– Ха.

– Что значит твое «ха», объясни, пожалуйста. – Амелия посмотрела на сестру в неподдельном удивлении.

– Ты пытаешься управлять всем и всеми. И ты не доверяешь никому, кроме своей семьи. Ты как дикобраз. Никто не прошмыгнет мимо твоих иголок.

– Как вам это понравится? – возмутилась Амелия. – Меня сравнивают с диким животным только за то, что я посвятила жизнь исключительно своей семье…

– Тебя никто об этом не просил.

– Но кому-то надо это делать. А я – самая старшая.

– Старший у нас Лео.

– Я самая трезвая старшая Хатауэй.

– Все равно это не значит, что ты должна жертвовать собой.

– Я и не жертвую. Я просто чувствую ответственность за вас. А ты – неблагодарная, Поппи.

– Ты что предпочла бы – благодарность или мужа? Лично я выбрала бы мужа.

– Мне не нужен муж.

Так они пререкались всю дорогу до Стоуни-Кросса. Въехав в поместье лорда Уэстклиффа, обе были взвинчены и обозлены. Но когда к ним вышел лакей, чтобы помочь выйти из коляски, сестры взялись за руки и с притворными улыбками последовали за ним в дом.

Они подождали в холле, пока дворецкий не удалился, чтобы возвестить об их прибытии. К великому облегчению Амелии, он провел их в гостиную, сообщив, что леди Уэстклифф выйдет к ним через минуту.

– О, как здесь чудесно! – воскликнула Поппи. – Как хорошо пахнет, а окна просто сверкают!

Гостиная и вправду была красивой: в вазах стояли свежесрезанные цветы, мебель атласного дерева была обита голубым шелком, в белом мраморном камине горел огонь.

Амелия молчала, хотя трудно было не согласиться с Поппи. Глядя на эту безупречно чистую гостиную, так не похожую на пыль и разруху Рамзи-Хауса, Амелия почувствовала вину.

– Не снимай шляпу, – сказала она Поппи, которая уже развязывала ленты. – Во время официального визита шляпы обычно не снимают.

– Но это в городе, – возразила Поппи, – а в деревне этикет не такой строгий. И леди Уэстклифф вряд ли будет возражать.

– Против чего я не буду возражать?

Это был голос леди Уэстклифф. Сама она была одета в розовое платье, а ее темные локоны были собраны в пучок на затылке. Выражение лица было, как всегда, приветливое, а глаза лукаво блестели. Она держала за руку темноволосую девчушку в голубом платьице, с большими круглыми глазами цвета имбирного пряника – миниатюрную копию мамы.

– Миледи… – Амелия и Поппи поклонились. Решив быть откровенной, Амелия сказала: – Мы как раз обсуждали с сестрой, следует ли нам снимать шляпы.

– Господи! Что за чушь все эти формальности! Снимайте шляпы. И называйте меня просто Лиллиан. А это моя дочь Мерритт. Мы решили немного поиграть перед дневным сном.

– Надеюсь, что мы не помешали… – начала Поппи.

– Что вы! Если вас не смутит наша возня во время вашего визита, мы будем более чем счастливы, что вы нас навестили. Я уже распорядилась насчет чаю.

Вскоре сестры непринужденно болтали. Мерритт тоже перестала стесняться и показала гостям свою любимую куклу Энни, а потом с гордостью достала из кармана кучу листьев и камешков. Леди Уэстклифф – Лиллиан – оказалась любящей матерью и не постеснялась залезть под стол, чтобы достать дочери закатившийся туда камешек. Для такого аристократического дома, как Стоуни-Кросс, отношения Лиллиан с дочерью были необычными. Детей в таких домах редко выносили из детской к гостям, разве что на минуту, чтобы те погладили их по головке и тут же уехали. Многие женщины такого статуса, как леди Уэстклифф, обычно видели своих отпрысков раз или два в день, перекладывая основную заботу о них на нянь и кормилиц.

– Мне просто все время хочется ее видеть, – откровенно призналась Лиллиан. – Ничего не могу с собой поделать. Так что няням приходится терпеть мое постоянное присутствие в детской.

Когда принесли чай, куклу Энни усадили между Поппи и Мерритт. Девочка поднесла свою чашку к губам куклы и сказала:

– Мама, Энни хочет еще сахару.

Лиллиан усмехнулась, понимая, кто хочет выпить этот слишком сладкий чай.

– Скажи Энни, что мы не кладем в чашку более двух кусков, дорогая. Иначе она заболеет.

– Но она сладкоежка, – возразила Мерритт и добавила угрожающим тоном: – И у нее ужасно плохой характер.

Лиллиан покачала головой и поцокала языком.

– Какая упрямая кукла. Тебе следует быть с ней построже, Мерритт.

Поппи, с улыбкой наблюдавшая за этой сценой, сделала удивленное лицо и немного поерзала на диване.

– О Боже! По-моему, я на чем-то сижу… – Она сунула руку себе за спину и достала деревянную лошадку, сделав вид, что нашла ее между подушками.

– Это моя лошадка! – воскликнула Мерритт, зажав игрушку в кулачке. – Я думала, что она сбежала.

– Слава Богу, – сказала Лиллиан. – Это одна из любимых игрушек Мерритт. Мы ее вчера обыскались.

Амелия и Поппи незаметно обменялись взглядами, надеясь, что еще никто не искал другие пропавшие предметы. Особенно серебряную печать. Ее надо вернуть на место как можно скорее. Амелия откашлялась.

– Миледи… то есть Лиллиан… если вы не возражаете… где у вас находятся удобства?..

– Да, разумеется. Сейчас служанка вас проводит.

– Нет, спасибо, я сама найду.

Выслушав подробную инструкцию Лиллиан, Амелия вышла из гостиной.

Первым делом Амелия реши найти библиотеку, откуда Беатрикс стащила стереоскопическую карточку и ключ. Вспомнив описание, данное сестрой, она поспешила по безлюдному коридору, замедлив шаги только наткнувшись на подметающую ковер служанку.

За углом она увидела большую библиотеку, в которой, к счастью, никого не было. На столе стоял деревянный ящичек с точно такими же карточками, как у нее в кармане. Сунув карточку в ящичек, она выбежала из библиотеки, не забыв вставить ключ в пустую замочную скважину.

Оставалось одно – найти личный кабинет лорда Уэстклиффа и положить на место серебряную печать. «Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы там не было лорда Уэстклиффа, – в отчаянии молила Амелия. – Пусть кабинет будет пустой. Господи, сделай так, чтобы меня не поймали».

Беатрикс говорила, что кабинет находится рядом с библиотекой, но первая дверь, которую она открыла, вела в музыкальную комнату. Около следующей двери она заметила ведра, метлы, тряпки и банки с мастикой для пола.

– Черт, черт, – пробормотала Амелия и кинулась к комнате, которая была открыта.

Это оказалась бильярдная. И в ней было с полдюжины джентльменов, занятых игрой. Хуже всего было то, что одним из них был Кристофер Фрост, который встретился с ней взглядом.

Она остановилась как вкопанная. Потом пробормотала: «Извините», – и убежала.

Фрост сделал шаг, будто намеревался пойти за ней. Но кто-то преградил ему дорогу – Амелия так хотела, чтобы никто больше ее не заметил, что не обратила внимания, кто это был.

– Мисс Хатауэй.

Звук бархатного голоса заставил ее быстро обернуться. Она ожидала, что это Фрост, но это был Кэм Роан.

– Сэр.

Рукава его рубашки были закатаны, ворот – открыт, словно он ему мешал. Черные волосы рассыпаны по плечам.

Кристофер Фрост задержался в дверях, хмуро посмотрел на них и вернулся в комнату.

Роан остановился перед Амелией и кивнул ей в знак приветствия.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? Вы заблудились в этом огромном доме?

На секунду Амелия замешкалась. У нее было мало времени, и она решила отбросить предосторожности и довериться Кэму Роану. Схватив его за рукав, она спросила:

– Мистер Роан, вы знаете, где кабинет лорда Уэстклиффа?

– Разумеется.

– Покажите, где он.

Роан посмотрел на нее с недоумением:

– Зачем?

– У меня нет времени на объяснения. Просто проводите меня туда, и, пожалуйста, побыстрей.

Он молча провел ее через холл, в небольшую, отделанную розовым деревом комнату. Это и был кабинет. Единственным его украшением был ряд прямоугольных окон с витражными стеклами вдоль стены. В этой комнате Маркус, лорд Уэстклифф, вел все дела своего поместья.

Роан закрыл за собой дверь.

Судорожно порывшись в кармане, Амелия достала тяжелую серебряную печать.

– Где она обычно лежит?

– С правой стороны стола рядом с чернильницей. Как она к вам попала?

– Я вам позже объясню. Прошу вас, никому ничего не рассказывайте. – Она положила печать на письменный стол. – Остается надеяться, что он не заметил, что она пропадала.

– А зачем она вообще вам понадобилась? Собираетесь что-то подделать?

– Подделать? – Амелия побледнела. Письмо Уэстклиффа, скрепленное его фамильной печатью, могло послужить сильным аргументом. А какой еще можно было сделать вывод из того, зачем была украдена печать? – О, нет, я бы никогда… Как вы могли даже подумать…

Она умолкла, потому что услышала, как повернулась ручка двери. Все пропало. Она была так близко к тому, чтобы незаметно вернуть печать на место, но ее поймали, и одному Богу известно, каковы будут последствия. Как еще можно объяснить ее присутствие в кабинете Уэстклиффа? Остается только раскрыть тайну Беатрикс, а это навлечет позор на всю их семью, и репутация девушки в свете будет навсегда погублена.

Все эти мысли пронеслись в голове Амелии с быстротой молнии. Она напряглась в ожидании того, что топор сейчас упадет. Но Роан сделал два шага ей навстречу, и прежде чем она успела пошевелиться или подумать, рывком притянул ее к себе и впился губами в ее рот.

Он поцеловал ее с такой неприличной откровенностью, что у Амелии закружилась голова. Сильные руки крепко ее обнимали, и Амелия уперлась ладонями в мускулистую грудь Роана. Он был единственным различимым предметом в калейдоскопе окружавшего ее мира. Сколько раз в своих мечтах она переживала этот поцелуй! Просто боялась признаться себе в этом.

Длинные пальцы сомкнулись вокруг ее шеи и подбородка, кончики пальцев ласкали нежную кожу у нее за ушами. Роан искусно пользовался языком, не спеша исследуя ее рот, а она прижималась к нему в иступленном желании наслаждения, уже не сопротивляясь.