Вернувшись, Катя долго не могла прийти в себя. У нее дрожали губы и тряслись руки. На пять минут ее мир переместился на ладони и кончики пальцев. Она рассказала, что Мишин свитер был шершавым на ощупь и теплым, а еще от него приятно пахло.

Катя прижалась к его груди, сначала неуверенно и осторожно, будто проверяя: оттолкнет, или нет. Миша не оттолкнул. Через пять минут, сидя рядом со мной, Катя все еще чувствовала, как он обнимал ее. Хотелось повторить, отмотать назад, поймать момент, когда руки впервые коснулись спины.

Катя была счастлива малым.


За семестр ее отношения с группой немного наладились. Кате даже предложили полететь в Египет, чтобы там вместе встретить Новый год. Кате едва хватало денег, чтобы оплатить второй семестр учебы, поэтому было решено занять – у всех понемногу.

– Это мой единственный шанс переспать с ним, – говорила Катя, сидя на крышке унитаза в нашей квартире и закуривая сигарету. Я сидела напротив, забравшись с ногами в кресло у стены, и стряхивала пепел в банку из-под кофе. – А потом уже все равно, что будет. Иногда мне кажется, что я готова просить его об этом, умолять и стоять на коленях, чтобы он хотя бы один раз переспал со мной. Готова биться головой о стену, готова даже, наверное, пойти к ведьме какой-нибудь, приворот сделать… Но говорят, что дорого очень, а я и так вечно без денег.

– Я читала, что это опасно. Для вас обоих. Ты не боишься?

– Мне все равно, – выпускала дым Катя и наливала себе вина из бумажного пакета. – Я знаю, что за это придется заплатить. Разве люди не расплачиваются годами одиночества за несколько недель натурального счастья? Все платят за свое счастье. И те, кому оно досталось в подарок. И те, кто купил его по объявлению на сто сорок пятой странице журнала «Антенна». Я не вижу разницы. В любом случае будет больно. Всегда.

Катя задумалась, взгляд застыл, став почти стеклянным.

– Хочешь, покажу тебе фотографии отеля, где мы будем жить? – спросила она, придя в себя.

Я принесла ноутбук. Мы сидели на полу в коридоре. Здесь лучше всего ловилась соседская беспроводная сеть, на которую забыли поставить пароль.

Катя допивала вино, тут же забыв про египетский отель, и показывала мне фотографии из эротической группы в социальной сети. Эротика на грани порнографии. Или порнография, приправленная каплей чувств и эмоций. Катя не мечтала о чем-то особенном.

Предел мечтаний – высокий небрежно-лохматый брюнет с насмешливыми глазами. Красивый хулиган, нахмуривший лоб, в красно-белом костюме автогонщика, держит в руках шлем с автографом Михаэля Шумахера. Сто восемьдесят пять сантиметров счастья. Он носит смешные, будто детские, шапки, пропадает на соревнованиях по картингу и ралли, путешествует по России на черной Toyota Camry, всегда с друзьями и никогда – один.

Его друзья иногда шутят, что Camry ему не к лицу, а он только смеется, кривляясь за рулем, и отвечает, что они с Camry – идеальная пара.

– Его девушка не летит с нами в Египет, – сказала Катя, выливая в стакан остатки вина, и достала из кармана двухрублевую монету. – Если выпадет орел, то мне повезет.

Зажмурилась, подкинула. Монета упала и покатилась по дуге в мою комнату. Там, столкнувшись со стеной, она дала Кате ответ и застыла.

– Орел, – удивилась Катя, не веря глазам.

Позже она допивала вино и отправляла Мише по электронной почте порноснимки, которые показывала мне двадцать минут назад. Она писала, как сильно хочет его, показывая на примерах, в каких позах они будут заниматься сексом в Египте после захода солнца. Катя не была уверена. Катя знала, чувствовала, что так будет. Может, это все от вина, а может, просто по-детски, наивно верила в новогоднее чудо, пусть даже без снега, елок и морозов.

Когда она уходила, я подарила ей новую туалетную воду – вместо той, что забрала и выкинула в день нашего знакомства. Новый сиреневый флакон с атласной розой под крышечкой. Запах был стойким, как нравилось Кате, и пьяняще сладким.

Она сказала, что возьмет их с собой в Египет.

Из Живого Журнала Оксаны Смотровой

– Я подрабатываю фотомоделью с прошлого лета, – рассказывала Кристина, сидя в кровати и наливая себе обезжиренное молоко в бокал для вина. «Так намного вкуснее», – часто говорила она. – Закончила десятый класс, похудела на десять кило, разбила копилку и потратилась на фотосессию у нормального фотографа. Потом загрузила фото на сайт один, где модели и фотографы тусуются, и у меня получилось. Сначала, правда, много снималась TFP. Это хорошая возможность для начинающих моделей и фотографов. Новые фото для портфолио, и никто никому не платит. Меня часто приглашали. Может, тебе тоже попробовать?

– Нормально платят?

– Неплохо. Главное – начать. Я знаю одного фотографа. Берет дорого, но снимает так, что закачаешься. Он бывает в студии недалеко от станции. Знаешь, кирпичный двухэтажный дом?

– Ну, да. Там парикмахерская на первом этаже.

– А на втором студия. Еще у меня телефон его есть. И сайт. Можем позвонить после праздников и все узнать. Первые фото должны быть крутыми. У тебя есть деньги?

– А сколько нужно?

– Ну, косарей пятнадцать как минимум.

– Блин. Я вообще копила, чтобы на море поехать летом. После поступления.

– Вот заработаешь и отдохнешь на новогодних каникулах. Давай, решайся! Поработаешь, отвлечешься.

– После экзаменов.

– Договорились.


Когда я уходила домой, Кристина вручила мне пакет с десятком каталогов одежды, рекламных плакатов и буклетов, для которых она снималась в течение года. Было там и несколько дисков с сотнями фото с презентаций косметики в торговых центрах, открытия свадебных салонов, автомобильных выставок.

Кристина не упускала ни одного шанса подработать, чтобы пополнить свое портфолио новыми интересными проектами.

Свою подработку Кристина скрывала от одноклассников. Снималась на выходных с утра до вечера или в будни по вечерам. К урокам готовилась по ночам.

Родители смотрели на это сквозь пальцы, половину заработка Кристина отдавала им. Единственный запрет – сниматься ню. Кристина злилась, грубила, морщилась, не хотела слышать об этом. Тем не менее ей было интересно, да и предложения принять участие в съемке ню поступали нередко. Кристина отказывалась, стеснялась, боялась, а потом жалела.

– Вот посмотри на меня! Я высокая, тощая, некоторые, я знаю, говорят, что страшная. В старой школе, когда я выходила к доске, парни за спиной шептались: «Посмотрите, вторая доска вышла». Я все слышала, но виду не подавала, а ночами плакала. В нижнем ящике стола лифчик прятала два года, надеялась, что у меня когда-нибудь вырастет то, что можно будет в него положить. Хрен. Если я что и клала в него, так это куски ваты. Достану, примерю перед зеркалом, опять разревусь… Никому не говорила об этом, молча переживала, пока моделью работать не пошла. Со мной тогда девчонка еще работала, Танька, грудь меньше кулака ребенка. Она не красилась и не носила бюстгальтер, мужики чуть ли не дрались из-за нее, и не какие-то там подростки, а нормальные такие. Не олигархи, нет, а нормальные парни. А знаешь почему? Потому что себя любит. Она рассказывает мне об этом, а я в слезы. Успокоила, приказала «забить» на это, брать с нее пример. У меня получилось. И у тебя все получится. Ты девчонка умная.


– Ты давно с ним знакома? – спросила я Кристину, глядя на фотографа, имени которого я еще не знала. Когда мы пришли в студию, он едва бросил на нас отсутствующий взгляд и вновь углубился в съемку.

Непрерывно срабатывала вспышка, щелкал затвор, менялся фон, в центре которого стояла высокая и тощая модель. Дикий начес на медно-рыжих волосах, большие темно-вишневые губы и десятки или даже сотни блестящих бус на шее. Их было так много, что мы не сразу заметили, что девушка была голой.

– С прошлого года, – ответила Кристина, выходя с сигаретой в коридор. – Он гениальный. Не только фотограф. Ему всего тридцать три, а он уже почти профессор, представляешь? Преподает историю.

– Да ладно?

– Да. Не думай даже.

– Что? – не поняла я. – Ты о чем?

– Все ты поняла, – выдохнула Кристина. – Делай что угодно, только не влюбляйся в него. Проблем потом не оберешься. Не советую.

– Он женат?

– Разведен. Давно уже. Лет десять, наверное.

– Скажи хоть, как его зовут.

– Игорь.

В этот момент фотограф, то сидевший на корточках, то почти лежавший на полу, встал на ноги, выпрямился и бросил на нас второй бессмысленный взгляд. Отросшие черные волосы завиваются на концах, едва заметная проседь на висках, темные и четкие, будто нарисованные уверенной рукой опытного художника, брови. Две быстрые идеальные линии, которые не повторишь, даже если очень захочешь.

У фотографа были сильные, подкачанные плечи и руки, у шеи выпирали ключицы. Он фотографировал в одних джинсах, небрежных, дырявых, потертых – бывших когда-то дорогими. Они висели на бедрах. Казалось, еще пара шагов, и он их потеряет. Игорь ходил босиком и наступал на штанины ногами…

Сильный, молчаливый, странный, небрежный и какой-то немного дикий. На шее блестела цепочка, а на плече вился непонятный орнамент. То ли завитки, то ли буквы непонятного шрифта.

Казалось, я могу стоять так целый день, неделю, месяц и просто смотреть, наблюдать за ним, как за диким и опасным животным. Опасным и интересным. Настолько, что хочешь подойти ближе и дотронуться рукой. Проверить – укусит ли?

– Ты с ним уже спала? – спросила я.

– Нет, – отмахнулась Кристина. – Но я недавно видела девку, с которой он ездил отдыхать в середине июля. Она его аспирантка. Не помню, как зовут. То ли Лера, то ли Вера. В общем, у него есть одно любимое место на Черном море, деревня какая-то. Вот он туда с пяти лет каждое лето ездит. Только туда почему-то. И никуда больше.

– Кристин, а скажи, на сколько лет я выгляжу?

– Если накрасишься, на двадцать. Ты что хочешь?