Эллен восхитилась его мужеством. Ее гораздо больше пугала перспектива быть снесенной воздушным потоком.

– Вы сами предложили мне это. – Эллен уже управлялась с ремнями.

– Я передумал.

– Почему же?

– Потому что вы можете испачкать мою футболку. Да прекратите же! Хватит пугать меня. Я не собираюсь нести ответственность, если с вами что-нибудь случится.

– Шпора, я сама хочу этого. – Она проверяла крепления. – Я давно совершеннолетняя и могу собой рисковать. Забудьте, что вы предложили это. Я подумала об этом еще до того, как вы открыли рот. И теперь не могу не прыгнуть. Я ничего не могу с собой поделать. Так уж я устроена.

Уголки его губ дрогнули:

– И вы тоже?

– И я тоже. – Эллен улыбнулась. – Я тоже.

У Ричарда никогда не было экстрим-фактора. Он был смельчак и спортсмен, человек, для которого просчитывать риски было ежедневным математическим упражнением, но при этом он был трус. Трусость, как Ричард сам любил говорить, – очень полезная вещь, если хочешь остаться в живых. В опасных видах спорта самые смелые люди финишируют на кладбище. Эллен на протяжении многих лет перенимала у Ричарда премудрость осторожности, но это качество было чуждо ее натуре.

Проверив крепления второй раз, она помахала Шпоре. Игра со смертью началась.

Эллен подставила лицо ветру, чтобы лучше почувствовать его, и разбежалась. – Уда!… – крикнул Шпора. Ветер подхватил Эллен и оторвал ее от земли раньше, чем она ожидала, раньше, чем она успела набрать скорость, необходимую, чтобы контролировать направление полета.

Через несколько секунд на высоте шести метров она со свистом пронеслась влево над стадом удивленных коров и громко лающей Сноркел.

– Черт! – Эллен потянула за левую клеванту, стараясь не врезаться в линию электропередач, столб или дерево.

Ее несло совсем в другую сторону – не к долине, а навстречу горной гряде.

Маленький парашют не предназначался для таких путешествий. На море ее ноги упирались в серфинговую доску, которая обеспечивала постоянный контакт с волной, и служили противовесом. А сейчас ноги беспомощно болтались, как соломинки, пока Эллен выписывала в воздухе причудливые пируэты, подчиняясь прихотям грозового ветра. Ситуация была неуправляемой. Ветер стремительно усиливался, неожиданно меняя направление: гроза быстро приближалась. Этого Эллен совсем не учла. В голове раздался голос Ричарда: «Жалкая тупица. Надо же учитывать погодный фактор. Вот балда». Среди серфингистов у Ричарда было прозвище «метеоролог».

– Пошел к черту, Ричард! – крикнула Эллен, снова дернула за левую клеванту и неожиданно закружилась вокруг своей оси.

– Ой! Черт подери! Ой!

Наконец, парашют выровнялся, попав в поток теплого воздуха, который поднял Эллен куда выше, чем она хотела, но зато теперь ее перестало швырять из стороны в сторону.

Вдруг девушка снова увидела Шпору и коров, ставших совсем крошечными. Она поднялась на высоту метров двадцать, не меньше, но теперь уже двигалась в нужном направлении.

Эллен наклонилась вперед и тут же потеряла высоту – скорость полета при этом резко увеличилась.

Ей удалось пролететь над каменной стеной благодаря новому теплому потоку, подхватившему ее. Теперь Эллен летела над долиной.

Наконец-то под ногами были волны, правда зеленые, – волны, о которых она мечтала, когда ее мотало над колючими зарослями и валунами.

На секунду Эллен представила, как пролетает над Оддлоудом, над Хантером Гарднером, допивающим очередную чашку кофе, и ей стало безумно весело.

«Не отвлекайся, – опять раздался знакомый голос. – Думай о том, как лучше приземлиться. В твоем распоряжении не так много времени».

– Отстань, Ричард! – крикнула Эллен. – Мне так весело! И тебе больше нет места в моей жизни!

Земля между тем стала приближаться – и очень быстро, просто угрожающе быстро. Нужно затормозить во что бы то ни стало. Но, пытаясь опуститься ниже, Эллен набирала скорость, а пытаясь набрать высоту, меняла направление, так что в результате она беспомощно крутилась в воздухе, а телеграфный столб, большое дерево и здание фермы неуклонно надвигались на нее.

– Черт! – заорала Эллен. – Так дело не пойде-еееет! Нет!

Выброс адреналина был максимальным – больше не бывает, но умирать не хотелось. Нет уж!

– Назад, – скомандовала она себе. – Теперь чуть выше. Тормози ногами.

Этот маневр почти наверняка сулит переломы обеих ног, но выбора нет. Либо сломать ноги, либо зажариться на проводах высокого напряжения.

Эллен потянула правую клеванту и описала плавный полукруг. Откинувшись назад, на ремни, подтянула колени к груди и закрыла глаза. Коснувшись твердой земли, она расслабила ремни, и ее потащило вперед, пока на пути не встретился поросший чудесной, чуть подсохшей травой пригорок. Эллен обняла его округлые бока и благодарно поцеловала, а потом вскочила и запрыгала, крича:

– Да! Да! Да!

Теперь она снова владеет собой. Самообладание вернулось! Правда, овладеть собой оказалось легче, чем своим дыханием: собирая парашют, Эллен дышала так тяжело, что не могла говорить.

Навстречу ей бежали две фигуры – Шпора и Сноркел, один кричал, а другая лаяла во всю глотку.

– Какая вы молодец! – Он обнял ее.

Эллен ткнулась носом в его голую грудь и с трудом удержалась от желания прижаться горячей щекой к веснушчатой коже. Откинув голову, она улыбнулась – говорить еще не могла.

Шпора обхватил ее лицо руками:

– Вы просто чудо! – Серебристые глаза переливались совсем рядом, и в глазах друг друга они читали «хочу тебя!».

Эллен понимала, что сейчас он поцелует ее. Внутри у нее все заполыхало огнем, но она отвернула лицо, и поцелуй пришелся ей в щеку.

– Да, ощущения удивительные, – наконец выдохнула она и направилась к машине с таким видом, будто поцелуя, попавшего мимо цели, вовсе и не было. – Словами не описать. Здорово заводит.

Итак, она одолела эту взбалмошную девчонку. Ее больше нет. Есть Эллен – победительница. Эллен – решительный парень. Эллен, которая не позволит Шпоре выбить себя из колеи, – потому что тогда она станет уязвимой. У нее нет времени на то, чтоб быть уязвимой. Она намерена объездить весь белый свет в поисках опасностей и приключений. Теперь она вполне владеет собой.

– Нам пора возвращаться. Думаю, Сноркел уже вдоволь набегалась, – бросила Эллен через плечо. – На следующей неделе у меня куча дел, так что…

Твердые руки крепко сжали ей плечи и развернули на сто восемьдесят градусов.

– Тише, тише. Все будет хорошо. Тшш…

– Что вы делаете? – Эллен попыталась вырваться, но Шпора держал ее очень крепко. Серебристые глаза впились в ее глаза.

– Успокойтесь, расслабьтесь. Отпустите себя… Тшш…

– Да о чем вы говорите? Это вы отпустите меня! Я прекрасно себя чувствую! Великолепно! Это было потрясающе!

– Отпустите себя, вам станет легче… Поверьте мне, уж я-то знаю.

– Что это такое, черт возьми? О чем вы толкуете?

– Я хорошо знаю это состояние. Ни за какие коврижки не сяду с вами в машину, пока вы в таком состоянии.

– Так идите пешком, черт возьми! – Эллен рванулась с такой силой, что чуть не вывихнула плечи. – Что вы себе вообразили? Что я брошусь на машине с обрыва?

– Не исключено. Не сдерживайте себя, Эллен. Отпустите.

– Да что отпустить-то, что? Что вы ко мне пристали?

Шпора молча смотрел на нее, на лице отразилось напряжение от усилия удержать ее. Адреналин и эндорфины перемешались в крови Эллен, она перестала вырываться и только глубоко дышала, чувствуя ненависть к нему за то, что низверг ее с пьедестала.

Затем словно какая-то стена рухнула. Эллен пронзила острая боль. Она сползла вдоль Шпоры и опустилась на колени, сжав голову руками. Ее спина тряслась от рыданий.

Шпора сидел рядом, пока Эллен плакала, и глядел вдаль, на долину, не говоря ни слова, не прикасаясь к ней, не выражая сочувствия. За это она была ему благодарна. Достаточно того, что Сноркел слизывала розовым языком слезы с ее щек, тоненько подвывая.

Наконец Эллен отважилась взглянуть на Шпору. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, она смотрела на его кудри, взлохмаченные ветром, на морщинки, собиравшиеся вокруг глаз, когда он прищуривался.

– Как вы догадались?

– Я просто видел, и все. – Он не обернулся. – Все выходные вы были как неразорвавшаяся бомба.

– В таком случае это контролируемый взрыв, так что ли? – всхлипывая, проговорила она.

Он слегка улыбнулся.

– Ненавижу вас. Вы все видели. – Эллен утерла нос тыльной стороной ладони и постаралась удержать всхлипывания, но они накатывали одно за другим.

– Ничего, вы простите меня, и довольно быстро. Точно так же, как простите и его.

– Кого еще?

– Ричарда.

Эллен прижала ладони к мокрому лицу и глубоко вздохнула.

– Он ни в чем передо мной не провинился.

– Это за тринадцать-то лет?

– Я ни о чем не жалею. Я просто ношу траур. И испытываю облегчение.

– Как это понимать?

– Наша любовь умерла очень давно. У меня было такое чувство, что я живу рядом с покойником.

Шпора не шевелился.

– Говорят, что в тот день, когда наконец сможешь заплакать, ты начнешь все забывать.

– Где говорят?

– В одной дерьмовой книжонке, которую я читал в тюрьме.

– А что, вы много плакали в тюрьме? – вырвалось у нее.

– А как же. Уж больно дерьмовые книжки там попадались.

Они молча смотрели на долину. Над ней собирались грозовые тучи, словно черное войско готовилось к битве.

– Я плакал несколько раз в жизни, – неожиданно признался Шпора.

– А из-за женщины плакали хоть раз?

– Нет. Никогда.

– Значит, вам не понять, что я чувствую. – Эллен приподняла лицо и рассматривала его профиль, возмутительно прекрасный.

– Но я плакал из-за мальчика.

Она печально улыбнулась и снова уткнулась лицом в свои согнутые руки. Могла бы и сама догадаться. Вечно так бывает – именно с самыми привлекательными мужчинами, с теми, от кого этого совсем не ждешь.