Стоя на палубе, они жадно смотрели на набережную Сан-Франциско — Длинный Причал, заслоненный паутиной мачт и слегка подернутый утренней дымкой. Море сверкало, как перламутр; приятели жадно вдыхали его острый запах, а солнечные блики играли на их растрепавшихся волосах и обветренных за время путешествия лицах.

Сан-Франциско с первого взгляда показался им процветающим, преуспевающим и многообещающим молодым городом. Жизнь в нем била ключом: звучали голоса, раздавался шум повозок, гулкий стук шагов. Вдоль улиц тянулись лотки торговцев, магазины были забиты товарами, по улицам сновали двуколки.

Этим городом правили стремления к грубым развлечениям и неистребимая вера в счастливый случай.

— Надо зайти в какой-нибудь известный салун, там можно узнать все новости, — сказал Барт, едва они сошли на берег, и спросил: — Кстати, ты умеешь драться?

Джейк пожал плечами.

— Никогда не пробовал.

— Ладно, тогда, если что, драться буду я, а ты — лечить меня.

На том и порешили.

Когда они зашли в «Голубое крыло», большой салун на Монтгомери-стрит, публика показалась вполне миролюбивой: в клубах дыма люди с выдубленными солнцем и ветром лицами ели, пили, курили, что-то обсуждали и спорили. Чувствовалось, что это отчаянный и вместе с тем вполне разумный народ.

Появление незнакомцев прошло без внимания; Джейк и Барт сели за плохо вытертый, безжалостно изрезанный деревянный стол и заказали излюбленное старательское блюдо — жареную говядину с картошкой и по стакану виски.

Вскоре к ним подсел человек в потрепанной одежде, по внешности которого нельзя было догадаться ни о его прошлом, ни о его характере. Единственной отличительной особенностью этого мужчины можно было считать отсутствие правой руки. Он представился Недом Истменом и недвусмысленно предложил поведать о приисковых обычаях за доллар и стаканчик виски.

Барт хотел возразить, но Джейк согласно кивнул.

Нед долго рассказывал о том, как жить, питаться и развлекаться, избегая высоких приисковых цен, и — что самое важное — какие инструменты, одежду, предметы обихода необходимо купить, как зарегистрировать участок и какой налог придется платить.

— Если дело не пойдет, можете наняться в горнорудную компанию, там платят два доллара в неделю.

— А врачи у вас есть? — спросил Джейк.

— Есть, да только дорого берут и все — золотом.

— Я врач, — сказал Джейк.

Нед склонил голову на бок.

— Вот как? Пустить о вас слух?

— Пока не надо.

— Зря, — заметил Нед. — Цинга, дизентерия, лихорадка, переломы, а уж ран просто не сосчитать! Станете брать унцию золота за прием — и богатство у вас в кармане!

Джейк вспомнил о том, как в Новом Орлеане совесть не позволяла ему брать деньги с нищих эмигрантов. Здесь будет то же самое: к нему потянутся бедняки, и ему придется раздать последнее.

— Оставим это на крайний случай, — сказал он.

Нед допил виски и поднялся с места.

— Вроде все сказал. Добро пожаловать в Город Грез, ребята! — промолвил он напоследок, а потом вдруг спросил: — Совсем забыл: женщины вас интересуют?

— Интересуют, — быстро произнес Барт, опережая Джейка.

— С белыми лучше не связывайтесь. Порядочные вымотают душу, а шлюхи разденут до нитки. Тут как раз уехала большая партия старателей, после них остались индианки. Наверняка какая-нибудь заглянет и к вам. Можете взять одну на двоих, так многие делают. Кроме того, она станет готовить еду, стирать и чинить одежду.

— А платить ей надо?

— Не надо. Кормите и не слишком часто бейте — и она останется. Иной раз подарите дешевую побрякушку — и она будет счастлива.

Вскоре Джейк и Барт вышли из салуна и отправились разыскивать пансион, который рекомендовал им Нед в качестве пристанища до той поры, пока они не уедут в старательский лагерь.

Улица гудела, словно гигантский улей. Приятели без устали отбивались от торговцев, предлагавших всякую всячину — от дешевой снеди и каких-то ненужных мелочей до моментальной лотереи.

Барта поразили газовые фонари и трамвайная линия. Джейк с любопытством разглядывал красивые каменные и кирпичные дома. От былых палаток не осталось и следа: Сан-Франциско был солидным городом, имеющим все учреждения, присущие цивилизованному миру.

Они нашли пансион и спросили комнату. Когда Джейк повернул ключ и вошел внутрь, на него повеяло сыростью и затхлостью. Вдобавок откуда-то долетал запах скверного жира. В комнатке были низкие потолки; пожелтевшие обои покрыты пятнами, а окно не мыли, наверное, сто лет. Однако Джейк хорошо знал, что от таких вещей, во всяком случае, можно отстраниться. Куда хуже было бы, если б ему пришлось о ком-то заботиться.

Приятели покидали на пол мешки и присели на одну из кроватей, чтобы обсудить дальнейшую жизнь.

— Нед сказал, каждый стремится разрабатывать участок самостоятельно, но я подумал, может, нам все-таки взять один на двоих? — с сомнением произнес Джейк.

— Почему?

— Тридцать долларов налога в месяц не шутка.

— Думаешь, мы ничего не найдем?

— Если б я так думал, не приехал бы сюда.

— Когда что-то делишь, рано или поздно возникают разногласия, — заметил Барт.

— Вдвоем легче работать, тем более и ты, и я — новички в этом деле.

— Хорошо, давай попробуем.

— Когда отправимся в контору?

— Можно прямо сейчас.

Они не успели подняться, как раздался негромкий стук в дверь. Барт и Джейк переглянулись, и последний сказал:

— Войдите!

Дверь медленно приоткрылась, и на пороге появилась молодая индианка. Вероятно, это было одно из тех неприкаянных существ, о которых говорил Нед.

Джейк сразу отметил чистые, яркие цвета ее внешности, точеные черты лица, воскресившие в его памяти облик Лилы, хотя эта девушка принадлежала к другому народу.

У нее были широко расставленные черные глаза под длинными загнутыми ресницами и гладкая медная кожа. Одежда — поношенное коричневое платье явно с чужого плеча. Блестящие волосы цвета воронова крыла спадали почти до пояса. Джейк обратил внимание на изящные босые ступни, выглядывавшие из-под потрепанного подола.

— Кто ты такая и что тебе надо? — спросил Барт, с интересом разглядывая девушку.

Она ничего не сказала. Позднее Джейк привык к ее манере молчать, когда она не знала, что говорить, или когда ответ был понятен без слов.

— Как тебя зовут?

Она тихо ответила:

— Унга.

— Хорошенькая, — заметил Барт и с надеждой посмотрел на напарника: — Оставим?

Тому стало жаль девушку. Судя по всему, предыдущий покровитель ее не баловал: при ней не было даже крохотного узелка с вещами. Представительница некогда независимого, гордого, а ныне безжалостно согнанного со своей земли народа, она напоминала бездомную собачонку.

— Оставляй, если она тебе нужна, — сказал Джейк.

— Поступим по справедливости, — решил Барт и обратился к индианке: — Кого из нас ты выбираешь?

Унга нерешительно посмотрела на Джейка, и тот сделал быстрое движение глазами. К счастью, она оказалась понятливой и шагнула к Барту, на лице которого появилась довольная усмешка.

Он повернулся к Джейку.

— Ты не погуляешь хотя бы четверть часа? Думаю, этого нам хватит… для знакомства.

— Кажется, мы собирались заняться делами, — заметил Джейк.

— Дела могут и подождать.

Джейк пожал плечами и направился к двери. Краем глаза он заметил, как индианка покорно принялась расстегивать платье, под которым не было даже белья.

Он остановился на крыльце и думал о величии неисследованных пространств, берущих начало где-то за горизонтом, о поросших лесом каньонах и прозрачных реках. И неожиданно утратил почву под ногами, осознав, как далеко он находится от родного края и привычных ощущений.

Ему было некому даже писать. Едва ли родные будут рады узнать, что его занесло на прииски! А негры-рабы не получают писем, потому что не считаются полноценными людьми и потому что, как правило, не умеют читать.

Джейк вспоминал о Лиле. О том, как она шла ему навстречу в грозу и вода струилась по ее лбу, щекам, шее и груди. Как блестели ее глаза, а губы изгибались в нерешительной, но счастливой улыбке.

Пройдет время, и — сможет ли он также легко воскресить в памяти ее запах, ее взгляд, неповторимый цвет ее кожи? Где найти раковину, в которой можно было бы спрятать хрупкую, неосязаемую ткань воспоминаний?

Когда он вернулся в комнату, Унга с невозмутимым видом разбирала вещи. В ее движениях чувствовались уверенность и сноровка. Джейк подумал о том, сколько временных домов ей приходилось обустраивать, сколько мужчин использовали ее для удовлетворения своих телесных потребностей, а после оставляли на произвол судьбы, выбрасывали, как ненужную вещь. Это происходило в обоих случаях: если они находили золото и если уезжали ни с чем. Едва ли хотя бы один из них задумывался о том, что творится в ее душе. Возможно, многие полагали, что у индианки ее просто нет.

Когда они с Бартом собрались уходить, Джейк спросил себя, не улизнет ли индианка вместе с их пожитками, и тут же решил, что этого не случится. Если б такое было в ее привычках, она бы не имела одно-единственное платье.

Очутившись на улице, Барт заговорил об Унге:

— Ничего девчонка! Только очень худая — я все ее кости чувствовал.

— Надо как следует кормить ее — вот и все.

— Послушай, — Барт замялся, — так ведь питаться мы будем вместе, а спать с ней — только я.

— Это неважно. Мне не жаль для нее еды. А ты не жалей человеческого отношения — думаю, она в нем нуждается.

— Я и не собирался ее обижать. А ты решил хранить верность своей мулатке? — насмешливо поинтересовался Барт.