Лила отшатнулась и спряталась за деревом. Что-то раздирало ее изнутри, словно сотни острых игр впились в сердце. Она не слышала разговора Сары и Джейка, зато видела золотистое свечение над их головами, божественный знак высшей касты.

Черная грязная земля под ногами и белые пушистые облака над головой — вот с чем можно было сравнить ее, мулатку, рабыню, и эту белую девушку, дочь владельца одной из самых больших плантаций в округе!

Лила бросилась прочь. Прибежав в хижину, она односложно и рассеянно отвечала на расспросы матери.

Если Нэнси и заметила что-то неладное, то не подала виду. Вскоре Лила простилась, сказав, что ей нельзя отлучаться надолго, и пошла обратно.

Лучи вечернего солнца пронизывали густую листву и озаряли фигуру Джейка Китинга, который стоял на тропинке. Он был один, без Сары; увидев мулатку, радостно помахал ей и поспешил навстречу.

Лила искала печать предательства на его лице, но не находила. Когда Джейк обнял девушку, ее вмиг накрыло горячей волной. Она падала в бесконечность, звенящую и манящую, словно неведомый рай. Любовь была могучим щитом, под прикрытием которого мир становился таким, каким она мечтала его увидеть, хотя еще минуту назад Лиле чудилось, будто уничтожить мечты не труднее, чем оборвать крылья бабочке.

Джейк знал, что рискует: они могли легко попасться на глаза неграм, и тогда он потерял бы уважение и доверие рабов; во всяком случае, их сильной половины. Он не должен был использовать свое положение и посягать на негритянку, тем более, что женщин на плантации было гораздо меньше, чем мужчин, и не всякий мог найти себе пару. И все же он не мог сдержаться. Он упивался ее запахом, упругостью и податливостью тела, ответными движениями губ.

С трудом взяв себя в руки, Джейк спросил:

— Как тебя встретили в господском доме? Тебе понравилась мисс Айрин?

— Очень понравилась!

— Я знал, что вы найдете общий язык.

— Я никогда не думала, что смогу так легко разговаривать с белой леди! — подхватила Лила.

Джейк с тревогой подумал о том, что ни Сара, ни Юджин ни за что не признают Айрин своей ровней. Они сознательно оградили ее от общения с местным обществом. К чему это могло привести?

— Жаль только, что мне пришлось расстаться с мамой, — заметила Лила.

— Я только что говорил о ней с мисс Сарой. Сказал, что прежде Нэнси работала у господ. Ей велено прийти в дом. Кухарке нужна помощница.

Так вот зачем они встречались! Лила так обрадовалась, что осмелилась спросить:

— А с вами… с вами мы будем видеться?

Он взял ее руками за плечи и посмотрел в глаза.

— Непременно. Только нам надо быть очень осторожными.

* * *

Медленно разгоравшаяся полоска зари на горизонте напоминала фитиль в огромном фонаре, который поворачивала рука великана. Ночной туман постепенно таял, и природа являла свои краски, такие же яркие, как в первый день Сотворения мира.

Айрин шагала по росистому травяному ковру, такому же густому, как в родной Ирландии. Таинственная предрассветная тишина навевала мысли о мире духов и иных бесплотных существ. Айрин вспомнила, как когда-то в далеком детстве искала жилища эльфов и, не найдя, пыталась строить их сама вместе с младшими братьями. А потом пришел голод, и они забыли об играх. Сколько чувств, желаний оказались заведомо похороненными, невыраженными, ненужными!

Когда Айрин обратилась к надсмотрщику с просьбой дать ей ключи от карцера, тот довольно резко принялся объяснять, почему не может этого сделать. А потом появился Джейк с дружеской улыбкой на губах, и после недолгих препирательств ключи оказались в ее руках.

Айрин вошла в темное помещение с земляным полом, по которому была разбросана редкая грязная солома.

Узник сидел, прислонившись спиной к каменной стене, и смотрел на нее. Оба молчали, и только внезапно всколыхнувшееся волнение незримо передавалось от взгляда к взгляду, от сердца к сердцу.

Его раны начали заживать, и он выглядел намного лучше, чем несколько дней назад, когда Лила привела к нему Джейка.

Айрин подошла ближе.

— Здравствуй, Алан.

— Здравствуйте, мисс.

— Меня зовут Айрин.

Его губы чуть дрогнули, и в глазах появилась тень улыбки.

— Не беспокойся, — сказала она, — наш разговор останется между нами. Просто мне хочется знать, почему ты все время убегаешь?

Айрин боялась, что он посмеется над ней, но Алан серьезно произнес:

— Повинуюсь голосу сердца, которое говорит, что избранные или те, кто возомнили себя таковыми, должны нести в мир справедливость, а не способствовать его разрушению.

Айрин не ждала от него подобных слов и так растерялась, что с трудом нашла, что сказать:

— Но ведь твоя история имеет начало!

В его темных глазах появилось далекое, задумчивое выражение.

— Вы правы, мисс, всякая история имеет начало.

— Расскажешь?

Его взгляд ударил ее, будто камень, выпущенный из пращи.

— Зачем вам знать мою историю?

Айрин глубоко вздохнула и призналась:

— Я хочу тебе помочь, помочь убежать по-настоящему, чтобы тебя не поймали!

— Это опасно, мисс, да к тому же едва ли возможно. И еще… это против правил.

— Я не знаю здешних правил, я только вижу, что с тобой поступают несправедливо! — с волнением произнесла Айрин.

Алан с интересом смотрел на эту белую девушку. Все, что она говорила и делала, было непривычным и странным, хотя вовсе не казалось таковым ей самой.

— Хорошо, я расскажу о себе, — сказал он, — в благодарность за то, что вам небезразлична моя судьба. Мой отец был плантатором, а мать — цветной рабыней. Он полюбил ее еще в юности, и с тех пор не желал с ней расставаться. Не секрет, что прежде чем взять в жены ровню, молодые люди южной английской аристократии часто сожительствуют с хорошенькими мулатками и квартеронками, но здесь было нечто другое. Когда отец моего отца стал настаивать на женитьбе сына, тот выбрал хилую белую девушку, дочку соседей, которой предрекали участь старой девы. Она так и не смогла подарить своему мужу наследника, тогда как у моей матери вскоре родился я.

Вопреки заведенным порядкам и здравому рассудку отец души не чаял во мне, ребенке, рожденном рабыней. Его наверняка осуждали, но он был чудаковат и упрям и делал то, что хотел.

С раннего детства у меня была отдельная комната, ко мне была приставлена кормилица, няня, а потом появились учителя. Мой отец считал себя просвещенным человеком и постоянно выписывал новые книги. Я читал, гулял по поместью, ездил верхом. Носил модные бриджи и рубашки с гофрированными манишками. Слуги в имении относились ко мне, как к господину. У негров и мулатов не бывает фамилий, а меня звали Алан Клеменс. Разумеется, не было речи, чтобы меня принимали в обществе, однако это не мешало мне чувствовать себя настоящим сыном своего отца.

Он собирался отправить меня учиться на Север, но не успел: его хватил удар, и он умер. На следующий день после похорон его жена позвала нас с матерью в кабинет и сообщила, что мы… рабы моего отца! Я не поверил, тогда она показала бумаги. Я никогда не задумывался об этом, я не знал, что мы несвободны, однако это было так. Миссис Клеменс поручила своему управляющему продать нас с матерью с торгов. Она сказала, что мой отец исковеркал ей жизнь, что он унижал ее открытым сожительством с рабыней, и теперь она намерена восстановить справедливость. У нее была своя правда, и я не могу ее осуждать…

Узнав о том, что нас ждет, моя бедная мать повесилась у себя в комнате, а у меня… не хватило духу. Меня купили за большие деньги, а после без конца перепродавали и всякий раз — дешевле: я старался сохранить свое достоинство, зато падал в цене! Чаще из меня хотели сделать лакея, реже — кучера. А один плантатор решил, что я должен спать со всеми негритянками подряд, потому что от меня получится хорошее потомство! Пришлось ему объяснить, что я не жеребец-производитель. Я отказывался покоряться, потому что не чувствовал себя рабом. И никогда не почувствую. Потому единственным выходом для меня должен стать тот, какой выбрала моя мать: смерть.

— Это означает сдаться, — прошептала Айрин.

— Да, к сожалению, это означает сдаться. Однако рано или поздно меня все равно убьют!

— Я могу предложить выход, — боясь потерять решимость, быстро проговорила Айрин. — Я попрошу дядю отдать тебя… мне. Научишь меня ездить верхом и станешь сопровождать на прогулках. А потом мы вместе придумаем, как тебя освободить.

— Вы говорите иначе, чем местные жители, мисс. Откуда вы приехали? — поинтересовался Алан, не отвечая на ее предложение.

— Из Ирландии. Я бежала от голода.

— Голод в Ирландии? Ничего об этом не слышал.

— Так же, как я не знала о неграх-рабах. Мы говорили и думали только о картофеле да о хлебе.

— Теперь мне понятно, почему вы… такая, — медленно проговорил Алан и спросил: — Я могу подумать?

— Конечно. Только не думай слишком долго, пока тебя не забили до смерти или снова не продали!

Алан смотрел на нее снизу вверх. Зеленые глаза Айрин были полны искренности и надежды. В них таились чувства, смысл и богатство которых не оставляли сомнений и которые не нуждались в словах.

Алан не мог отказаться от неожиданного подарка судьбы, хотя гораздо лучше Айрин понимал, к каким непредсказуемым последствиям это может привести.

— Вы правы, мисс. Я согласен.

Айрин не смогла скрыть радости.

— Я поговорю с дядей!

В тот же день она вошла в кабинет Уильяма О’Келли, который сидел за столом, просматривая бумаги. Заслышав шаги, он поднял голову и посмотрел на племянницу.

Уильям вспомнил, какой была Айрин, когда он впервые ее увидел: изнуренное тело, отчаявшееся сердце, пустая душа. Теперь отталкивающая худоба почти исчезла, цвет лица изменился, а во взгляде появились настойчивость и упрямство, которые она, впрочем, пыталась скрыть. Только одета она была по-прежнему бедно. Заметив это, Уильям нахмурился.