– По-моему, ваша подруга – порядочная сволочь, – вырвалось у меня, – и манипуляторша.

– Многие так говорили, но на самом деле в Соне было много хорошего. Она как шампанское, светлый, солнечный человек. А у меня… Один мужчина у меня все-таки был. Мы учились в одной группе. Он был совсем непопулярным. Невысокий, очкарик, в свои двадцать лет выглядел подростком, интересовался только компьютерными программами. Не могу сказать, что я была влюблена. Да и он, возможно, выбрал меня от безнадеги – ни одна нормальная девушка с ним никуда бы не пошла. В общем, у нас начался роман.

– И вы поженились.

Аня кивнула.

– Так забавно все получилось. Я все-таки в него влюбилась, но гораздо позже, когда узнала его лучше. А Сонька надо мной так смеялась, делала ставки, сколько месяцев продлится мой брак. В итоге мы были вместе восемь лет…

– А потом? Он ушел? – догадалась я.

Аня тяжело вздохнула.

– Он стал известным программистом. Его постоянно приглашали консультировать в Америку. Зарабатывал кучу денег, мы сначала переехали на Цветной бульвар, потом в загородный дом. Я бросила работу. С нами жили две домработницы, повариха, садовник, моя личная массажистка.

Я недоверчиво рассматривала Аню, ее хрупкие плечи, ее неухоженные волосы, дешевую одежду.

– Знаю, в это сейчас трудно поверить. А Сонин муж спился. У них родились две дочки. Ей так трудно приходилось. Я ей, конечно, помогала. Давала в долг и никогда не требовала отдать. Покупала им продукты, посылала домработницу, чтобы она вычистила их квартиру. Чтобы устроить дочек в хорошую школу, они продали квартиру. Переехали в однушку, в Дегунино. Соня так подурнела, у нее испортился характер, и она тоже начала выпивать. Я больше не могла на это смотреть. И с разрешения мужа однажды я подарила ее дочкам путевку в Артек, на три смены подряд, а Соньку пригласила на все лето к нам. Пожить на природе, отдохнуть, расслабиться.

– Дальше можешь не рассказывать, – вздохнула я, – она так расслабилась, что увела твоего мужа. Я права?

Аня уныло кивнула.

– Так незаметно все получилось, я и опомниться не успела. Сначала она была тише воды, ниже травы. Ходила по стеночке, глазки в пол, все время плакала, целыми днями валялась в шезлонге в саду. Я ее так жалела, пыталась развлечь, свою старую одежду отдала. А потом она пришла в себя, загорела, начала красить глаза. Стала прежней Сонькой, какой я ее знала всю жизнь. И мои старые платья сидели на ней куда лучше, чем на мне. Она выше и стройнее, и ноги у нее, – Аня вздохнула, – как у топ-модели.

Худенькая рука взметнулась вверх, Аня нервно почесала затылок. Она себя не контролировала, ее глаза были как два наполненных неразбавленной болью аквариума.

И хоть сама я никогда не цеплялась за мужчин, я родилась свободной, почему-то я ее так понимала – ее, серую мышку, всю жизнь бледно цветшую в пышной тени подружки. Неожиданно хлебнувшей меда на закате молодости и вовремя не заметившей, как этот мед превратился в яд.

– И вот однажды я застала их… В нашей спальне. И сначала муж оправдывался, Сонька плакала. Конечно, я тотчас же выгнала ее вон. И так пыталась все наладить, вернуть. Простила его, в конце концов, она и правда красива, сложно было устоять. Но он словно с цепи сорвался. Понимаете, ему всю жизнь было не до баб. А в юности он никому не нравился. Привык быть незаметным, и вдруг понял, что деньги и статус все изменили. Вернее, нет, не понял. Он считает, что с годами его мужественность расцвела, дурачок. А Сонька его просто доит.

– Но неужели он мог… Просто выгнать вас после восьми лет супружества?

– Вот как бывает, – вымучив беспомощную улыбку, Аня развела руками. – Конечно, я сама виновата. Когда поняла, что они продолжают встречаться, превратилась в истеричку. Знаете, я вдруг поняла, что Сонька не такая уж мне и подруга. Всю жизнь меня обкрадывала и вот теперь посягнула на самое дорогое. Я ему глаза открыть пробовала, все без толку. И к ней ездила, в ногах валялась, унижалась, даже деньги предлагала. Но зачем ей жалкие крошки, если она уже приготовилась сорвать основной куш? Потом выяснилось, что она беременна. А у нас с мужем так и не получилось с ребеночком. И вот беременная Сонька со своими дочками переехала в наш дом, а мне купили однокомнатную квартиру в Химках.

– Жестоко, – покачала головой я.

– Спермотоксикоз, – мрачно заметила Аня. – А из меня еще и виноватую сделали. Истеричку… Знаете, Даша, как это трудно – найти в Москве работу, если тебе за сорок, а в резюме единственная гордая строка – домохозяйка!

– Могу себе представить, – сочувственно протянула я.

– Сначала пыталась найти работу по специальности. Но быстро поняла, что мои знания устарели еще в прошлом веке, а под новые технологии мне уже не подстроиться. Хотела устроиться в какой-нибудь хороший лицей учителем информатики – полный швах. В итоге пошла в простую школу. Зарабатываю двенадцать тысяч рублей в месяц, плюс редкие премиальные, плюс иногда дополнительные уроки…

– Да уж, негусто.

– Мне хватает, – угрюмо заметила она. – И даже удается кое-что отложить. Сами видите, я себя не балую. И вот… Когда я услышала ваш рассказ, у меня что-то в голове перещелкнуло. И подумала: а ведь и мне такая операция не помешала бы. А что, не так уж я и стара, только сорок три будет.

– По московским меркам – это не возраст.

– Нет, я вас послушала и твердо решила. Мне на это всех моих денег не жалко.

И вот тогда я посмотрела на нее – она была первой, кто мне поверил, кто был готов выложить деньги, с которых получила бы нехилый процент, кто мог бы хоть на какое-то время приблизить мою мечту об освобождении от огнедышащего демона по имени Челси – посмотрела и поняла, что никогда не смогу ей что-нибудь продать. До того несчастной была эта Аня, до того затравленной, с такими уныло поникшими плечами, потухшим взглядом, серым лицом. Ей надо начинать не с этого, уж не с силиконовой груди. Ей бы хоть немножко в себя поверить, хоть на секундочку нащупать в себе красивую женщину, научиться улыбаться, радоваться жизни и ясно смотреть на мир. Я просто не могу ее облапошить, никогда себе этого не прощу.

– Даша, почему вы так странно на меня смотрите?

– Ань… Только вы не удивляйтесь, но вы мне искренне нравитесь. И хочу кое о чем с вами поговорить…

* * *

– Ну и дура, – фыркнула Алена, которой я зачем-то рассказала о том, что произошло.

Хотелось с кем-то поделиться, с кем-то живым. Если бы в нашем офисе стоял аквариум с золотыми рыбками, я бы рассказала это рыбкам, если бы роль антуражной экзотики исполнял краснохвостый попугай, я бы открылась ему. Но поскольку офис Luxis был банальнейшей конторой со скучными белыми стенами, серым ковровым покрытием и черными пластиковыми столами, я поделилась с ней, своей пустоглазой коллегой.

– Неужели у тебя никогда такого не было? – допытывалась я. – Когда у тебя хотели купить имплантаты, но ты понимала, что не имеешь морального права их продавать?

– Вот еще! Кто тебе вообще внушил такие глупости? Ты знаешь, какой у Дениса был случай? Он продал новую грудь женщине из хосписа!

Сначала мне показалось, что я ослышалась.

– Что?

Но Алена и не думала шутить:

– Да. Инесса ему за это премию выписала. За находчивость. Эй, подруга, ну что за взгляд? Все мы тут не белые пушистые кролики.

– Я просто не понимаю… Зачем пациентке хосписа понадобилась операция по увеличению груди?

– Это был хоспис для онкологических больных. Ей поставили четвертую стадию. Кажется, неоперабельная опухоль на матке. Ну а Денис пару дней работал там волонтером. Ну чтобы убедиться, есть там чего ловить или нет.

– Просто потрясающе, – меня даже затошнило.

– Не знаю, как ему удалось с ней договориться. У него фирменный подход к женщинам.

– Да уж, мне приходилось наблюдать.

– В общем, она решила прожить последние дни обновленной. Конечно, никто не разрешил бы ей делать операцию. Но деньги решают многое. А в деньгах она не нуждалась.

– Что же она тогда делала в хосписе? – я обрадовалась нестыковке фактов, внушающей надежду, что эффектная байка – ложь.

– Вот такая придурь. Ей сделали операцию, и знаешь, что самое интересное? Врачи давали ей не больше месяца, а в итоге прожила она почти год!

– Но получается, что он манипулировал чувствами смертельно больного человека! – возмутилась я. – Заставил ее еще больше страдать. Терпеть адскую боль, носить компрессионное белье. И в этом не было никакого смысла!

– Ну почему же? – Алена томно зевнула. – Во-первых, она умерла счастливой. А во-вторых, в самом конце у нее случился роман. Она познакомилась с мужчиной по Интернету.

– Бред. Все это смахивает на сценарий Родригеса.

– Это Москва, солнышко, – ухмыльнулась она.

* * *

Однажды в понедельник моя сестра Челси решила стать великим рок-музыкантом. Догадалась я об этом по косвенным признакам. В половину девятого утра стены нашей квартиры сотряслись от адского грохота. Минувшим вечером я ужинала с потенциальной клиенткой и за ее исповедью о мужиках-козлах, не оценивших ее уникальность и с равнодушием игроков в блек-джек растранжиривших ее молодость, мы уговорили бутылку темного рома, почти не закусывая. Из ресторана перебрались в караоке, и четыре раза подряд проорав песенку Лолиты Милявской «Пошлю его на», а потом еще два раза «Like a virgin» Мадонны, она наконец решилась, внесла предоплату, и, чувствуя себя победительницей, я вызвала такси. Вернулась домой под утро, с ног валилась от усталости, рухнула в кровать, даже не смыв тональный крем. Мне показалось, что моя голова едва коснулась подушки, когда вдруг случилось ЭТО.

Кровать завибрировала, грохот в черт знает сколько децибел обрушился на голову железным кулаком, я даже сразу не поняла, что это музыка, спросонья мне показалось, что нам не повезло стать жертвами террористического акта. На метр подскочив вверх, я сунула ноги в тапочки, по-совиному округлила глаза и по-детски потерла их кулачками.