Агнес вдруг почувствовала, что у нее начали гореть щеки.

— А почему ты в этом уверена?

— Потому… потому что я думаю, ты ему нравишься, потому что, когда я говорю о тебе, и он о тебе говорит.

— Неужели? Когда это он говорил обо мне?

— А когда делал окна и пол в библиотеке, где сухая гниль. Это было так смешно, правда? Мы с ним смеялись над этим. Какая же она сухая, если гниет от сырости?

— И что же он сказал обо мне?

— О… — Милли наклонила голову набок, как будто припоминая что-то, — он сказал… он сказал, что у тебя красивые глаза, и я сказала, что у тебя одинокие глаза. И тогда он согласился, что да, я права, у тебя одинокие глаза.

— Послушай, Милли. — Тон Агнес сделался строгим. — Раздевайся. И вот что, Милли… Милли, посмотри на меня. Ты не должна говорить обо мне с Брэдли. Понимаешь? Пока он здесь, ты не будешь говорить с Брэдли обо мне.

— Хорошо, Агги. Хорошо.

Агнес раскладывала вещи Милли, а Милли медленно раздевалась и что-то мурлыкала себе под нос. Потом, когда она легла уже и Агнес приготовилась читать ей, Милли вдруг присела в постели. Глаза ее загадочно заблистали.

— Ой, Брэдли обещал принести мне щенка. Он хотел спросить у тебя, можно ли мне иметь щенка. Он знает хорошенького щенка. О, как мне хочется щенка. Можно мне щенка? Ты разрешишь мне иметь щенка, Агги?

— Да, да. Ложись. Хорошо, ты можешь иметь щенка, но… держать его нужно на дворе.

— На дворе?

— Да, мы сделаем для него специальное место во дворе.

— Но я хочу, чтобы он был у меня дома, здесь, — она показала на одеяло, — со мной в кроватке. Мне так будет веселее.

— Собак не держат в кроватке, Милли.

— Но… Брэдли сказал, что у него была собака и она ложилась рядом с ним в кровати.

— Ложись! — Она почти закричала, и Милли легла. Агнес захлопнула книгу и положила на край столика, потом посмотрела на худенькое бледное личико прищурив глаза. Все в ней кричало, и тогда она сказала: — Я сейчас вернусь. Лежи тихо. Я скоро вернусь.

Через несколько минут она стояла в своей комнате, сложив руки на груди, плотно сжав губы и сощурив глаза, повторяя: «Брэдли! Брэдли! Брэдли! Если я услышу сегодня это имя еще раз, я свихнусь».

5

Грег Хаббард расхомутал лошадь, передал хомут Роберту и сказал:

— Ни гроша.

— Что значит «ни гроша»?

— Да я думал, хоть полфунта, потому что вчера он сказал мне: «Постарайся, Хаббард, чтобы все тут было в порядке». И я сказал: «Хорошо, сэр, я постараюсь». И я подумал… ну, сегодня утром… так… маленькую благодарность. Ну что ты, ничего, ни полпенни, только: «Ты уверен, Хаббард, в коляску все уложили?» — Он сымитировал голос Арнольда: — «Хорошо. Делай, как сказал, и присматривай здесь. До свидания». — Он зашел вслед за Робертом в конюшню и проговорил: — Ну и ладно, хорошо, что уехали. И этот сопляк тоже. Хоть немного поживем спокойно. А впрочем, кто знает, мисс Агнес сегодня все утро металась, как разъяренная кошка. И на кухне что-то делается. Это я к тому, что вчера ни с того ни с сего у Магги разболелись зубы. Не верю я, никакие зубы у нее не болели. Что-то ее обидело, она была не в себе, и мне, честно сказать, стало ее жалко. Она хорошая девушка, Магги, и не стала бы плакать без причины. Мне даже не спалось, все это из головы не выходило. Представляешь? Ну, и то, что ты увольняешься, я так удивился.

Роберт не ответил, а спросил:

— Ведь тебе нравится Магги, верно?

— Угу. Нравится. С ней легко, очень хорошая девушка.

— А ты не думал на ней жениться?

— Чего? — Грег Хаббард сощурил глаза и уставился на Роберта.

А тот быстро добавил:

— Не так уж плохо, у многих бывает куда хуже.

— Замолчи! Не продолжай. Ты мне говоришь! Я и без тебя знаю, но ты посмотри на меня, первого ноября мне стукнет сорок один, а ей всего-то двадцатый. Я ей в отцы гожусь.

— А при чем здесь возраст? Ты крепкий мужик. — Он с улыбкой оглядел Хаббарда с головы до ног и потом без обиняков сказал ему все: — Да, ты правильно сказал, никакие зубы у нее вчера вечером не болели. Я скажу, почему она плакала, если обещаешь никому не передавать, и тогда, если ты надумаешь что-то предпринимать в будущем, она не подумает, что ты это делаешь из жалости к ней.

И он рассказал ему о причинах переживаний Магги, и, когда закончил, Грег Хаббард несколько секунд молчал, а потом произнес:

— Знаешь, Робби, хорошо, что я этого не знал до того, как эти двое уехали, потому что, скажу тебе, я бы ушел вместе с тобой, только не через неделю, а тут же, и плевать я хотел на их деньги. Ей-богу! И дня не стал бы ждать.

Роберт, продолжая растирать лошадь, проронил:

— Ты, я слышал, в понедельник едешь на ярмарку в Дарем. Верно?

— Угу, везу кур.

— А ты возьми с собой Магги. Она сиднем сидит в этом доме, никуда носа не показывая. Она ухватится за такую возможность. — Не услышав ответа, Роберт повернулся и посмотрел на Грега: — Ну?

— Это мысль. — Грег неуверенно улыбнулся, потом добавил: — А если она засмеется мне в лицо, что тогда? Может быть, она и не картинка, но она же такая молодая и здоровая…

— Магги не засмеется тебе в лицо, она вообще будет смеяться вместе с тобой, а не над тобой. Во всяком случае, почему не попробовать? Что ты теряешь? И, с другой стороны, что тебя ждет в будущем? Одинокая старость.

— Да, что верно, то верно. — Грег медленно направился к выходу, а Роберт стал заканчивать работу, думая о том, что будущее Магги обеспечено. Хоть что-нибудь доброе совершится в этом бедламе. Ему дорабатывать еще шесть дней, и он свободен. Бог мой! Как же он будет рад распрощаться с этим домом и со всеми его обитателями! Да, со всеми, это точно.


Ужин на кухне прошел в напряженной атмосфере, никто ничего не рассказывал, никто не шутил и не смеялся, и всякий раз, когда Роберт поднимал глаза от тарелки, он ловил тревожный взгляд Дейва Уотерза, и ему хотелось сказать: «Да не беспокойся ты, я никому не скажу. Я не болтун». Он скажет ему это перед уходом, чтобы тот не тревожился.

Его беспокоило другое: Магги ни разу не посмотрела на него, все время отводила взгляд. Но зато на него все время посматривали Руфи и Бетти Троллоп. Они со значением улыбались ему, и это заставляло его с иронией отмечать, что они считают Магги еще одной зарубкой на его древе жизни. Ну надо же! Ну где найдешь другого такого человека, по поводу этой стороны жизни которого все так бы ошибались? Одной из главных причин, заставивших его покинуть Джерроу, было желание не дать себя оженить, и после этого его обвинили в попытке отбить жениха, в том, что он соблазнил девушку и она ждет от него ребенка, а теперь он не удивится, если они подумают, будто он обхаживает Магги, не говоря уже о том, что они могут вспомнить, как любит мисс Милли разделять с ним компанию.

Раз так, сказал он себе, в первом же случае, когда попытаются навесить на него такой ярлык, он обязательно его оправдает, но только без кольца на палец. Потом когда-нибудь он, может быть, и захочет, но не сейчас, сейчас он предпочитает перемены.

В эту ночь ему было так же трудно заснуть, как и в предыдущую, потому что никак не мог прогнать картину, как он стоял, держась за дверь, рука его касалась ее волос, их лица были совсем близко и ноздри щекотал особенный запах ее тела.


В десять часов утра на следующий день они снова смотрели друг другу в лицо, только на этот раз через стол. Накануне вечером ее посетила делегация во главе с Дейвом. В любое другое время, если бы случилось такое, она бы спросила: «Что такое нашло на тебя, Дейв?», но после того инцидента с ее отцом Дейв сильно переменился, буквально сделался другим человеком и все еще не отошел от шока, так что, когда он сказал: «Вы не должны отпускать его, нужно попросить его остаться, он может раскрыть рот, и что будет с нами?», она могла бы ответить: «Вы хотите сказать, что будет с вами?», однако она этого не сказала, потому что где-то в ее сознании всплыло, что, кажется, есть закон, по которому карается сокрытие правды о преступлении и укрытие — страшно подумать, когда речь идет о Дейве, — убийцы.

Тем временем он продолжал: «Больше того, вам не найти такого умелого работника, я имею в виду по дереву и вообще. Плотницкой фирме вы бы заплатили целое состояние за ту работу, которую он проделал с окнами, полом и в библиотеке. К тому же он помогает Блуму. Он сильный, как бык, никогда не устает. Вам не найти такого, как он. Ну, и женщины… они очень расстроились».

«И женщины очень расстроились». Накануне вечером Пегги пришла к ней в комнату, присела в ногах кровати.

— Не знаю точно, чем он так обозлен, но если ты допустишь, чтобы он ушел, это будет большая потеря. Ты же знаешь, те, кто у нас был до него, они не умели и не хотели работать. Дейв тратил больше времени на доделывание за ними, чем если бы делал все сам… — И закончила словами: — Если это не будет тебе слишком неприятно, не попросишь ли ты, девочка, чтобы он не уходил?

Агнес посмотрела на Пегги. Пегги сказала, что не знает, почему уходит Брэдли, но она знала, наверняка знала — Магги скорее всего обо всем ей рассказала, по крайней мере, описала компрометирующую ситуацию… С чего бы она выбрала такое слово? Компрометирующую. Чего компрометирующего в том, что мужчина обнял женщину? И к тому же женщину, как он особенно сильно подчеркнул, из его собственного класса.

Затем этим утром, когда Магги принесла ей утренний чай, то, стоя у ее постели, Магги опустила глаза и сказала:

— Я была такая дура, мисс Агнес, чтобы устроить всю эту свистопляску. Из-за меня он потерял работу. А он такой добрый. Ничего там не было, мисс. Он только утешал меня.

Снова это слово, утешал. О да, как она уже говорила, Брэдли большой эксперт по утешению, особенно женщин. Ей хотелось избавиться от него, хотелось, чтобы его не было, потому что тогда он не будет попадаться ей на глаза, ее мысли вернутся в привычную колею и она не будет воображать невесть что.