Пальцы его тем временем быстро пробегали по ее затылку, то, сжимаясь и причиняя боль, то осторожно поглаживая. Девушка решилась открыть глаза – и утонула в зеленом тумане. Не сдерживаясь больше, она прижала Дивона к себе, заставляя его дарить ей поцелуй за поцелуем – все глубже и глубже, все острее и все безудержней. Волна страсти стремительно поднималась.

Фелисити едва могла дышать, и комната, еще несколько минут назад казавшаяся прохладной из-за проникавшего в окно ветерка, сделалась теперь непереносимо жаркой. Дивон оставил ее рот и поднялся к уху, проделав на щеке девушки обжигающую влажную дорожку.

– Так почему же я должен тебе верить? – Это был всего лишь слабый шепот, почти вздох, но Фелисити услышала его – или, вернее, ощутила как лед, как пощечину на своем лице.

Фелисити отпрянула, стараясь не выдать переполнившую ее обиду. Дивон тяжело клонился к ней, опираясь обеими руками на хрупкий столик, уставленный недоеденным ужином. Глаза его, полуприкрытые набрякшими веками, смотрели испытующе и тоскливо.

Девушка замерла; одна ее часть стремилась к этому циничному моряку, сводившему ее с ума одним лишь прикосновением губ, но другая… Но другая ее половина – половина той прежней Фелисити, которая проводила время на балах и вечеринках, той гордой наследницы миллионов, – бунтовала против нанесенного оскорбления.

Кроме того, сейчас слишком много людей были связаны с ней прочными узами – отец, Иебедия, Эсфирь, наконец, дети, – чтобы позволить себе пуститься в какую-то амурную авантюру.

Капитан не отрывал от нее глаз, и девушке показалось, что он прекрасно понимает, какая буря противоречий жестоко разрывает ее сердечко. Хуже того – он находит это весьма забавным.

Почти теряя рассудок, девушка покачнулась и, собрав последние силы, прошептала:

– Думаю, я на сегодня вполне сыта.

Медленно, как во сне, она поправила платье, чувствуя, что волосы, из которых сильные пальцы Дивона уже успели вытащить шпильки, плавным потоком текут на плечи и спину.

– Спокойной ночи.

Остатки еще не растоптанной гордости позволили девушке подойти к дверям ни разу не обернувшись. Рука ее уже поднялась, чтобы выбраться, наконец, из этой сладкой тюрьмы, как сзади послышался осторожный, почти добродушный смешок.

– Сладких снов тебе, Рыженькая!

Фелисити, не помня себя, выскочила из библиотеки.

– И преисподняя в огне, – пробормотал капитан, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Почему он опять не сдержался? И какая, в конце концов, разница – верит он этой девице или нет? Он хочет ее – и это единственная правда. Жаждет, как не жаждал никогда и ни одной женщины, и желание это мутит ему разум и острой болью пронзает тело.

Какое ему, собственно говоря, дело до того, зачем она заявилась в Ройял-Оук? Нанести плантации вред больший, чем это уже сделали янки, она все равно не сможет, а тот факт, что она расчетливая шпионка, отнюдь не мешает ему швырнуть ее на пол и удовлетворить в полной мере ту страсть, что снедает, впрочем, не его одного.

Словом, вряд ли бы она стала особо сопротивляться, ибо опытным чутьем Блэкстоун уже почувствовал, что девушку гложет тот же огонь, который заставляет его сейчас все бросить и сломя голову бежать на речку, чтобы немного охладить пылающее тело.

Однако капитан никуда не побежал, а, усевшись на стул, попытался усилием воли стряхнуть с себя опьянение. Приходится признать, что он выпил сегодня лишнего, и не оправдывать это тоской о судьбе Ройял-Оук и всех Блэкстоунов. Мятежному офицеру не пристало впадать в ностальгию и слюнявую сентиментальность, черт побери! Не за этим он приехал сюда.

Дивон зажег лампу на неубранном столе, откинулся на спинку стула и привычным движением отпер потайной ящик, выдвигавшийся из этого же стола. Пошарив там рукой, капитан аккуратно вытащил толстую пачку каких-то бумаг.

Сюда он положил их перед самой войной. Бабка, разумеется, не одобрила бы такого шага, но военное ремесло сделало Дивона достаточно предусмотрительным, несмотря на то, что и он не разделял всеобщего в те дни стремления по возможности устраивать все заранее. Ройял-Оук по настоящее время все еще принадлежал миссис Эвелин Блэкстоун, но своевольная старуха уже давно высказывала намерение оставить богатую плантацию в наследство не дочери, а любимому внуку. Намерение ее было столь твердое, что она даже передала ему все права на ведение хозяйства и юридических дел… И вот теперь внук впервые воспользовался этим правом, решив незамедлительно подписать документы по освобождению от рабства всех черных обитателей родного поместья.


– А пошли к дьяволу все его сладкие пожелания, – прошептала Фелисити, едва коснувшись головой пуховой подушки. Впрочем, если бы она была набита камнями, то девушка бы этого не заметила – настолько она устала. Главное – уснуть, уснуть, получить хотя бы малейший отдых от истомивших ее волнений и хлопот.

Увы, сон ее был наполнен отнюдь не розовыми видениями.

Фелисити мучили сладострастные картины: всю ночь напролет она пылала от прикосновений литого тела и волшебных рук, от запаха вьющихся, выгоревших на солнце волос, а главное – от его обжигающей дерзкой улыбки.

Даже проснувшись, девушка была не в силах отогнать от себя этот магический образ. С почти неприличным стоном, она откинула москитную сетку, словно пытаясь освободиться от опутавших ее желаний, и соскользнула с кровати. Кожа ее горела от прикосновений грубой холщовой рубашки, найденной Хатти, и Фелисити, не раздумывая, сбросила ее на пол. Покрасневшие соски ее нестерпимо болели, все ее тело страдало от того, что сотворил с ней этот бездушный капитан. Никогда, до встречи с ним, девушка не испытывала еще таких ощущений; больше того, она даже не подозревала об их существовании.

Фелисити выглянула во двор. Рассвет едва подкрашивал голубоватое небо, но во дворе внизу уже собралось немало народу. Рабы стояли у изгороди и внимательно слушали хозяина, спокойно восседавшего на кобыле, которую он обменял вчера на лодку. Нэйти, движимый какими-то непонятными побуждениями, рано утром пригнал несчастное животное прямо в Ройял-Оук. Не успела девушка рассмотреть все подробнее, как Дивон поднял лошадь на дыбы и легким карьером пустился вдоль по длинной дубовой аллее.

Слава Богу, этим утром она сможет вздохнуть свободно и не бояться ежеминутно, увидеть эту надменную ухмылку! Фелисити поспешно оделась и поскорей заглянула в соседнюю комнату, где спали дети. К своему удивлению, она нашла их уже проснувшимися. Сисси даже казалась посвежевшей, несмотря на продолжающийся кашель и общую слабость.

– Сейчас я пойду, узнаю насчет завтрака, – сказала Фелисити. – Эзра, пойдем со мной, ты поможешь мне нести поднос, ладно?..

Ничего не ответив, мальчик последовал за ней вниз. В холле их, как и надеялась девушка, уже ждала Хатти, нахально уперев руки в толстые бока.

– Маста Дивон уехал, он никак не думал, что вы подниметесь в такую рань!

– Вижу, – Фелисити вздохнула. И он смел подумать, что после вчерашнего она проспит до полудня!

– Маста сказал, что вернется к ночи, и велел передать вам вот это. – «Это» оказалось уже знакомым Фелисити револьвером, который Хатти вытащила из кармана своего передника и сунула девушке. Та воззрилась на него почти с ужасом.

– Но что я с ним буду делать?

– Понятия не имею. Но маста Дивон приказал вам его взять, – в устах верной домоправительницы приказание хозяина звучало прямо-таки божьим повелением, и толстуха, не теряя больше времени, удалилась.

Осторожно держа оружие за рукоятку, Фелисити желала лишь одного – высказать ускакавшему капитану все, что она думает о его идиотском приказании.

– Подожди меня здесь, – попросила она по-прежнему угрюмо молчавшего Эзру и, прежде чем идти за завтраком, зашла в библиотеку, где положила опасную игрушку на стол. Пират и его красавица-жена, казалось, насмешливо следили за ее столь малодушными действиями. Фелисити прикусила губы и быстро вышла.

На кухне, накладывая в чашки побольше кукурузы, девушка рискнула заговорить с Эзрой о его матери.

– Она очень переживает за вас и хочет, чтобы вы скорее вернулись. Сегодня мы еще побудем здесь, чтобы Сисси получше отдохнула, а завтра, не мешкая, отправимся на север. Как добраться отсюда до Нью-Йорка, я и сама точно не знаю, но непременно что-нибудь придумаем, – говорила Фелисити, успокаивая скорее себя, чем мальчика. – Ведь приехала же я как-то сюда, правда?

Ответа на свои слова девушка и не ожидала. Эзра молча помог ей пронести по широкой, продуваемой всеми сквозняками лестнице завтрак и так же, не проронив ни слова, принялся его есть.

На протяжении всей трапезы кусок не лез Фелисити в горло, ибо теперь она могла думать только о том, как бы скорее отправиться с детьми на родину.

Дети уже долизывали чашки, когда снаружи дома послышался какой-то шум и движение, затем дверь в комнату распахнулась, и в ней возник Эб, судорожно мявший в руках видавшую виды шляпу.

– Они пришли! – выдохнул он, не удосуживаясь объяснить, кто же именно.

– Кто пришел? – Фелисити передала пустой поднос Эзре и шагнула к испуганному негру.

– Янки! Они уже на аллее!

– Янки?!

Было ясно, что правдивый Эб и не мыслил себе новостей ужаснее, чем эти, но Фелисити лишь радостно засмеялась в ответ.

Глава девятая

– Отнесите поднос куда следует, – весело приказала Фелисити, убирая со лба распустившийся локон. – Я сейчас спущусь.

– Но мисс Фелисити…

– Сейчас не время для возражений, Эб, и еще: закройте, пожалуйста, входную дверь. – Негр продолжал растерянно стоять на месте.

– Слушаюсь, мэм.

– Впрочем, вы снова ее откроете, как только янки постучатся. Я приму их в восточной гостиной.

И с этими словами девушка побежала вниз, мимо нахмуренной, уткнувшей кулаки в бедра Хатти. На пороге гостиной Фелисити обернулась и, как можно более вежливо, попросила: