Затем Артур, во многом благодаря огромному отцовскому наследству, примкнул к аболиционистскому движению, чего никак нельзя было ожидать от юноши, всегда находившегося в тени значительной фигуры отца, занимавшегося крупным бизнесом. Сам Артур тоже поначалу намеревался заняться этим же и не слушал никогда людей типа Генри Уарда Бичера. Когда же он объявил, что уходит на святой бой против рабства, отец разъярился не на шутку и продолжал гневаться, пока в дом не пришло известие, что Артур убит под маленьким городком Манассасом. С этого вечера отец совершенно переменился: он больше не игнорировал вопрос аболиционизма – он ушел в него с головой… Его сын не мог умереть за ложную идею и неправое дело, а потому он не позволил Фелисити заниматься привычными женскими делами: разбивать сердца и танцевать до рассвета, – нет, она должна была вместе с ним посещать всяческие собрания и проповеди, разоблачающие сущность рабства.

Так она встретилась с Иебедией Уэбстером.

И все это закончилось бегством по рекам Южной Каролины в компании с тремя чернокожими детьми и мятежником-блокадоломом.

– А что случилось с принцессой потом? – спросила настырная Люси, не давая девушке перевести дух.

– Ох, – Фелисити поняла, что, углубившись в собственные воспоминания, напрочь забыла рассказываемую историю. Она ласково улыбнулась малышке, упорно сосущей грязные пальчики. – Она встретила принца, и они жили долго и счастливо.

– Но чем кончилось дело с драконом? – теперь вступила в разговор и Сисси.

– Он убежал и решил исправиться.

– Очаровательная история, – улыбнулся капитан.

– А я и не знала, что вы тоже слушаете. – Он усмехнулся, и Фелисити снова повернулась к детям.

– Расскажите нам еще, еще! – затянула малышка, дергая ее за рукав. Девушке стало не по себе: она устала, вспотела, и ее занимал только один вопрос – скоро ли они прибудут в Чарлстон.

– Сейчас отдохну немножко и расскажу, – успокоила она девочек и снова обернулась к Дивону. – Где же все-таки мы находимся?

– На юге. А движемся на север. – С этими словами капитан ловко обошел уродливый корень кипариса, торчавший из воды, как шишковатое колено великана. – Солдаты непременно остановятся для привала, раз у них лошади и пушки. Я буду преследовать их, сохраняя дистанцию, а затем мы под прикрытием темноты вернемся обратно в бухту Секессионвиль.

– А потом? – На лице у Фелисити явно читалось замешательство. – Потом мы отвезем детей в Чарлстон?

– Потом, Рыженькая, потом. Прежде я собираюсь провести разведку.

– Разведку чего?

– Федеральных планов.

– Но они же увидят вас! – Зря старалась она скрыть от северных солдат его присутствие в лодке!

– Не увидят, ибо тьма будет густой, а я осторожным.

– Но…

– Не надо ни о чем беспокоиться, Рыженькая!


Но беспокоиться Фелисити пришлось. К вечеру, когда темнота, как шелковым покрывалом, окутала берега, маленькая компания взяла курс на бухту Секессионвиль. Дивон приспустил парус и обвязал носовыми платками уключины, шлюп медленно скользил по восточному берегу пролива. Все говорили тихо, но как только капитан увидел неподалеку яркую вереницу походных костров, то потребовал и вовсе полного молчания.

– Лагерь разбит на месте старого Левиса, – было последнее, что он прошептал, прежде чем прижать палец к губам.

Едва не касаясь берега, лодка бесшумно скользила в тени нависших деревьев. Порой Фелисити слышала неприятный резкий звук губной гармошки и крепко зажмуривала глаза; она понимала, что это ни в коей мере не спасет ее, но ничего не видеть почему-то представлялось девушке более безопасным…

К тому же, этот прием никак не мешал ее спутникам, которые и без того были заняты каждый своим делом. Спустя некоторое время Дивон тихо прошептал ей в самое ухо:

– Проехали! Можешь открыть глаза!

Фелисити глубоко вздохнула и поглядела прямо на Дивона, хотя весьма сомневалась в возможности вообще видеть что-либо в такой непроглядной темноте. Люси, угнездившаяся на ее коленях, тоже завозилась и подняла голову, но Фелисити лишь крепче прижала малышку к груди.

– Не представляю, как вы можете столь легкомысленно к этому относиться! Даже красться мимо было ужасно страшно. Я была уверена, что они слышат, как бьется мое сердце!

– А я слышала!

– Не сомневаюсь, Люси.

– Да о чем вы? Это же моя профессия. Неужели, Рыженькая, ты думаешь, что люди, занимающиеся моим делом, в открытую проходят мимо врага, позволяя пуститься за собой в погоню?

– Нет, конечно, но… – Тут Фелисити поняла, что и не знает толком, чем в действительности занимаются блокадоломы. Впрочем, капитан и не ждал от нее ответа – он быстро греб в маленькую бухточку за ближайшей отмелью. Испанский мох, прядями свисавший с деревьев, казался в свете бледной луны чудовищными ведьмиными космами.

– Вы останетесь здесь. Вернусь я быстро, – заявил Дивон, осматривая револьвер убитого сержанта. Убедившись, что все в порядке, он вручил его Эзре, словно чувствуя, что Фелисити с оружием будет спокойней.

– Куда вы? – И девушка, не сдержавшись, схватила его за рукав.

– Пойду, осмотрюсь вокруг, как я уже говорил.

– О! – Услышав во тьме какой-то подозрительный шорох, Фелисити прижалась к Дивону еще крепче. – Что это? – Казалось, янки могут настигнуть их в любую минуту.

– Аллигатор, – капитан спокойно подтянул ботфорты. – Но в шлюпе вы в безопасности.

Девушка в ужасе посмотрела на темную поверхность воды.

– А крокодилы…

– Просто оставайтесь в лодке – и все. Я долго не задержусь.

– Но как вы доберетесь обратно?

– Вплавь. – Фелисити увидела, как блеснули в темноте его белые зубы.

– Но…

– Не волнуйся, Рыжуля. Я вернусь.

Капитан быстро поцеловал ее на прощание и растворился в черной бездне за бортом.

– А что, нас теперь эти гаторы съедят? – спрашивала малышка и тянула Фелисити.

– Да нет, конечно. Ты же слышала, что сказал капитан: с нами все будет в порядке. – И, веря своим словам вопреки рассудку, девушка поудобней усадила Сисси, а младшую устроила рядом; Эзра же всячески старался доказать свое право быть настоящим мужчиной и с револьвером наизготовку сурово всматривался в смутные очертания берега.

Нельзя, нельзя так бояться, не уставала повторять себе Фелисити, ведь она уже прошла через такие испытания! Она даже убила человека… Но страх не проходил.

Девушка сидела, скрючившись на дне лодки, всеми силами стараясь не давать повода испугаться детям, и в то же время она прекрасно сознавала, что эта ее наигранная храбрость была всего лишь попыткой заглушить леденящий ужас.

Вцепившись в накинутый на плечи Сисси платок, Фелисити вдруг начала беззвучно молиться. Тот факт, что она просит у Бога спасения для самой себя и детей, врученных ей судьбою, девушку удивил мало. Ее смущало то, что самые пылкие и горячие просьбы она возносила за спасение не их и себя, но… Дивона Блэкстоуна! Сначала она постаралась объяснить это тем обстоятельством, что капитан сейчас находится в самой непосредственной опасности… затем, что жизнь ее и детей находится в полной зависимости от него… Но ни одно из этих объяснений не было исчерпывающим. Она просто по-женски переживала за него. И переживала отчаянно. И сам этот факт был абсурдом.


Много ли, мало прошло времени в таких раздумьях – Фелисити не знала.

Луна уже высоко плыла над верхушками деревьев, заливая все вокруг мертвенным светом, а капитана все не было.

– Как вы думаете, где он? – послышался взволнованный голос с носа лодки.

– Не знаю, Эзра. Но я уверена, что капитан скоро вернется.

– Плохо это, – продолжал мальчишеский тенорок, – слишком давно он ушел.

– Капитан знает, что делает, – попыталась успокоить себя и детей Фелисити. – И я уверена – с ним все хорошо.

Сисси закашлялась, и девушка снова засомневалась в справедливости своих слов. Она напоила больную, тут же снова заснувшую, а потом принялась тихонько играть с лежащей на дне маленькой Люси.

– Почему бы тебе не отдохнуть, Эзра? А на твой пост встала бы пока я.

– Простите, мисс Фелисити, но капитан приказал мне охранять вас всех.

– Это, разумеется, замечательно, но ты всего лишь мальчик, и я сама могла бы…

– И все же, мисс Фелисити, я своей вахты вам не уступлю.

– Хорошо, Эзра. – Она будет нести свою вахту.

Фелисити откинулась на бот шлюпа, ласково и умиротворенно покачивающегося на темной воде, и все ее чувства напряглись, улавливая в окружающем мире тысячи незнакомых звуков и запахов. Порой ее приводило в трепет неожиданное ворчание аллигатора, но, в основном, ночные звуки были ласковыми и даже приятными для слуха.

Все успокаивало душу: и плеск воды, и шорох камыша, и шуршание сосновых иголок, и даже неумолчный звон ночных насекомых, если позабыть об их укусах. То тут то там раздавался ухающий призывный крик совы.

А запахи! От нечего делать Фелисити попробовала различить окружающие ее запахи. Запах грязи был ей уже знаком; поначалу соленый, терпкий, он не давал покоя, и до самого Чарлстона, где и вовсе было нечем дышать, Фелисити прижимала к носу надушенный носовой платок. Но теперь… Что уж говорить теперь!

Вместе с ароматами жасмина, магнолии, индейской розы и нежной ноты испанского мха острый запах грязи создавал неповторимый тонкий букет, который навсегда станет ассоциироваться у Фелисити с этими проклятыми местами.

Слишком взвинченная для того, чтобы заснуть, девушка, тем не менее, задремала под журчание отлива, пока вынырнувший прямо у борта Дивон не нарушил ее тревожного забытья.

– Где же вы были столько времени?! – немедленно потребовала она ответа, но голоса не повысила и, не удержав руки, дотронулась до его мокрой небритой щеки.

– И все-таки вы все меня пропустили! – Губы капитана были солены, когда он, раскачивая лодку, крепко и весело поцеловал смущенную Фелисити.

– Вовсе нет! – сказала девушка, но Дивон, не обращая внимания на эту ложь, уже поднимал якорь. Фелисити была вся мокрая от его поспешного объятия и хотела было сделать за это неосторожному капитану выговор, но вдруг заметила, что движения его как-то непривычно поспешны.