Мы курили кофейные сигарки через мундштук и разговаривали подчеркнуто низкими голосами. Мы носили только кружевное белье, каблуки и чулки с поясом – в любую погоду. Мы мужественно боролись с голодом, вгрызающимся в наши желудки, но экономили на еде, чтобы в конце недели отметиться в модном баре (нам едва хватало на самые дешевые коктейли, но разве в этом было дело?). Мы нарочито небрежно хвастались друг другу нашими сексуальными приключениями (в большинстве случаев нагло выдуманными).

А однажды мы решили попробовать кокаин.


О кокаине нам впервые рассказала Леля, пожалуй, самая заметная из наших однокурсниц. Леля была манекенщицей. В те годы русский модельный бизнес еще не набрал обороты. Поставленная на поток продажа красоты казалась чем-то таинственным и полулегальным. Наташа Семанова еще училась в средней школе и не думала о подиумной звездности, модельные агентства не плодились со скоростью грибкового заболевания, а высокие стройные девушки грезили не о фотовспышках и журнальных обложках, а о поступлении в институт, карьере и семье.

У Лели были родители-дипломаты, пять лет она прожила в Париже, где и вкусила впервые отравленное яблочко осознания собственного совершенства. Она и правда была чудо как хороша – истинная русская красавица. Треугольное личико, огромные серые глаза, умные и почему-то грустные (хотя ее характер принадлежал скорее к истерически-оптимистическому типу), густые русые волосы, достающие до крепких ягодиц. Все на уровне люкс – ноги, грудь, талия. Ей было всего тринадцать, когда она впервые попала на журнальную обложку.

На нашем курсе Леля была звездой. Она и выглядела как иностранка или даже как инопланетянка – изысканная красавица в экзотических нарядах, о которых мы тогда и мечтать не могли.

И вот однажды эта самая Леля была случайно застигнута нами в университетском женском туалете за престранным занятием – в незапертой кабинке она сидела на корточках, склонившись над унитазом, и тяжело дышала.

Сначала мы было решили, что красотке стало плохо. Я встревоженно воскликнула: «Лерка, беги за врачом!» – а моя подруга ответила: «А ты тогда побудь с ней, ее явно тошнит, она же может задохнуться!»

Но тут Леля повернулась к нам, и мы даже отпрянули от неожиданности – ее лицо было веселым и румяным, глаза задорно блестели и смотрели вполне осмысленно.

– Черт, я кабинку не заперла, что ли? – подмигнула она. – Вот вечно так. Но вы, девчонки, никому не говорите.

– Что именно не говорить? – растерялась я, подозрительно оглядывая пространство вокруг красавицы.

По крышке унитаза было рассыпано нечто, напоминающее стиральный порошок, а в руках Леля сжимала свернутый в тугую трубочку тетрадный листок.

Леля вполне могла воспользоваться нашей неопытностью, сказать: «Ничего, я пошутила» – и ликвидировать остатки зрелища, компрометирующего ее кристальную репутацию. Но в тот момент ей, по всей видимости, было море по колено.

– Ну вы даете! Кокс не пробовали, что ли? – усмехнулась она.

– Нет, – мы с Леркой синхронно помотали головами и в ужасе на нее уставились.

Конечно, уж совсем неискушенными нас нельзя было назвать – в конце концов, как будущие журналистки мы регулярно читали прессу, в том числе и бульварную.

– Кокс – это кокаин? – испуганно прошептала Лера.

– И нечего на меня так таращиться, – нахмурилась Леля, – нет, ну вы как будто вчера на свет появились! Все время от времени нюхают кокс. Для тонуса.

– Все? – скептически переспросила я.

– Все творческие люди, – презрительно уточнила Леля, смерив меня оценивающим взглядом. Словно прикидывала, отношусь ли я к таковым.

– Но это же вредно, – передернула плечами наивная Лерка.

– Да брось ты, – улыбнулась Леля, – вот я впервые попробовала кокаин четыре года назад. Мне пятнадцать было. В Париже, один человек дал попробовать. Мой любовник.

Как непринужденно у нее получилось это сказать – «мой любовник»…

– Если бы это было и в самом деле вредно, разве я смогла бы поступить на журфак?

И словно в доказательство своих слов Леля склонилась над унитазом и ловко втянула в ноздрю кокаиновую дорожку. Когда она подняла лицо, глаза ее блестели каким-то инопланетным светом.


И на следующий день, и через неделю мы все не могли выбросить случившееся из головы.

– Саш, а как красиво у нее получалось, правда? – вздыхала Лера.

– Это потому, что она сама красивая.

– Может быть… Хотя мне кажется, что ее внешность здесь ни при чем. Надо же, вот мы с тобой такие спокойные, а у других жизнь как в кино!

– Прекрати завидовать Лельке только потому, что она употребляет кокаин, – попробовала я ее вразумить.

– Ты не понимаешь. У нее другая жизнь. Она модель, такая красивая, известная. Она запросто может явиться с кокаином в университет и нюхать его в туалете, наплевав на всех.

– Слушай, если тебе так неймется, – не выдержала я, – давай купим немного кокаина. Попробуешь и успокоишься.

Я думала, что Лерка обернет все в шутку, но она неожиданно уцепилась за мою спонтанную идею.

– Ты это серьезно? Вообще-то, у меня и деньги сейчас есть. На пальто откладывала, но пальто может и подождать.

– Эй, Лер, вообще-то, я пошутила.

– А я – нет. Кашеварова, сама посуди, мы – будущие журналисты. Не можем же мы всю жизнь провести в тепличных условиях. Нет уж, наша работа подразумевает эксперименты, в том числе и над самими собой.

– Как ты все повернула в свою пользу, – восхитилась я, – и все равно идея бредовая.

– Как скажешь, – улыбнулась Лерка, – бредовая или нет, тебе надо решить одно: ты со мной?


Кто-то дал нам координаты некоего Паши, художника, по совместительству приторговывающего драгоценной белой пылью. Мы кидали монетку, чтобы определить, кто будет ему звонить. Каждая втайне надеялась, что честь договариваться с драгдилером выпадет не ей.

В итоге не повезло мне.

Паша поднял трубку после первого же гудка, словно целыми днями только и делал, что сидел на телефоне в ожидании новых клиентов.

– Да? – голос у него был низкий и решительный.

– Паша? – Мое сердце глухо колотилось где-то в районе щитовидной железы.

– Ну! Кто это?

– Вы меня не знаете, меня зовут Саша… Я хотела бы купить… Сами знаете что.

Затянувшееся молчание по ту сторону телефонной трубки было таким напряженным, что я испугалась, как бы он не бросил трубку.

Наконец Паша сказал:

– И что именно вас интересует?

– Ну вообще-то… кокаин.

Он поперхнулся.

– Ты что, идиотка, с ума спятила?! Кто же о таком по телефону!

– Простите, – пролепетала я, обескураженная, – но вы сами спросили…

– Вы что, в первый раз покупаете, что ли?

– Вообще-то… да, – решила признаться я.

– Значит, никогда раньше не пробовали, – задумчиво протянул он, что-то прикидывая.

Я испугалась, что прожженный Паша не захочет связываться с начинающими наркоманками.

– Паш, мы точно не из милиции! – поспешила заверить я.

– И не представительницы желтой прессы, – воскликнула Лерка, вытянув шею к телефонной трубке.

Паша хмыкнул.

– И откуда вы только такие взялись. Ладно, подгребайте на Тверской бульвар. Сегодня, часикам к восьми успеете?

Лерка беззвучно крикнула: «Yesssssss!» – и захлопала в ладоши.

– Успеем, – заверила я.

– Тогда встречаемся у памятника Есенину. И не вздумайте опоздать, ждать я вас не собираюсь.


Мы отчего-то ожидали, что Паша будет похож на героя альтернативного европейского кино об ужасах наркозависимости. Что он окажется как минимум тощим лысым типом с бегающими глазами, огромной татуировкой на плече и в низко сидящих на бедрах драных джинсах. Но у памятника нас ждал ничем не примечательный тщедушный парнишка – на вид ему было что-то около восемнадцати. Короткая стрижка, умные темные глаза блестят из-под засаленной бейсболки с логотипом NBA, потертые черные джинсы, дешевая куртка… Хотя, наверное, профессиональный драгдилер так и должен выглядеть – как мальчик из толпы.

– Это вы Саша и Лера? – скупо улыбнулся он.

– Мы, – сглотнула я, – вы принесли то, о чем мы договаривались?

Он взглянул на меня удивленно:

– Не здесь же. Пойдемте, здесь недалеко есть одно тихое местечко…


Босховское зрелище под кодовым названием «две приличные застенчивые студентки неизвестно зачем приобретают наркотики» разворачивалось в наистраннейших декорациях – на детской площадке. Паша присел на бортик песочницы, мы же оседлали скрипучие качели. Сказать, что мне было не по себе, значило не сказать ничего. Нервная дрожь вибрирующими волнами сотрясала все мои внутренности, пальцы похолодели и отказывались слушаться, в висках била торжественная барабанная дробь. Покосившись на Лерку, я поняла, что она чувствует себя не лучше, но мужественно старается играть роль светской пофигистки со стервоточинкой.

– Значит, вы в курсе расценок? – уточнил Паша. – Я беру недорого, восемьдесят долларов за грамм. Вам вообще много надо-то?

Мы переглянулись.

– Нам… попробовать, – прошелестела я и неуверенно спросила: – Обычно берут грамм триста?

Драгдилер уставился на меня так, словно я ни с того ни с сего предложила ему совокупиться прямо в загаженной бездомными собаками песочнице. А потом вдруг, откинув голову назад, раскатисто рассмеялся. Его плечи сотрясали волны истерического хохота, до тех пор пока на глазах не выступили слезы.

– Ой не могу… простите, девчонки. – Паша достал из заднего кармана джинсов носовой платок не первой свежести и промокнул глаза. – Кокаин – это вам не сыр «Российский». Конечно, я мог бы вас обмануть и вытянуть всю наличку… Но нравитесь вы мне, не буду брать грех на душу. Короче, одного грамма вам хватит на несколько раз. А больше пяти я никогда не продаю в незнакомые руки.

– Один грамм? – заметно приободрилась Лера. – Что ж, это даже к лучшему. И жизненного опыта наберемся и не влезем в долги.