремительно вошел в долгожданное лоно. Мягкое шелковистое объятие отозвалось хриплым, похожим на рычание стоном.

И вдруг…

— Меня беспокоит твое сердце, — произнесла Джемма.

Он посмотрел вниз и встретил тревожный, испуганный взгляд широко открытых глаз. Настойчиво накрыл губами ее губы и заставил замолчать.

— В жизни не чувствовал себя лучше. Знаешь, что мне нравится больше всего? — Он без церемоний продвинулся глубже, и любимая негромко застонала. — Сегодня ты не собиралась раздеваться.

— Разумеется, не собиралась. — Джемма выгнулась, пытаясь оказаться ближе, и Элайджа едва не забыл, о чем думал и говорил. — Здесь нельзя раздеваться, — продолжила она не слишком убедительно.

— Когда собираешься предстать обнаженной, то непременно душишься.

— Да, — подтвердила она и, идеально выбрав момент, подалась вперед.

— Так вот, больше всего мне нравится, когда ты не душишься. Твой аромат лучше самых дорогих духов, — прошептал он ей на ухо. — Пахнешь чистым дождем и горячей женщиной.

— Элайджа! — Джемма попыталась возмутиться, а потому он предпочел просто не обращать на возглас внимания.

— Ну а сейчас… — Он снова прильнул к ее уху и подробно изложил, что именно собирается предпринять. Поскольку выражения оказались безрассудно смелыми, смягчил их поцелуями, да такими сладкими, что вновь ощутил легкую нервозность. Право, занятия любовью не предусматривают столь высокую степень… любви.

Отбросив странную мысль, Элайджа откинул голову и принялся мерно двигаться. Но даже в тот момент, когда, ощутив мощный напор, возлюбленная изумленно вскрикнула, пальцы продолжали судорожно сжимать плечи, а в голосе слышался страх.

Элайджа открыл глаза.

— Джемма…

— Я боюсь за тебя, — выдохнула она. На носу и в волосах сияли капли дождя, и прекраснее ее не было никого в целом свете. Останавливаться отчаянно не хотелось, и, чтобы убедиться в собственной безоговорочной власти, он продвинулся вперед еще немного.

Джемма тут же глубоко вздохнула и крепче вцепилась в плечи мужа.

— Я весь покрылся потом, — признался Элайджа и замер.

— Это плохо? — Ее глаза снова округлились.

— Нет! Как раз очень хорошо. Помнишь, я говорил, что регулярная нагрузка помогает сердцу?

— Да, но это не…

— Именно то, что требуется. Если сейчас меня остановить, то организм испытает шок.

Джемма нахмурилась.

— Сердце работает ровно, — заверил ее Элайджа. — Вот, попробуй сама.

Маленькие ладошки прижались к его груди.

— Ничего не чувствую! — в ужасе воскликнула она.

Элайджа с сожалением покачал головой, освободился, встал и снял рубашку. Джемме определенно нравилось на него смотреть: глаза потемнели, а в глубине зрачков вспыхнули искры. Элайджа быстро вернулся в ее горячие объятия.

— Ну вот, теперь ничто не помешает тебе следить за моим сердцем, — с улыбкой заявил он.

Джемма легонько шлепнула его по плечу.

— Может быть, ты не заметил: мы на улице, да вдобавок на чужой территории. Что, если появится кто-нибудь из «монахов»?

— В дождь? — насмешливо фыркнул Элайджа. — В такую погоду все сидят возле огня и с удовольствием потягивают пунш. И «монахи» тоже наверняка этим занимаются. Садоводство, во всяком случае, их не интересует.

— Можно подумать, тебе это известно! — Однако короткая перепалка пошла ей на пользу: бледная испуганная незнакомка исчезла, а ее место заняла настоящая, упрямая и своевольная герцогиня Бомон.

— Итак, теперь, когда ты отвечаешь за контроль над моим сердцем, ничего плохого не случится.

— Почему ты так решил?

— Пока оно работает в полную силу, обмороков не бывает. Нагрузка диктует ровный ритм. А вот когда я отдыхаю или пытаюсь переубедить Стиблстича, порой случаются досадные перебои.

Джемма взволнованно схватила его за руку.

— О Боже! Но ведь сейчас ты отдыхаешь!

— Верно, — с готовностью согласился Элайджа. — Думаю, будет полезнее вернуться к физической активности.

Джемма собралась что-то возразить, и он поспешил нырнуть в уютную колыбель ее бедер.

И все же без протестов не обошлось. За те две минуты, которые понадобились, чтобы раздеться, к жене вернулась способность соображать.

— Нельзя этого делать! Мы же на улице.

— Не шуми, — перебил Элайджа. Один лишь взгляд на любимую мгновенно превратил учтивого джентльмена в дикого варвара. — Я хочу тебя, и этим все сказано.

Дождь невозмутимо выстукивал гипнотически ровный ритм. Хрустальная капля упала на белоснежную грудь Джеммы и заблестела подобно бриллианту.

Элайджа слизал крошечную лужицу, а потом легонько прикусил нежную кожу. Совсем забыв, что находится на улице, Джемма громко вскрикнула от неожиданности и остроты ощущения. Элайджа тут же нежно ее приласкал.

Судя по всему, любовь на свежем воздухе, в заросшем саду, доставляла герцогине удовольствие.

Наконец, почувствовав, что любимая готова к решающему шагу, он встал на колени и мощным движением проник в горячую глубину. Джемма мгновенно взлетела на вершину блаженства и едва не увлекла его следом.

Впрочем, не прошло и минуты, как она, еще не успев вернуться к действительности, принялась заботливо ощупывать грудь мужа в поисках сердца. Элайджа не остановился: сейчас он существовал ради выполнения одной-единственной миссии.

— Где оно, где? — тревожно повторяла Джемма, хлопая по правой стороне груди.

— Не там ищешь, — выдохнул Элайджа.

Заботливая супруга не унималась, так что пришлось поймать ее ладошку и самому положить на сердце. Оно стучало с отчаянной силой, но безукоризненно ровно, и каждый удар отдавался в ушах.

— Мое сердце безмерно счастливо, — хрипло заверил герцог.

Пальцы Джеммы еще крепче прижались к груди, а на губах расцвела улыбка.

— Достаточно. — Элайджа отстранился.

— Но…

— Сейчас не время. Я… — Мысль так и осталась незаконченной. Он продолжал движение молча, восхищенно глядя в прекрасное лицо жены. Джемма не могла сопротивляться чарам. Глаза ее блаженно закрылись, а руки принялись страстно ласкать каждый доступный уголок разгоряченного мужественного тела.

Ритм ускорялся, становился жестче и требовательнее. В миг страсти не существовало ни дождя, ни мира вокруг: ничего, кроме двух любящих созданий, которым посчастливилось испытать высшую радость единения.

Элайджа утратил ощущение реальности. Отныне смысл существования заключался в аромате любимой, вкусе ее кожи и мерных движениях собственного тела.

И все же он дождался, пока она полностью освободится от страха, пока прильнет доверчиво и самозабвенно. Только сейчас он позволил себе взлететь и раствориться в потоке наслаждения.

Спустя несколько блаженных мгновений Элайджа перекатился на спину, с удовольствием ощущая свежее прикосновение мокрого холодного камня. Сердце чувствовало себя как нельзя лучше.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Джемма слабым, растаявшим голосом.

— Собственному счастью, — ответил он, сладко потягиваясь.

Она уже сидела и приводила в порядок платье.

Не сводя с жены восторженных глаз, Элайджа заложил руки за голову. Нежиться под теплым весенним дождем оказалось на редкость приятно. В любой момент могут появиться «монахи»? Ну и что? Какая разница? Пусть хоть вся палата лордов отправится на прогулку в заросший, забытый Богом сад и увидит герцога Бомона лежащим прямо на вымощенной камнем дорожке.

Вряд ли кому-то приходило в голову, что жизнь на краю смерти способна подарить ни с чем не сравнимую свободу.

— С удовольствием бы здесь поселился, — мечтательно произнес Элайджа. — И в моем доме день и ночь пели бы птицы.

— А где бы ты спал?

— Под огромным каштаном. Мы с тобой соорудили бы постель из травы и любили бы друг друга каждое утро, пока птицы не проснулись.

— А как же утренний чай? — деловито напомнила Джемма. Ей уже удалось немного подтянуть корсаж, и все же грудь непокорно просилась на волю.

— Наверное, это платье уже никогда не станет прежним, — задумчиво заключил Элайджа. — Желтая вставка выглядит так, будто ее жевала корова.

— Что поделаешь? — с невозмутимостью истинного философа отозвалась Джемма. — Во всяком случае, ткань все еще выполняет свою непосредственную функцию. — Она оглянулась и только сейчас заметила, что муж даже не думает одеваться. — Поедешь домой в таком виде? Или действительно собираешься ночевать под каштаном?

Двигаться не хотелось.

— А почему бы, собственно, и нет? Одеяло можно сшить из крошечных зеленых сердечек с алыми серединками, которые появляются весной.

Джемма не стала размениваться на мелочные возражения, а вновь удивила: расправила юбку и улеглась рядом, положив голову на голый живот мужа и подставив лицо редким каплям.

— Кто бы мог представить, что герцогиня способна возлежать на голой земле под дождем? — удивился Элайджа после недолгого молчания.

— Да разве это дождь? Впрочем, ты прав: герцогини вряд ли склонны проводить время подобным образом.

— Да еще рядом с обнаженным супругом, — добавил Элайджа.

— О, это обстоятельство серьезно осложняет ситуацию, — согласилась Джемма. Ее медовые волосы растрепались, он сорвал пучок весенних цветов и принялся украшать рассыпавшиеся локоны.

— Что ты делаешь? — Джемма приподняла голову, чтобы посмотреть.

— Превращаю тебя в языческую богиню, — пробормотал он.

— Зачем?

— Видишь Аполлона? — В центре вымощенной камнем площадки на пьедестале, окруженном заросшей вьюнком решеткой, стояла древняя статуя обнаженного божества.