– Ладно. Как скажи..ишь, – немного запнулась она. Его слова «когда мы вдвоем» самым неприятным образом подтвердили ее догадки. Нет, уж. С ней его фокусы не пройдут. Слишком самоуверенный, и слишком откровенный в своих желаниях.

– Так куда едем? – в Жене взыграло настоящее мальчишество. Серьезный Наташин вид его искренне удивлял и веселил.

– Лесная тридцать четыре, – проговорила Наташа, смотря в чуть затонированное окно машины.

– И как ты оттуда добираешься?

– На автобусе. Делаю пересадку на Пушкина.

– И сколько сейчас стоит билет?

– Тридцать рублей, – Наташа начала словно на экзамене отвечать на вопросы.

– Почти сто рублей в день, в месяц две двести, – машинально просчитал Женя, – а какая у вас зарплата?

– Восемнадцать.

Женя недовольно покрутил головой, потом достал кошелек и вытащил из него пятитысячную купюру.

– Зачем? Вы что? – возмутилась Наташа.

– Возьми. С этого месяца я распоряжусь, чтобы тебе дополнительно начисляли за транспортные расходы.

– Это уже слишком.

– Слишком, когда от зарплаты остается пять тысяч на жизнь. А ты девушка молодая, незамужняя. Тебе деньги нужны.

В общем Женя полностью обескуражил Наташу своим неординарным поведением. Всегда деловой, непроницаемый, с холодной улыбкой на лице, казалось, сейчас он был готов пойти раздавать милостыню. Весь вечер Наташа была под ярким впечатлением от увиденного. И никак, никак не могла понять, слишком доброе поведение Евгения было, то ли жестом широкой души, то ли запланированным тактическим ходом непосредственно нацеленным на нее саму.

А Жени же просто так захотелось. Он уже давно заприметил Наташу, а сегодня у него были все возможности оказать ей должное внимание. Почему бы не помочь хорошему человек, если у тебя есть таковая возможность?

По дороге к назначенному месту встречи со Светой, которое, обычно проходило в Жениной квартире, Женя заехал в ресторан. Взял салат с креветками и запеченное мясо цыпленка в чесночном соусе, потом заехал в магазин, затарился фруктами и бутылкой хорошего белого абхазского вина. Света любила это вино, а еще яблоки и виноград. И еще, Женя чуть не забыл, почти в самый последний момент вспомнил, что нужна еще коробка конфет и букет цветов. И если грамотно воспользоваться всем этим набором, то Света обязательно его простит. Ведь она уже поговорила с ним по телефону, взяла трубку, чего никогда не сделала бы будь сильно обижена, а значит она настроено на мирный лад.

Как хорошо, что в квартире был всегда полный порядок. Женя в ней не жил, квартира практически всегда пустовала, за исключением того периода, когда они со Светой пробовали жить вместе, так что мусорить и безобразничать в ней было некому. И только Женя красиво накрыл стол, занавесил шторы для создания более уютной и расслабляющей атмосферы, как входная дверь открылась и в квартиру вошла Света. Женя остался ждать ее в комнате, не посчитав нужным ее встретить.

– Я удивлена, – неспешно вошла она в комнату, – ты правда решил со мной помириться или просто не с кем отпраздновать… Чего ты там праздновать-то собрался?

– Во-первых, наше примирение, во-вторых, с кем мне праздновать заключение успешной сделки как не с тобой?

– Ох, Хлебодаров! – вздохнула Света, ее длинные волосы были разбросаны по плечам. Она почти всегда ходила с распущенными волосами. Удивительным было видеть ее с хвостиком или с какой-нибудь еще прической. На ней было надето облегающее ее стройную фигуру платье. Батильоны на тонком каблуке, почти что на шпильке, стройные ноги. Она сняла пальто, стянула с шеи широкий легкий шарф. На улице было тепло, и люди с радостью перешли на более легкую одежду.

– Жень, я буду рада, если ты мне не врешь, – наконец-то выдала она свои мысли.

– Света, котенок. Я действительно чувствую себя плохо из-за того скандала. Я буду стараться, чтобы исправиться. Ну, ты чего? Я же тебя люблю.

Женя подошел к Свете и взял ее за плечи.

– Ты все еще на меня обижена? – Женя внимательно всмотрелся в Светино лицо.

Эту тонкую грань между безмолвным "обними меня" и "не подходи ко мне" он никогда не мог определить наверняка. И вот что именно сейчас хотела от него Света он никак не мог понять. Ее глаза были грустны. И оставалось только правильно решить, от чего в них была эта грусть, от еще не прошедшей обиды или от желания поскорее оказаться в его нежных объятьях, или от того и другого одновременно.

Наступил момент, когда думать уже было нельзя, и только решительные действия могли сдвинуть с места повисшее в воздухе неловкое молчание. И именно так и поступил Женя. Он подошел к Свете и просто поцеловал ее. Она тут же ответила ему горячей взаимностью. Пожалуй, наступил один из таких моментов, когда что-либо говорить приравнялось бы к преступлению, к преступлению против себя и своих открывающихся чувств.

Приятно было ощущать, где-то на едва уловимом таком тонком невесомом уровне, что человек, находящийся рядом движется в одном и том же с тобой направлении, преследует одну и ту же цель. И именно в такие моменты, когда, как Свете казалось, не только их тела, но и их души были неимоверно близки друг к другу, она знала, что Женя способен на все. Ведь именно в один из таких эмоционально насыщенных мгновений Женя оговорился, сказав, что если они со Светой поженятся, то его отец будет очень рад этому. Вот только Света забежала впереди паровоза, не дала Жене, возможно еще совсем немного времени, чтобы тот, как полагается, с кольцом и совместным романтическим ужином где-нибудь в ресторане, сделал ей то самое заветное долгожданное предложение. Зачем только Света его спросила, слишком прямо и бесцеремонно, слишком самонадеянно, спросила?

– Значит, вот так ты меня зовешь замуж? – сказала она, присев на постели и наклонившись над Жениным лицом.

– Замуж? – глупо переспросил Женя, – Свет, я… я… сейчас не это имел в виду, – сев рядом с ней запинаясь сообщил он. Что можно было сказать в сложившейся ситуации? Тем более, что сам довел разговор до вполне себе логичного продолжения.

– Да? А что? – округлив глаза, стараясь держать себя как можно более непринужденно, проговорила Света. Вот только досада, обида, волнение словно застыли на ее изменившемся лице.

– Что же ты тогда имел в виду, сказав, что… Вот я дура! – выкрикнув, вскочила Света с кровати. Ей стало невыносимо больно, будто ее просто попользовались, как-будто лишь только поиграли с ней, с ее чувствами, с ее надеждами и мечтами. Стало очень плохо. Вмиг захотелось исчезнуть из квартиры, лишь бы больше не видеть того, кто так жестоко и неудачно с ней пошутил.

– Света! Постой! Дай мне договорить, – Женя слишком поздно спохватился. Когда он выбежал из комнаты, входная дверь за Светой уже захлопнулась, а на языке так и застыли слова: я не это хотел сказать. Довольно глупые, банальные слова, после которых человек обычно начинает выдумывать все что угодно, лишь как-нибудь выкрутиться из ситуации. Все что угодно, любую лож, и только иногда чистейшую правду из самой глубины души.

Он не хотел ее обидеть. Просто излишняя откровенность на сей раз сыграла с ним плохую шутку. Он лишь ей рассказал, естественно, не видя расслабленным сознанием всего смысла произнесенных слов. Но для Светы его слова вмиг стали прозрачным намеком на скорое изменение своего статуса, с просто девушки на невесту. И какого же ей было услышать, что на самом деле Женя и не собирался делать ей предложение руки и сердца? Какого ей было прочувствовать на себе всю горечь разочарования, когда на пике взлета мечта устремляется вниз, падает в бездну отчаяния. Именно в такие моменты человек становиться более ранимым и уязвимым, чем, когда бы то не было. Именно в такие моменты чувствуется вся значимость желаний, их реальная стоимость, то душевное пространство, что они занимают.

После ссоры Женя приходил к Свете, просил у нее прощения. Искренне просил. Но не слов, что сейчас не самое подходящее время для свадьбы и всю прочую ерунду она хотела услышать…

Но, Женя любил Свету. Любил, когда они были с ней вместе. От нее всегда пахло сладкими духами, ее длинные крашенные волосы всегда были разбросаны по плечам. Она всегда выглядела, словно модель с обложки журнала. Чтобы на ней не было одето, будь то вечернее элегантное платье, или же джинсы с футболкой. Она всегда выглядела безупречно, слишком безупречно. Лоску и ухоженности в ней было столько, что порой они казались неуместными, излишними. Иногда можно было быть чуточку попроще: не такой яркой помадой накрасить губы, одеть что-нибудь более простое, не броское. Но у нее уже сложился свой стиль, свои привычки и никак иначе, нежели прекрасно, она уже не могла выглядеть.

Эта была все ее внешность. И Жене даже в голову не могло прийти, что ее внешний образ настоящее зеркало ее души. Ведь внутри она была абсолютно такой же. Идеалистичность, с которой она подходила к любому делу, бывало так, что выходила ей боком. И она искренне не понимала, почему ее задуманные планы на ходу менялись. Ведь она же задумывала по-другому. Но про нее нельзя было сказать, что она неразумный, бездумный человек. Просто она смотрела на мир своим особым взглядом, порой до смешного наивным, или же до глупого серьезным. И в этом была ее схожесть со всеми людьми на планете. Ведь, безусловно, каждый человек в своей жизни что-то выделяет для себя, а чему-то и вовсе не уделяет и толику своего внимания.

И все же, несмотря на свою любовь, Женя не спешил стать для Светы мужем. Почему, он и сам толком не знал. Ему всегда казалось, что нужно еще немного подождать. Чего подождать? Ведь люди же и в восемнадцать женятся!..

Да и Света его любит и он ее… Может прав Александр Викторович, когда говорит, что избаловал сына, слишком мало уделял его нравственному воспитанию внимания? Или Женин отец тут вовсе и не причем?

Света еще лежала в постели и вытянувшись во всю длину своего стройного тела крепко спала. Женя же, несмотря на то, что весь дом еще спал и, в такую рань никому никуда не нужно было торопиться, уже проснулся. Он встал, натянул на себя джинсы, окинул взглядом спящую Свету и тихо вышел из комнаты. Он достал из кармана куртки, что висела в прихожей пачку сигарет, зажигалку и отправился на балкон. Холодный воздух моментально пробежался мурашками по голому торсу. Странно, но еще вчера он даже и не вспоминал про сигареты. Ему совсем не хотелось курить. А сейчас он просто стоял на балконе, смотрел вдаль, как где-то очень-очень далеко начинает пробиваться сквозь ночную мглу проблеск приближающейся робкой зори, за которой неизбежно и от того и прекрасно последует рассвет и медленно курил.