Сначала каждый из нас надеялся и искренне верил, что очередная семейная пара, которая приходила в детдом, выберет именно тебя, но проходили дни, ты рос и понимал, что многие предпочитают усыновлять или удочерять совсем еще маленьких детей. Когда мне исполнилось пять, четко осознал, что за мной уже никто не придет, и смирился с мыслью, что никому не нужен. Оставалось только ждать совершеннолетия, чтобы начать новую жизнь за пределами детского дома. Нам казалось, что там, за воротами, совсем другой мир. Мир больших возможностей, он только нас и ожидает. Стоит лишь захотеть, как все двери перед нами будут открыты. Но чем взрослее становились, тем сильнее убеждались в обратном.

До нас доходили слухи о судьбах наших друзей, которые не выдерживали свободы, вдруг свалившейся им на голову. Некоторые становились наркоманами, некоторые погибали, другие продавали квартиры, которые получали от государства, и в считаные дни проигрывали деньги в азартные игры. Меня ужасали подобные истории, и я не понимал, как можно вот так просто загнать свою жизнь в тупик. Передо мной были яркие примеры того, как не должны жить люди, и с остервенением начал учить, учить и еще раз учить, чтобы на отлично окончить школу и иметь возможность поступить на бюджет в ВУЗ. Свои планы с трудом, но все-таки реализовал.

Но, глядя тогда на Лену с потухшим взглядом и блеклыми немытыми волосами, я понимал, что она, к сожалению, оказалась слабой и неготовой принять истинные возможности, которые предоставляла свобода. А ведь всегда производила впечатление сильной и уверенной в себе девушки.

Лена робко извинилась за то, что задержала меня и без какого-либо вступления оповестила о том, что у меня есть дочь.

Как в ступоре, смотрел на нее, ничего не понимая, а она тем временем что-то продолжала говорить – про органы опеки, которые хотят отобрать у нее малышку, про какого-то мужика, который ее избивает. Плакала и умоляла помочь ей, а я глядел на нее и ни слова не мог вымолвить.

В какой-то момент заметил, что проходящие мимо соседи кидают в нашу сторону осуждающие взгляды, и только тогда понял, что Лена абсолютно себя не контролирует и истерично на весь двор рыдает. Чтобы не привлекать к нашей паре больше внимания, пригласил ее в дом, сделал горячий чай и, когда она немного успокоилась, попросил вновь рассказать причину визита.

По ее словам, она родила от меня ребенка, которого мы зачали в последний день перед тем, как Лена покинула интернат. Тот вечер я прекрасно запомнил, потому что случился мой первый сексуальный опыт. Все произошло спонтанно, в подсобке, где хранились принадлежности для уборки, она просто потянула меня за руку, когда мы возвращались из столовой, и толкнула в темноту. Там воняло сыростью и хлоркой, но нам было все равно. Помню, что кончил быстро, и, когда мы вышли из подсобки, готов был сквозь землю провалиться от стыда, потому что прекрасно понимал, что не доставил ей абсолютно никакого удовольствия. Но, несмотря на это, она украдкой поцеловала меня, нежно улыбнулась и убежала в корпус для девчонок. И с тех пор я ее не видел.

А сейчас она сидит передо мной, обхватив тонкими пальцами мою единственную кружку, и просит о помощи.

– Я познакомилась с Ромой на пятом месяце беременности. Он красиво ухаживал, говорил, ему не важно, что малышка не его, признавался в любви. Рома переехал ко мне, и мы начали жить вместе. Я была так счастлива, правда. Очень счастлива. Он работал, я растила Машу. У нас, конечно же, не было много денег, но нам хватало. Не в деньгах ведь счастье, не так ли? Но год назад все изменилось: он начал играть на деньги и залез в долги. И с тех пор его будто подменили. Он стал агрессивным… Я бы все стерпела, все, Игорь. Но Маша… она ведь еще такая маленькая, а он и ее… он ее тоже бьет. Я не могу так больше, не могу… А на днях кто-то из соседей вызвал полицию из-за наших криков, а еще через день пришли из органов опеки, документально засвидетельствовали Машины ссадины и синяки, Рома обвинил меня в побоях, и теперь они грозятся отобрать мою девочку. Я знаю, ты ничем не обязан, во всем виновата только я… но не знаю, что мне теперь делать, пожалуйста, помоги…

Мой привычный мир рухнул за секунду. Всю жизнь я был сам по себе. Были планы, которые пытался воплотить во что бы то ни стало, и семья, тем более маленький ребенок, в них никак не входили.

Когда я впервые увидел Машу, никаких сомнений в том, что это моя дочь, у меня не возникло. Она была моей миниатюрной копией. Маша застенчиво глядела на меня, прячась за юбку матери, когда Лена нас познакомила. Не знаю, что почувствовал в тот момент, но не отцовскую любовь уж точно. Скорее всего страх от понимания, что я вдруг стал ответственен за жизнь и судьбу двух посторонних мне людей. Именно так воспринимал их поначалу.

С Ромой разобрался быстро: короткий разговор и кулак правой под ребра заставили его навсегда забыть о существовании моей дочери и Лены, с которой мы в скором времени расписались. Они переехали ко мне, а Ленину квартиру мы начали сдавать квартирантам. Деньги с арендной платы и моей ночной подработки позволили обеспечить дочь всем необходимым. Органы опеки быстро отвязались, увидев свидетельство о браке и приемлемые условия, в которых жила Маша. На тот момент я встречался с девушкой с параллельного потока, отношения с ней мне, естественно, пришлось оборвать, но с Леной, как ни старались, так и не сумели стать полноценными мужем и женой.

Секс нисколько нас не сближал, он был каким-то механическим и безвкусным, и, тем не менее, каждый из нас старался внести свою лепту в семейную жизнь и обустройство домашнего быта. Лена прикладывала все усилия, чтобы сделать наш дом более уютным, а я делал все возможное, чтобы обеспечить нам достойную жизнь.

Ее не стало внезапно. Высокая температура в течение двух дней, которую мы практически не могли сбить, скорая, реанимация и диагноз пневмония тяжелой тотальной формы. Доктора сделали все возможное, но им так и не удалось спасти Лену – слишком запущенной была инфекция.

В ее смерти винил только себя, потому что не уделял ей заботы и должного внимания и вовремя не заметил симптомы болезни. Врачи сказали, что если бы она обратилась в больницу хотя бы на неделю раньше, то печального исхода можно было избежать. Только проблема заключалась в том, что я настолько был одержим учебой и реализацией планов на будущее, что ничего вокруг не замечал. А Лена, зная, как для меня важна свобода, ничем не хотела обременять и пожаловалась на плохое самочувствие лишь когда ей совсем стало худо.

Вот так в двадцать лет я остался вдовцом с трехлетней дочерью на руках, не имея ни малейшего понятия, что делать, как воспитать, какую еду ей готовить, во что одевать и какие лекарства давать в случае необходимости. Единственное что понял тогда, это то, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не смогу с ней расстаться. Меня просто заполнял неподдельный ужас при мысли, что кто-то сможет у меня отобрать Машу или что никогда ее больше не увижу.

И сейчас, глядя на доклад, который выслал начальник службы безопасности на мою электронную почту в три часа утра, я сидел в темноте в своем кабинете и ох***ал от прочитанного. Это какой же меркантильной су**й надо быть, чтобы ради ху**ых денег забыть про существование своего собственного ребенка.

***

– Игорь, какой неожиданный сюрприз.

Плывет ко мне с распростертыми объятьями, вся в белом, изысканная, с добродушной улыбкой на губах. Эта женщина всегда была помешана на белом, даже вечеринку в честь своего дня рождения устроила в светлых тонах.

Белый – цвет доброты, абсолютной чистоты и совершенства.

Да. Чета Стругановых всегда вызывала невольное восхищение и единодушный восторг у окружающих. Идеальная семья для подражания. Пожалуй, единственная пара из моего окружения, которая на протяжении стольких лет продолжала оставаться сплоченной и не вовлеченной ни в какие скандалы.

Учредители, мать их, многочисленных благотворительных фондов, на счета которых я перечислял десятки миллионов ежегодно. Хренова мать Тереза. Лицемерное воплощение идеальной матери, жены и общественного деятеля. Блевать охота, глядя на нее.

Останавливается в шаге от меня, так и не подставив гладкую щеку для поцелуя. Возможно, ее останавливает мой взгляд, полный презрения, который не в силах утаить.

– Иван скоро должен вернуться с работы. Ты договорился с ним о встрече? Он не предупредил меня, что ты зайдешь.

– Он не знает о моем приходе.

– О-о… Тогда дождемся его в гостиной. Прошу, Игорь.

Сама любезность, чтоб ее.

Инесса выглядит озадаченной, я чувствую ее нервозность, но она держит лицо, продолжая оставаться добродушной и гостеприимной хозяйкой.

– Как поживает Маша? Получает ли она удовольствие от работы?

– Получает.

– Это замечательно. Она у тебя такая умница. Помню, ты говорил, что ее готовы были принять Стэнфорд и Йель, но она отказалась и выбрала МГУ, не хотела покидать дом и тебя.

Инесса не дождалась от меня никакого комментария по этому поводу, нервно коснулась золотого браслета на тонком запястье.

– А как поживает ТВОЯ дочь, Инесса?

– О, прекрасно! На прошлой неделе улетела в Сент Эндрюс на учебу. Знаешь, мне бы радоваться за нее, но хочется, чтобы она, как и твоя Маша, выбрала российский ВУЗ. Я бы чувствовала себя намного спокойней, если бы она была рядом, сам понимаешь. А так вечные переживания, бесконечные бессонные ночи и…

– Мой вопрос был не о Милане, – перебиваю ее. – Я спрашивал о твоей старшей дочери.

Даже золотистый загар, приобретенный на островах Индийского океана, не способен утаить внезапную бледность на перекошенном от страха лице. Получи, с*ка.

– Скажи, Инесса, как же так получилось забыть о существовании одной дочери и окружить материнской любовью и заботой другую?

Тонкие пальцы прикрывают рот, из которого срывается судорожный всхлип.