– Маклин и его братья – превосходные мореплаватели, – говорил король Джеймс графу Аргилльскому. – И мы не беспокоимся, что он перестанет плавать и сделается обычным землевладельцем, как и все мы. Его флотилия позволит развиваться нашим торговым отношениям с континентом. Нам также понятно, почему он не решается оставить свою полную приключений жизнь, учитывая богатство и славу, которую он снискал на этом поприще. Но в любом случае мы спокойны за этот брак. Он не станет помехой службе Маклина на благо королевства.

– Все проходит со временем, даже ненависть, – многозначительно ответил граф. – Вполне вероятно, что скоро Маклин не будет считать женитьбу, на наследнице Макдональдов неприятной обязанностью.

Граф взглянул на новобрачных и, заметив, что Джоанна слушает, виновато улыбнулся.

Граф Аргилльский, глава клана Кэмпбеллов, держал своих соплеменников в ежовых рукавицах. Ему было немногим за пятьдесят, но выглядел он намного моложе. У него были светло-карие, почти рыжие, лисьи глаза, и эти глаза рассматривали сейчас Джоанну внимательно и бесстрастно. Если он и не одобрял идею с переодеванием, то никак этого не показывал.

Джоанна холодно кивнула графу. Потом глянула из-под ресниц на своего мужа. Услышав слова графа, Джоанна поджала губы, но он не счел нужным объясниться.

Она помнила свою беседу с Маклином в конюшне, когда он сказал, что вынужден жениться на наследнице Макдональдов, так как того желает король. Позже он отказался от своих слов. Возможно, тогда он уже догадался о том, кто она на самом деле, и захотел скрыть от нее горькую правду.

Мысль о том, что он никогда не хотел на ней жениться, причинила Джоанне нешуточную боль. А что, если весь этот роскошный праздник – всего лишь показуха? Какой удар по ее самолюбию!

Когда она жила в Камберленде, она знала, что никого не интересовали ее личностные качества. Главным было ее богатство. И она привыкла к этому, но мысль о том, что с тех пор ничего не изменилось, оказалась неожиданно очень болезненной.

Джоанна покопалась в себе и решила, что задета только ее гордость, но не сердце.

В конце концов, она ведь тоже не хотела выходить за него замуж. Иначе зачем она стала бы рядиться мальчиком? Но тогда отчего ей так грустно? Отчего так ноет в груди?

Джоанна совсем запуталась. Она никак не могла разобраться в себе. Ведь она по собственной воле целовалась с Морским Драконом и даже получала от этого удовольствие, а ведь на нем лежит ответственность за смерть ее деда! Бог свидетель, она не должна испытывать никаких других чувств, кроме ненависти, к этому нахальному, самоуверенному типу, обладающему такой сильной волей, что никто и ничто не может ему противостоять. А Джоанна своим поведением еще и умудрилась разочаровать своих людей, членов ее клана. Она видела, какие взгляды бросают на нее Эвин и его семья, – ведь она не выполнила главную свою обязанность как глава клана. Она вышла замуж не за того человека, которого они выбрали для нее, а за их кровного врага.

По окончании мессы все родственники Маклина собрались вокруг новобрачных с поздравлениями и пожеланиями счастья, и только самые близкие Джоанне люди присоединились к ним. Эвин, Годфри и Эндрю стояли в стороне вместе с воинами Макдональдов и хранили мрачное молчание. Казалось, для них не имеет никакого значения тот факт, что Джоанна вынуждена была подчиниться обстоятельствам.

Если Макдональды из Гленко откажутся признать Джоанну главой клана, то за Кинлохлевен начнется кровавая битва. А она со своими близкими окажется между двумя воюющими сторонами.

Между тем обед продолжался. Одно роскошное блюдо следовало за другим, и каждое следующее оказывалось еще более изысканным, чем предыдущее: кабаньи головы, оленина, павлины, лебеди, молочные поросята, журавли, рябчики и жаворонки. На столе стояли огромные блюда с рисом, миндалем, финиками, инжиром, виноградом, апельсинами и гранатами. Ароматные вина и хмельной эль лились рекой, – как только какой-нибудь кувшин пустел, слуги тут же его наполняли.

В центре огромного зала были устроены подмостки, и, пока гости наслаждались едой, танцоры в шотландской одежде развлекали их танцами под аккомпанемент трех волынок. Среди музыкантов был и Тэм Маклин, он играл старинные шотландские мелодии. Затем на подмостки с лютней вышел сероглазый королевский менестрель. Он исполнил для гостей несколько баллад, повествующих о подвигах легендарных шотландских героев.

Во время всех этих развлечений Маклин ни на минуту не оставлял без внимания свою молодую жену. Он пользовался любой возможностью, чтобы обнять ее за талию, погладить плечо, провести рукой по спине, но особенно он был очарован ее длинными рыжими волосами. Дважды его большая ладонь касалась ее ягодиц. Джоанна не очень понимала, как он умудрялся проделывать все это и в то же время поддерживать с кем-нибудь разговор и отвечать на вопросы.

Она вспомнила тот день, когда они поехали на охоту. Он тогда подсаживал ее на лошадь, и его рука попала ей под килт. У Джоанны перехватило дыхание при воспоминании о том, как его пальцы скользили по ее голому бедру. Теперь она поняла, что он сделал это нарочно, хотя притворялся, что даже не заметил этого маленького происшествия.

Сейчас Маклин делал вид, что слушает певцов, а сам в это время осторожно поглаживал ей шею сзади, потихоньку подбираясь к ключице. Джоанна заметила, что его взгляд все чаще останавливается на низком вырезе ее платья. Едва прикрытая, ее грудь вздымалась и опадала при дыхании, и он жадным взглядом смотрел на эти два нежных холмика.

Как бы там ни было, но Маклин – ее муж, и она никуда не могла деться от его ласк. Ей хотелось оттрепать его за уши, как, наверное, часто делали его воспитатели, когда он был мальчишкой. Что ей хотелось сделать, когда они будут одни, – это другой вопрос. Поведение Маклина не оставляло сомнений в том, что он намерен получить максимум удовольствий сегодня ночью. Однако он еще не знает, что у Джоанны Макдональд тоже припасены для него кое-какие сюрпризы.

Джоанна наклонилась к Маклину и с улыбкой сказала, прикрыв рот ладошкой:

– Похоже, что никто не объяснял тебе, милорд муж, что пялиться на вырез платья твоей соседки по столу не прилично.

Маклин громко расхохотался.

– Ну, вообще-то ты не просто моя соседка по столу, – ответил он, не отрывая взгляда от ее груди. – Вы, леди Маклин, моя партнерша по постели. Каждый мужчина хочет получить что-нибудь вкусненькое на десерт. Я, например, надеюсь отведать кое-что очень вкусное и очень сладкое. Просто жду не дождусь.

Сделав вид, что он осматривает жемчужное ожерелье, которое подарила Джоанне леди Эмма, Маклин провел тыльной стороной руки по верхней части ее груди. С удивлением Джоанна почувствовала, что ее грудь налилась, а соски стали вдруг странно чувствительными.

– Кто бы мог подумать, – сказал Рори, многозначительно улыбаясь, – что под мужской рубашкой спрятана такая красота? А теперь это все мое, и я не собираюсь ни с кем делиться.

Он говорил низким хрипловатым голосом, и Джоанна наконец поняла, что ее муж просто-напросто соблазняет ее!

Соблазняет здесь, прямо в огромном зале Кинлохлевена.

Казалось, для него не имеет значения тот факт, что в зале полно народу. Джоанна увидела в его глазах тлеющие огоньки, и ей показалось, что он готов взвалить ее на плечо, как мешок с пшеницей, и потащить наверх в спальню. Она вдруг ощутила странное беспокойство, как будто каждая часть ее тела зажила своей собственной жизнью. Она заерзала на своем стуле, ее бедра непроизвольно сжимались, по телу разлилось тягучее тепло.

В эту минуту она очень ясно поняла, что он собирается овладеть ею и он это сделает.

После трапезы лицедеи разыграли фарс, полный непристойных шуток и намеков. Благодарная публика разражалась хохотом, когда престарелый муж с похотливой улыбкой тянулся к своей аппетитной молодой жене, а потом падал лицом вниз, когда та уворачивалась от его объятий.

Далее один из королевских менестрелей-итальянцев исполнил пасторель, в которой главной героиней была прекрасная пастушка. Сытые и довольные гости слушали ее с большим вниманием.

В заключение на помост вышел немолодой бард с лютней. Он отвесил низкий поклон королю, потом Джоанне и только после этого сел на высокий трехногий табурет.

– Мне оказана высокая честь, – объявил он, – исполнить балладу, сочиненную главой клана Маклинов в честь его молодой жены.

Рори почувствовал, что его охватывает нервное напряжение. Уголком глаза он глянул на свою юную супругу. Одну руку он положил на стол, другой продолжал обнимать Джоанну за талию.

Когда баллада была уже готова, Рори просил Лаклана показать ее, но брат отказался, объяснив это тем, что уже все равно нет времени на исправления. Значит, сейчас она прозвучит так, как была написана, понравится это Рори или нет.

Джоанна подалась вперед, вся обратившись в слух. Она гадала, почему это ее муж пригласил такого пожилого певца для исполнения баллады в ее честь. Но когда Фергюс Макквистен запел, этот вопрос сам собой отпал. Его сильный красивый тенор заполнил зал, и все разговоры тут же смолкли.

Слова и музыка сочиненной Лакланом баллады выражали безответную, почти безнадежную любовь лэрда к прекрасной даме. Как Венера на ночном небе, она ярко сияла неземной красотой, но была, так же недосягаема. Баллада в изысканных выражениях прославляла ум, красоту и душевные качества этой дамы. Джоанна не слышала ничего более прекрасного.

Утонченные выражения и прекрасная мелодия баллады пробуждали в слушателях чувства, о которых многие уже успели забыть в суете дней. Это было желание большой и чистой любви, стремление к идеалу, тоска по чему-то несбыточному.

Фергюс пел, и в какой-то момент Джоанна повернулась к Рори и посмотрела ему в глаза. Он понял, что именно сейчас она увидела его в новом свете.

Сейчас он был для нее не грубым, неотесанным воякой, а галантным кавалером.