От волнения Маша почувствовала, как кровь прильнула к щекам и без зеркала хорошо представила свое раскрасневшееся лицо. Она так внимательно вслушивалась в тишину, что зазвени или упади что-нибудь в доме, пусть даже не слишком громко, непременно испугалась бы. Но чем дольше Маша продолжала стоять в нерешительности, тем все больше успокаивалась, переставала паниковать на пустом месте.

И в итоге, устав прислушиваться, она осторожно сделала шаг к порогу комнаты, который практически отсутствовал и представлял собой небольшую полоску плинтуса, словно разграничительную черту между комнатой и коридором.

Маша с наивным любопытством на лице заглянула вовнутрь и тут же облегченно выдохнула. Комната была пуста, но сомнений в том, что эта была спальня не было никаких. Одеяло было отброшено в сторону и скомканной полосой лежало на краю просторной кровати, одна подушка свалилась на пол, вторая благополучно находилась в центре изголовья, цвет пастельного белья был светло-бежевый, очень приятный теплый цвет.

Напротив кровати стоял старинный сервант, за стеклом которого находились книги, набор чашек с чайником, кажется фарфоровых и несколько фотографий от черно-белых до цветных. Маша подошла поближе, чтобы можно было не прищуриваться и лучше рассмотреть фотографии. На одной из них, Маша решила, что эта была самая древняя фотография, был изображен человек в летах с солидной бородой и в очках. Он с серьезным видом сидел на стуле, одет был в халат, рядом с ним стояли три женщины, также одетые в халаты, с косынками на головах, одна из них была совсем юная, как будто ей только что исполнилось семнадцать.

Маша улыбнулась, ведь ей самой совсем недавно исполнилось семнадцать лет, такой странный возраст, вроде уже и не маленькая, но и взрослой еще нельзя было назвать.

Наверное, это врач и медсестры, подумала Маша. И взгляд ее перешел к следующей фотографии, по всей видимости сделанной во второй половине двадцатого века. На ней двое влюбленных, что трудно было не заметить, молодых людей, глазами полными счастья смотрят друг на друга, вокруг весна, и даже по черно-белым тонам можно прекрасно понять, что цветет черемуха и ярко светит солнце. Маша опять улыбнулась, наверное, от фотографии повеяло чем-то солнечным и радостным, что порой может невольно вызвать улыбку на лице.

Маша долго рассматривала это фото, а потом ее взгляд упал на портрет. Портрет задумчивой, но очень красивой девушки. Волосы ее были распущены и спадали вниз по плечам, четкие, но в то же время мягкие черты лица, тонкий намек на возможную улыбку и взгляд куда-то в сторону. Маша не сразу поняла, что та счастливая женщина и эта задумчивая девушка один и тот же человек и даже немного удивилась, как это сразу она не догодалась.

И вдруг какое-то странное чувство проникло к Маше в душу, она не успела толком за него ухватиться и хотя бы начать преобразовывать его в слова, как вдруг резко обернулась.

Евгений стоял, облокотившись о дверной косяк. Как он вошел, Маша не слышала. От того и напугалась увидев его смеющееся, но в то же время серьезное лицо.

– Ты?!.. – с облегчением проговорила Маша и глубоко вздохнула, зачем-то растрепав волосы и переместив всю их пышную массу на одну сторону. Ей стало неловко, будто она забралась в чужой дом без спроса, словно маленький хулиган-воришка, и теперь вот стоит перед хозяином и не знает, как ей выкрутиться и что придумать в свое оправдание.

– Я завтрак принес. Не ждал гостей понимаешь ли, и… – Маше на долю секунды показалось, что Женя растерялся, но в итоге его пауза произвела совершенно другой эффект, – тебе правда интересно?

Евгений легонько отстранился от дверного косяка, держа руки в карманах джинс и не спеша подошел к Маше.

– Что? – спросила Маша, и только потом стала соображать, что отчаянно не успевает за ходом беседы.

– Тебе правда интересны старые фотографии? – и опять его улыбка засияла непонятными загадочными искорками. И от этого понять, какие чувства на самом деле он сейчас испытывает было просто невозможно.

Маша старалась не смотреть на его губы, но переводя взгляд на темно-серые выразительные глаза терялась еще больше. Его глаза, пусть по всем известному утверждению и были зеркалом души, но в них же ничего нельзя было прочитать. Словно, бездонная молчаливая бездна, и только некий магнитизм излучали они и ненавязчиво, но уверенно требовали ответа.

– А… это твоя мама? – спросила Маша и показала на фотографию красивой симпатичной девушки. Только случайно задав этот вопрос, Маша нашла для себя ответ, который впрочем ей уже подготовил Евгений.

– Да. Ее звали, как и тебя.

– А почему звали? – заколебалась Маша.

– Ей было тридцать, когда она умерла, – Женя произнес этот страшный факт с посерьезневшим лицом. Маша еще более пристальнее, не моргая, стала смотреть на Женю.

– Прости… Ты, кстати очень на нее похож.

Евгений хмыкнул, вынул руки из карманов и подошел вплотную к серванту. Далее следовала короткая экскурсоводческая речь.

– Это мои родители в молодости. Это прадед. Он был врачом еще при царском режиме, здесь мой дед, тоже врач. И отец мой тоже, кстати, врач, – довольно весело произнес Женя, но что-то саркастическое и недоброе Маша все-таки уловила в его словах.

– Значит семейная династия? – улыбнулась Маша, переведя взгляд куда-то в сторону.

– Вроде того…

– А ты… ты ведь не врач, – больше утверждая, нежели спрашивая, произнесла Маша.

Женя опять усмехнулся, уголок его губ приподнялся вверх, беглый взгляд пробежался по Машиному лицу. И вместо ответа он лишь положительно покачал головой.

– Машенька, ты очень догадливая. Ну и чем же я так спалился? – Женя с ходу приземлился на диван, разговор начал его забавлять.

– Я не уверена в том, что врачи так хорошо разбираются в бухгалтерии и финансовых делах. Если бы ты работал врачом, то в разговоре непременно бы проскальзывало что-то профессиональное. Ну или ты врач так себе, которой не любит свою работу.

– Логично… – протянул Женя, продолжая следить за каждым телодвижением Маши, – ну а если посмотреть на ситуацию с другой стороны.

Маша вопросительно приподняла четкие черные дуги бровей.

– Я допустим все-таки врач и провожу вечер в компании симпатичной милой девушки. Хватит ли у меня ума, чтобы не разговаривать с ней про уколы, кучу разных болезней и все такое? Надо же быть совсем идиотом, чтобы так поступить. Правильно, Машенька?

У Маши создалось впечатление, что Евгений играется с ней и старается как можно больше запутать ее различными провокационными, сбивающими с толку, вопросами. Но спасительная мысль не заставила себя долго ждать.

– Ты, кажется, хотел меня покормить.

– Разумеется, пошли на кухню, – Женя вскочил с кровати, и вместе с этим весь текущий разговор мгновенно остался в прошлом.

– Женя, – Маша повернулась и посмотрела вверх, когда уже почти спустилась с лестницы, – когда тебя не было заходила какая-то странная женщина. Она спрашивала тебя, а когда я ей сказала, что ты спишь… то есть я думала что ты спишь… вообщем она пообещала зайти позже.

Евгений промолчал, никак не отреагировав на сообщение, Маше сделалось неловко, вроде бы как сказала, но такое чувство, что поговорила со стеной. И только возле входа в кухню Женя соизволил ответить.

– Это соседка тетя Клава. Довольно назойливая дамочка.

– Дамочка? – не поверила Маша своим ушам.

– А что? Разве не похожа? – будто бы на полном серьезе продолжал Женя.

– Ну… знаешь ли… в моем представлении дамочка это такая интеллигентная женщина в шляпе…

– Обязательно в шляпе?

– Можно и без, только не в рваной куртке и не в грязным галошах.

Женя вдруг от души рассмеялся, Маша смутилась, ей было совершенно не ясно, то ли Евгений веселиться над ней, то ли над дамочкой в галошах.

Тут до Машиного носа добрались приятные запахи готовящейся еды.

– Ой, совсем забыл! – спохватился Женя, легонько отстранил Машу в сторону и ловко прошмыгнул на кухню.

– Почти успел, только самую капельку подгорело. Надо же ведь! Заговорила ты меня. Совсем забыл про амлет.

Маша застыла в дверях и внимательно следила за каждым его движением.

– Машенька проходи. Садись за стол, будешь пробовать мое кулинарное чудо.

– А ты?

– А я уже позавтракал, – и, увидев на ее лице немой вопрос, добавил, – у моего скажем так старинного товарища. Ешь Маша. Или ты мне все еще не доверяешь?

Маша мило улыбнулась и взяла со стола вилку. Коробка хлопьев, все-таки эта была уже успевшая надоесть овсянка, со стола исчезла. Маша вздохнула с облегчением.

– Вкусно! Я думала, что ты спишь, хотела завтрак приготовить, но кроме овсянки ничего не нашла.

– Не мудрено…

– Ты овсянку любишь? – зачем-то спросила Маша.

– Нет. Терпеть не могу! Еще с детства. Это отец, когда последний раз сюда приезжал, я ему покупал. Он же ведь за здоровый образ жизни.

– А ты, значит, нет?

– Не то чтобы. У меня свои взгляды на вещи. Из-за этого мы часто ругаемся. Он консерватор, выслушать и понять другого человека для отца задача невыполнимая.

Женя остановился, решив, что нечего посвящать всех в свои проблемы. Откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, он стал наблюдать за Машей. Это было куда более приятным и интересным занятием.

Маша чувствовала себя неловко. Спокойно сидеть и есть завтрак, когда на тебя смотрят было чрезвычайно тяжело.

Когда же стали пить кофе, Маша не выдержала Жениного взгляда, который превратился, как-то совсем незаметно, из ненавязчиво, мимолетного в пристальный и щекочущий нервы.

– В чем дело? – выговорила она с трудом, незаметно для себя увязнув в его темно-серых прекрасных глазах.

– Что? Прости? – заулыбался Женя, в его глазах засверкали непонятные искорки.

Диалог стал каким-то вязковатым, тянучим. Отвечать на вопросы стало как-то трудновато и особо не хотелось вообще что-нибудь говорить и даже думать получалось с запозданием, прилагая при этом неимоверные усилия.