Прибравшись в комнате, Алиса спустилась посмотреть, где ее муж. Как она сумеет подойти к нему? Этого она себе не представляла.

Не найдя его в доме, она перешла через двор к мастерской. Заходить туда она не стала, а просто заглянула в окно и там в едва различимом сером утреннем свете увидела его.

Он сидел на своей скамейке, руки лежали на куске дерева, ладонями вниз, он плотно прижимал их к дереву. Его голова свешивалась на грудь, спина ссутулилась, глаза смотрели совершенно отрешенно. Она не стала открывать дверь, не подошла к нему, чтобы сказать слова утешения, как, наверное, сделала бы, если бы ее не точила мысль о том, какой пытке подвергал он дочь, заставляя каждое воскресенье дважды ходить в церковь.

Однако она удивилась, когда он не зашел в дом, чтобы приготовиться к утренней службе. Как, неужели он не пойдет в церковь?

В первый раз за все то время, как она знала его, он пропустил рождественскую службу.

Собравшиеся на рождественскую службу прихожане обратили внимание на его отсутствие, они знали, что у него умерла дочь, рожая дитя греха. И всякий, кто мог бы сказать, что это Божье наказание, должны были бы еще раз задуматься, когда преподобный Крофт закончил свою проповедь словами:

— Сегодня утром умерла юная девушка, только еще стоявшая на пороге жизни, с ней умер ее ребенок. На глазах у всех она с большой силой духа несла свою тяжкую ношу, несмотря на то что грех был написан на ней огненными буквами. И кто из нас не порицаем, за исключением Одного, и Он сказал: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень».

3

Известие о смерти Кэрри и ее ребенка огорчило Роберта, и он почувствовал сильные угрызения совести. Случилось бы это, спрашивал он себя, если бы он не отказался от нее? Должно быть, ей выпало столько тяжелых мучений, что это отразилось на родах. Но что за жизнь была бы у них у всех в этом доме? Вряд ли дядя примирился бы со случившимся и стал бы обращаться с ними нормально. Нет, его собственное присутствие там давало бы этому человеку еще больше возможностей развернуться с наказанием греха.

Роберт раздумывал, следует ли ему прийти на похороны, насколько он знал, ее не будут хоронить на кладбище в Лэмсли. В цветочном магазине в Бертли он заказал венок, который должны были отправить к похоронам, но не указал на нем своего имени…

С Рождества он только раз был в «Булле» и там встретился с Тимом Ярроу, который рассказал, что старик страшно переживает и большую часть времени проводит в мастерской, часто работает по десять часов без перерыва. Потом Тим сказал, что, хотя старик и превратил девчонке жизнь в настоящий ад, нельзя не посочувствовать ему, глядя, как он тяжело переносит ее смерть.

И все же, сказал Тим, нельзя не признать, что для девочки с ее ребенком это даже лучше, если подумать, какую жизнь он для них приготовил.

Роберт подумал, что нужно бы встретиться и поговорить с тетей, возможно, написать письмо. Но может случиться, что письмо вскроет дядя.

Роберта мучило чувство вины. Почему он отказался от нее? Все было бы по-другому, если бы он женился на ней. Сплетни расползались и расползались, даже здесь на кухне все это подвергалось обсуждению.

Так или иначе, но все ушло в прошлое. Оглядываться назад — пустое занятие, а сегодня канун Нового года, и, судя по некоторым признакам, его собираются отпраздновать довольно весело. И вообще прошедшую неделю не назовешь плохой, по правде говоря, у него не было лучшей за всю его жизнь. Его рождественские подарки имели большой успех, одни их приняли с удивлением, другие с вопросом. Последнее касается Дейва Уотерза. Разглядывая трубку из вишни, он спросил: «Как тебе удалось купить такую вещь, да еще кучу других подарков?» На это Роберт шутливо ответил: «Ограбил банк. Но перед этим продал одному в «Булле» маленький сундучок. Мастерил его несколько недель в свободные часы и получил за него двадцать пять шиллингов. Я ответил на вопрос?»

Удивила его Агнес. Он почувствовал, что она растерялась, и растерялась довольно заметно. При этом приняла книгу со всей любезностью, сказала, что не читала ее, но, конечно, слышала, а эта в таком прекрасном издании, и переплет кожаный.

Рождественский подарок от нее был таким же, как у Грега и Артура Блума, — две пары носовых платков, один белый, другой красный, и пара носков. Приятные вещи.

В Рождество они с Милли ужинали вдвоем. Он сидел за праздничным столом на кухне, а мысли его уплывали сквозь обитые зеленым сукном двери в столовую: разве не мог ее брат остаться дома и провести Рождество с ней? Что за самовлюбленные свиньи, вся эта троица. Но позже он понял, что, если бы мастер Стенли не уехал в гости, прислугу не пригласили бы в гостиную послушать, как Агнес играет на фортепиано, и спеть вместе рождественские псалмы. Вечер был прекрасный, самый прекрасный рождественский вечер, на каком только ему приходилось присутствовать, потому что в течение двух часов не было никаких классовых барьеров.

Роберт стоял рядом с Агнес, переворачивал ноты, часто невпопад, и с восхищением наблюдал, как ее пальцы проворно бегают по клавишам — она играла великолепно. Он мог бы сидеть и слушать ее всю ночь. Но в девять часов по сигналу мистера Уотерза все вернулись на кухню — поужинать и от души попеть, но после того, что он слышал в гостиной, их пение только испортило ему настроение, и позже, уже лежа в постели и перебирая в памяти события дня, он принялся отчитывать себя: «Ладно, парень, ладно. Знай свое место. Нечего судить о том, в чем не очень разбираешься, особенно о музыке. Ведь сам всегда предпочитал простые незамысловатые баллады, а не утонченный стиль фортепианных концертов».

Но сегодня их ожидал особенный вечер. Они очистили холл для прислуги, которым в эти дни не пользовались, у стены поставили длинный стол, Артур Блум обещал принести свой аккордеон, а Грег прекрасно играет на губной гармонике. Все это обещало веселую встречу одна тысяча девятьсот четырнадцатого года под музыку и пение.

Руфи предложила пригласить мисс Агнес встретить Новый год с ними, ну и, конечно, вместе с ней Милли.

Они сидели вокруг стола на кухне около пяти часов вечера и пили чай. Не было только Артура Блума, он ушел домой, но обещал вернуться попозже с женой. Роберт видел, как Дейв и Пегги переглянулись, потом кинули взгляд на дочь, и он подумал, что Дейв скажет: «Мы пойдем и пожелаем ей счастливого Нового года, и давайте не будем забывать свое место». Однако заговорила Пегги:

— Знаете, сколько я помню, они в первый раз остались одни и совершенно самостоятельны. — Она посмотрела на дверь в коридор и неторопливо добавила: — В свое время на Новый год устраивали большие праздники. Были танцы в зале, иногда даже волынщик. Это было, когда приезжали Мак-Нейлы. Но даже в прошлом году мальчики были дома и сами устроили праздник. А сейчас она не может не чувствовать, что все зависит только от нее. — Она посмотрела на дочь. — Не вижу, почему бы и нет, Руфи. Ничего дурного не будет, если мы ее пригласим.

— Пригласишь ее, мама?

— А чего, могу.

— Как вы думаете, отдаст она мне первый танец?

Все как один обернулись к Грегу Хаббарду, и тут же разразился хохот, а Магги, подтолкнув его под руку, сказала:

— Тебе нужно будет записаться на ее карточке. Так делают на балах молодые леди. Правильно, тетушка?

— Правильно, так и делается, — кивнула Пегги. — У мисс Агнес целая куча карточек ее матушки, и одна особенная, которая у нее была на балу в Лондоне, когда ее представляли королеве.

— Ух, ты! Только подумать! — Магги покачала головой. — Самой королеве! Я бы со страху померла.

— И тебя похоронили бы с военными почестями, с почетным караулом Даремского полка легкой пехоты, конной гвардией и салютом в Тауэре.

Все рассмеялись и поглядели на Грега Хаббарда. Да, подумал Роберт, совсем другим стал этот человек. И только потому, что влюблен. Говорят, любовь или возвышает, или ломает. И Магги не против. Интересно, знают ли об этом Дейв с Пегги и догадывается ли Руфи? Возможно, когда это перестанет быть секретом, Руфи немножко поревнует, потому что у нее с Грегом меньше разница в годах, но, хотя она миловиднее Магги, у той прекрасный характер, и это большое преимущество.

Смех мало-помалу затих, и тут открылась зеленая дверь, и вошла Агнес. Увидев всех за столом, она нерешительно остановилась и сказала:

— Ах, извините. Я не знала, что вы кушаете.

Первым из-за стола поднялся Дейв Уотерз со словами:

— Мы не кушаем, мисс Агнес. Вы чего-то хотите?

Роберт тоже встал и смотрел, как она медленно прошлась по кухне. Когда она была уже у стола, Пегги заметила:

— Мы так просто собрались выпить по чашечке, аппетит к вечеру бережем.

— Ну конечно, конечно. — Агнес оглядела их одного за другим и, обращаясь ко всем, проговорила: — Я… не знаю, но, может быть, вы придете встретить Новый год в гостиную?

Пегги широко улыбнулась и, подойдя к Агнес, хотела было взять ее за руку, но передумала и сказала:

— А мы тут как раз думали пойти и пригласить вас к себе. Мы хотим устроить праздник в зале, повеселиться. И были бы очень рады, если бы вы с Милли пришли к нам. — Когда Пегги с хозяйкой были одни, Пегги разговаривала с ней на равных, но в присутствии других она держалась исключительно почтительно. И теперь она прибавила слова, которые произносила матери Агнес, и очень-очень давно, когда хозяйка этого дома еще что-то значила:

— Для нас было бы честью, если бы вы согласились, мисс.

Агнес перевела взгляд с одного на другого и с улыбкой ответила:

— Буду очень рада. Верно-верно, я буду очень рада присоединиться к вам. Наверняка Милли будет в восторге. Но, — она улыбнулась еще шире и, на мгновенье задержав взгляд на Роберте, сказала: — пожалуйста, не удивляйтесь, если она захочет танцевать.