– Даш, ну это правда… Мне самой было интересно, поведется он или нет, – сбивчиво говорила она. – Ведь нормальный мужчина ни за что бы не повелся, так… Но он оказался таким примитивным, я даже особенно ничего не делала… Ходила перед ним в мини, заигрывала… Он сам предложил сводить меня в кино… Конечно, первой начала я, но… Он же взрослый!

– Да, я знаю, удобно прикинуться ребенком и свалить ответственность на другого. Одного я понять не могу: за что ты так меня ненавидишь?

– Да не ненавижу я, – буркнула Челси, – просто не понимаю. Презираю твое халатное отношение к жизни. Как ты вообще могла с ним связаться?! Не уважать себя до такой степени?! Да если бы я не вмешалась, ты бы и замуж за него вышла! Тебе нужен другой мужчина, совсем другой! Даже я это понимаю, а вот ты почему-то нет. Да я тебя, можно сказать, спасла!

– Ну вот что, мать Тереза. Я сейчас уйду, а когда через пару часиков вернусь, чтобы тут все было убрано, посуда вымыта, белье постирано и развешено на балконе, а ты сидела в закрытой дальней комнате и делала уроки.

* * *

Кажется, я уже вскользь упоминала о своей соседке по лестничной клетке, разбитной разведенке по имени Людмила, которая время от времени донимала меня назойливым вниманием и неизвестно по какой причине пыталась со мною дружить. Может быть, в глубине души она была настолько одинока, что даже случайному знакомству неосознанно пыталась придать колорит некой близости, а может быть, ей было просто все равно, с кем проводить досуг, лишь бы градус никогда не понижался, а в соседнем баре не переводились охочие до одноразовых приключений выпивохи.

Неважно. Главное, что тот вечер был наименее подходящим, чтобы на сцену театра абсурда, в который превратилась моя жизнь, выплыла эта пошатывающаяся от выпитого звезда. Но по закону подлости, стоило мне, громко хлопнув дверью, покинуть квартиру, как на лестничной площадке материализовалась она в псевдошелковом алом халате и кокетливых тапочках с меховыми помпонами.

– Дашка! – радостно воскликнула она. – Ну ты меня совсем забыла! Зайди, кое-чего покажу!

– Извини, не до тебя, – процедила я, – спешу.

– Да ладно тебе! Пять минут погоды не сделают! – У нее было потрясающее умение не замечать моей неприязни. – Я ведь на работу устроилась, представляешь?

– Рада за тебя. – Я уже начала спускаться по лестнице вниз.

Бежать, бежать на воздух, быстро идти вперед, как будто бы от собственной никчемной жизни можно оторваться хоть на сотую долю секунды. И получить олимпийскую медаль за бегство от самой себя.

– Да я тебе кое-чего предложить хотела! – кричала Людка мне вслед. – Я теперь работаю в бельевой фирме консультантом! Вот! Могу тебе нижнее белье продать со скидкой. Италия, все по-честному! И тебе дешевле получится, и я свой процент огребу. Да куда ты так несешься! Зайди, глянь хоть одним глазком! Там такие лифчики, грудь на три размера увеличивают. Я теперь только такие и ношу!

Я остановилась как вкопанная. Что-то щелкнуло в голове, электрический заряд закоротил мозги, неожиданная мысль заставила губы искривиться в язвительной ухмылке. Давай, Дарья, действуй. У тебя получится. Ты их всех сделаешь.


И вот Людка поила меня дешевым мятным ликером – она настолько обрадовалась нежданному счастью общения, что вела себя как расшалившийся щенок таксы. Видимо, она была все же очень одинока, несмотря на напускную браваду. Знаете, есть такой сорт женщин, у них в глазах летают, сталкиваясь лбами, ведьмы на помеле, их завитые волосы имеют тот неестественный оттенок ржавого солнца, по которому раньше легко отличали кудесниц продажной любви, их юбки – коротки, смех – громок, шутки – смелы, а сигареты – крепки, на их скулах – блестки. Причем они вовсе не обязательно карикатурно мелки, нет, иногда им свойственна самоирония и даже философская покорность предсказуемому будущему. Глядя на них, хочется улыбаться, они, как сквозняк. Но вместе с тем их самая донная часть воет и скулит от черного отчаяния, за ними чувствуется такая депрессивная пропасть, что поневоле стараешься не впускать их дальше протянутой руки, словно боишься, что и тебя может затянуть в их воронку.

Людка вцепилась в меня, как питбуль. Ее дешевый кухонный стол был заляпан кулинарным жиром, потеками выпитого в одиночку красного вина и переслащенного чая. На ее подоконнике цвела герань – это было так по-старушечьи, так трогательно.

Вообще, ее квартира была ладонью, по которой Людка разгадывалась со стопроцентной гарантией. На полу – дешевый синтетический ковер, истоптанный, стыдливо прикрывающий потемневший линолеум. Мещанские детали вроде кружевных салфеточек, грубо сработанных стеклянных балерин, вычурных вазочек с позолотой, многослойных штор с люрексом и фотографией самой Людки того периода, когда она была чуть более молодой и менее пропитой, мирно уживались с «авангардными» вкраплениями. Журнальный стол, стекло и сталь. Привет вездесущей Икее. Плакат с Мэрилин Монро в интерпретации Энди Уорхолла. Книги: яркие томики Донцовой благоразумно прячутся под девственно не читанными томиками неоклассиков. Кофейные чашки с изображением фаллоса.

И курила-то она через мундштук.

И глаза-то ее были подведены синим.

И по дому она ходила в лжешелках, да еще и богато отороченных лжесоболями.

И говорить-то пыталась с придыханием, правда, все время забывалась и срывалась на пулеметный темп речи: еще не истерика, но уже невроз, корнями вросший в ее слепленное из самоварного золота благополучие.

Начала она, разумеется, за здравие.

– На прошлой неделе с та-аким мужчиной познакомилась. – На слове «та-аким» глуповатые глаза закатились, а ярко накрашенные губы округлились. – Банкир, красивый. Розы дарит. Замуж зовет. В Анталью с ним поедем.

– Всего неделю знакомы, а уже замуж? – Я осторожно отпила ликер.

– Ну он еще этого не говорил, но чувствую, все к тому идет. Так смотрит на меня, так смотрит! А я, дура, еще не верила в любовь с первого взгляда.

– Где же вы познакомились?

– Да в баре за углом, где ж еще, – простодушно объяснила она. – Я больше и не хожу никуда. А чего, там чистенько и дешево.

– Что же твой банкир пошел в такой дешевый окраинный бар?

– Ну мало ли, – Людка занервничала. – Может, настроение такое было… Захотелось бродяжничества. А может, он почувствовал.

– Что встретит тебя? – насмешливо подсказала я, и Людка, не разгадав сарказма, со вздохом кивнула.

– Даша, это было нечто! Мы выпивали всю ночь, только в шесть утра ушли. Ну, естественно, ко мне. Я ведь не тургеневская девушка, я – так… Нет, а что в этом плохого? – тоном рыночной торговки, которую обвинили в том, что она переоценила курагу, спросила она.

– Ничего, ничего такого, – я поспешила ее успокоить, – ты просто современная девушка.

– Вот именно, – приосанилась она. – Сейчас такое время… Да и мужиков нормальных раз, два и все. И потом, ну могу я хоть раз в жизни пойти на поводу у примитивного желания. Не вечно же мне быть нежным созданием, которое надо кормить ирисками, поить компотом и ублажать стихами Цветаевой.

– Все правильно, – я еле сдерживала смех.

Сколько раз меня будили на рассвете гортанные всхлипывания и наигранные возгласы в духе классики скандинавской порнографии, раздававшиеся из-за стены. Сколько раз я видела, как ее, пошатывающуюся, с размазанной по всему лицу помадой и почти отклеившимися накладными ресницами, вели домой мужчины, как правило, тоже пьяные? Сколько раз я входила в арку во дворе и там видела ее, целующую очередного районного маргинала?

Вообще-то более правильным будет спросить не «сколько раз», а «сколько раз в неделю».

– И что это была за ночь! Я, правда, почти ничего не помню. Наверное, от счастья. Знаешь, все как в детстве, когда я ходила с родителями в парк каруселей, а потом не могла внятно рассказать подругам, что именно там было. Потому что одно сплошное счастье, понимаешь?

– А в детстве ты тоже баловалась коктейлем «Отвертка»? – невинно уточнила я.

– Нет, ну ты всегда все опошлишь, – расстроилась Людка. – Ну ладно, да, мы немного выпили. Но если хочешь знать, это только обостряет ощущения.

– И теперь вы встречаетесь, да?

– Вообще-то… – Ее лицо потемнело. – Вообще-то после той ночи мы еще ни разу не встречались. Но мы обмениваемся эсэмэсками, и он пишет, что все время думает только обо мне. А когда спит с женой, представляет меня на ее месте!

– Так он еще и женат?

– Ну а ты думала? Разве достойный взрослый мужик может быть не прибранным к рукам? Хронические холостяки всегда казались мне подозрительными, – деловито объяснила она. – Ну ничего, это дело поправимое.

– А с Антальей что? Ты вроде сказала, что вы вместе собираетесь?

– Ну да… Уже под утро, когда мы лежали, обнявшись, на ковре, он сказал: Людка, мол, хорошо-то как… Сейчас бы оказаться с тобой на теплом песочке, у моря, где-нибудь в Анталье! Я себе загадала, что мы непременно поедем. Вот только денег подкоплю.

Мешанина ее представлений о жизни плясала перед моими глазами пьяной каруселью. Я даже встряхнула головой, чтобы угомонить этот бессмысленный поток сюжетов и лубочных картинок.

– Постой-постой, но ты начала с того, что он банкир? Думаешь, у него не хватит денег на то, чтобы вывезти любовницу на турецкий курорт?

– Просто я хочу показать, что я – самостоятельная взрослая женщина, – сжала накрашенные губы Людка, но по грустинке, вдруг всплывшей из самой глубины ее глаз, я поняла, что она и сама в замешательстве. Впрочем, она быстро перевела разговор на другую тему: – Ну а ты как?

– А я решила увеличить грудь, – без реверансов пошла я в атаку, плюхнув на стол рекламные каталоги Luxis. – Представляешь, мне изменил мужчина. С… ладно, неважно с кем, но она гораздо меня младше. И вот теперь я чувствую себя такой неуверенной, и с этим надо что-то делать.

У нее заблестели глаза, очередная порция отдающего сивухой ликера перекочевала в ее рюмку.