Джоэл опять предложил ей мороженое в подарок, и она села на скамейку Бевиса съесть его.

Мороженое таяло разноцветными струйками. Эллен прикрыла глаза и задумалась о желании, высказанном Шпоре. Наверное, можно было бы придумать что-нибудь получше, но все-таки сегодня – самый счастливый день из всех, проведенных в Оддлоуде, и он уже наполовину прожит. По-настоящему счастливый день.

– Неужели я ошибаюсь в нем? – спросила она Бевиса. – По-моему, он не такой уж плохой. Как ты думаешь, Бевис?

Сорвав ромашку, она стала гадать:

– Плохой – хороший, плохой – хороший, – Эллен, волнуясь, обрывала лепестки. Ей пришло в голову, что так ведут себя влюбленные школьницы. Она смяла ромашку с оставшимися лепестками и похлопала себя по горячим щекам, чтобы успокоиться.


Когда Эллен вернулась, Шпора лежал, раскинувшись, на подстриженном газоне. Пособие по садоводству прикрывало его лицо от солнца, а Сноркел по-дружески вытянулась рядом, привязанная к скамейке.

Не лишая их заслуженного отдыха, девушка вошла в дом и стала выгружать покупки: свежие багеты, ветчина и сыр, паштеты и оливки, коробочки с готовыми салатами. Она все выложила на поднос, поставила туда же кувшин с водой и вынесла на стол за домом. Но увидев, что стол и стулья позеленели от грибка, а Хантер Гарднер неусыпно наблюдает за каждым их движением в свой бинокль, Эллен взяла поднос, прошла через прохладный дом и поставила поднос на столик перед домом, за которым Тео любил ловить первые лучи утреннего солнца. Сейчас этот столик был в тени, и лучшего места для трапезы не сыскать, хоть он и просматривается с аллеи.

Шпора перевернулся на живот: он крепко спал, прижавшись щекой к жесткой траве, и его веки подрагивали во сне. Эллен присела рядом, подобрала длинную травинку и пощекотала ему ухо.

– Если вы будете так делать, мне придется вас убить. – Он не открыл глаз и не шевельнулся.

Эллен внимательно посмотрела на травинку, потом покачала ею в воздухе над его ухом.

– Каким же образом вы меня убьете?

– Еще не знаю. Ясно только, что запугать вас до смерти мне не удастся. Этот способ отпадает, потому что вы не боитесь ничего.

– С чего вы взяли?

– Как это – с чего? Вы прыгаете с самолетов забавы ради. – Он снова лег на спину, отбросив книгу. – Придумал. Я заставлю Вас умереть от скуки – буду читать вам вслух учебники по садоводству.

– Ужасная перспектива! – Эллен выбросила травинку и подняла книгу, под которой заметила лошадиную подкову. Она взяла подкову с тремя загнутыми гвоздями в руки. В голове мелькнула мысль – значит, он шарил по дому, пока ее не было,

– Как вы это нашли?

Шпора приоткрыл один глаз:

– Мне понадобились пустые цветочные горшки. В одном из них оказалась подкова. Вообще-то я никогда не выращивал лошадей таким способом. Но мне кажется, в горшок стоит добавить немного навоза.

Эллен перевернула подкову.

– А разве не вы подбросили ее мне под дверь в тот вечер, когда состоялся аукцион?

Шпора поднялся и взял у нее подкову.

– Эти три гвоздя – три ваших желания. Вот первое желание. – Беллинг вытащил один гвоздь и протянул Эллен. – Держите. Можете вернуть гвоздь мне, когда я исполню ваше желание.

Она положила гвоздь в задний карман шортов и обмахнулась футболкой.

– Мне говорили, что лошадиная подкова – ваша визитная карточка.

Беллинг поднял подкову на уровень глаз и полюбовался ею.

– Эта принадлежала старине Мэлли, ныне покойному. Огромный чистокровный ирландец, который мог скакать весь день без устали. А кто вам рассказал про подковы?

– Фили.

– О невинная, как цветок, Фили, – он вздохнул. – Бьюсь об заклад, она вам также посоветовала держаться от меня подальше, правда?

Эллен кивнула.

– Так почему же вы не слушаетесь добрых советов?

– У меня не было особого выбора. – Ей не хотелось обсуждать подругу за ее спиной. – Ланч готов.

Когда они садились за стол, трое ребятишек проезжали мимо на блестящих пони.

– Добрый день! – прокричали они. Эллен помахала в ответ.

– Лошадь – самый популярный транспорт в вашем городе. На машинах здесь почти не ездят.

– Лошади – главная страсть местных жителей. – Шпора вытащил еще две банки пива из своего переносного холодильника. – Я тоже ей предавался.

– А теперь вы не предаетесь страстям? – Эллен разворачивала растаявшее масло.

– Что вы имеете в виду – лошадей или секс?

Подняв глаза, она встретила абсолютно ледяной взгляд.

– Я имею в виду верховую езду.

– Иногда скачу. А как вы?

– Я ни разу не сидела верхом на лошади. – Она налила холодную воду в стаканы, с досадой заметив, что у нее трясутся руки.

– Значит, существует-таки опасный спорт, которым вы никогда не занимались? – Шпора потянулся за оливками.

Их взгляды снова встретились.

– Я выросла у моря. Поэтому предпочитаю скакать верхом на волнах.

– Могу дать вам несколько уроков верховой езды, пока вы здесь. Если хотите. Мамины лошади сейчас на пастбищах в Линкольншире, но можно взять скакуна напрокат.

– Нет, спасибо. – Эллен отвела взгляд в сторону, чтобы прекратить этот флирт глазами. Но, с другой стороны, как же она будет верхом на лошади следовать за верблюжьим караваном в пустыне – ведь это входило в программу ее кругосветного путешествия.

– В наших местах верховая езда – обязательный элемент воспитания. Ребенка сажают на пони, едва он научится стоять на ногах, – рассказывал Шпора, накладывая себе салат. – Мы с кузеном Рори все детство скакали по долине на уэльских лошадках, которых разводил его отец.

– У вас много родственников в здешних местах?

– Тетушки живут по-прежнему здесь, а вот их дети разъехались, кто куда. Кроме Рори. Он на пять лет моложе меня. Держит ферму в Верхнем Спринглоуде. Такой же дикий, как его лошади. Он мне вроде младшего брата.

– А родные братья или сестры у вас есть?

– Нет. Мне кажется, у моих родителей начисто отсутствует интерес к сексу. А у вас?

Эллен решительно проигнорировала двусмысленность вопроса.

– У меня тоже нет ни сестер, ни братьев.

– Я очень рад, что мы росли вместе с Рори, – говорил Шпора с набитым ртом. – А вам, наверное, было очень одиноко?

– Не так уж одиноко. Всегда была какая-нибудь закадычная подруга – мы подолгу жили то у нее, то у меня.

– Вы до сих пор общаетесь со старыми подругами?

Эллен мысленно перебрала подруг своего детства: Джеки Хеммингс вышла замуж за программиста и по-прежнему живет в Тонтоне, Эмма Бутт работает в Кении, у Кэйли Филипс три дочерей и огромный дом в Кенте. Похоже, всех подруг ей заменил Ричард.

– Изредка общаюсь. Жизнь развела нас. А у вас есть друзья?

– Я менял школы слишком часто, чтобы обзавестись настоящими друзьями. – Он сердито разломил кусок хлеба. – У меня был хороший друг здесь, в городке, когда я был еще ребенком. Но он теперь далеко.

– Уехал?

– К счастью. Эта долина – прекрасное место для детей и стариков, но интервал между детством и старостью здесь превращается в пытку. Можно сойти с ума от скуки.

– Представляю.

Шпора проницательно взглянул на нее:

– Что вам наговорила Фили?

– Что вы были неуправляемы, – честно призналась Эллен. – Что совершили множество дурных поступков, всем насолили и всех достали, и вас в конце концов вынудили покинуть город.

– Ни за что не поверю, что старушка Фили выразилась так лаконично. Наверняка она живописала мои преступления в красках.

Эллен промолчала. Ей не хотелось выдавать Фили, но ее верность подруге подверглась серьезному испытанию. В разговоре со Шпорой язык развязывался сам собой, особенно после пива и пребывания на солнцепеке. Эллен легко могла потерять благоразумную осмотрительность, поддавшись обаянию его простоты и откровенности. Наслушавшись рассказов Фили о коварном и злобном монстре, Эллен ожидала, что Беллинг – неразговорчивый и мрачный тип, а он оказался совсем не таким.

– Она все еще ненавидит меня?

Эллен была не по душе роль информатора.

– Не мне судить.

– А вы ненавидите меня? – спросил он так небрежно, словно речь шла о пенках на молоке.

– Я вас почти не знаю.

– Совсем не обязательно досконально знать человека, чтобы понять, ненавидите вы его или нет. Или даже любите, если уж на то пошло. – Шпора взял паштет, глядя ей в лицо.

Ей было непонятно, шутит он или нет. Тело покрылось горячими мурашками, как от ожога крапивой.

– В таком случае я вас люблю, – сказала Эллен ровным голосом. – Я полюбила вас с первого взгляда.

Теперь наступила его очередь удивляться: Беллинг был ошарашен.

Эллен откусила ломтик помидора и улыбнулась.

– Я тоже люблю вас, – наконец произнес он. – Не передадите ли соль?

– Пожалуйста.

Шпора улыбнулся.

– Я рад, что в этом городе есть еще один человек, кроме моей матери, который любит меня. Это очень согревает.

– По-моему, вы заслуживаете любви.

– Правда?

В результате этого обмена любезностями их лица оказались совсем рядом, в нескольких сантиметрах друг от друга. Эллен первая отодвинулась, отклонилась на стуле назад и бросила Сноркел кусочек ветчины.

– Здесь не верят, что я изменился, – сказал Шпора.

– А вы действительно изменились?

– Да, еще как. Полностью. – В его голосе прозвучало негодование. – Прошло больше десяти лет. Я стал другим человеком и очень хочу, чтобы люди это поняли.

– Может, они бы смогли в это поверить, если бы вы вернулись в пиджачке с галстучком, с домовитой женой и выводком ребятишек в придачу?

– Да, это точно. – Он кивнул и рассмеялся. – В самую точку.

– Давайте я как-нибудь вечером приглашу Фили, – предложила Эллен. – Я уверена, она поймет, что вы изменились.

Его глаза потеплели.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

– Фили всегда была очень ранимой. И она меньше всех прочих готова простить меня.