Так, стоп! Почему остывала, и что он такое мог там увидеть? При мне, Клавдия Фёдоровна была очень даже жива и здорова, мы попили чаю с клюквенным вареньем. Потом, она отдала мне вещи Вальки, именно вещи. И я отбыла восвояси, точнее, на встречу с Валей, чтоб передать ему его пожитки. Ни о каких монетах речи не было. Уж это я бы запомнила. Видимо этот псих, только что всё это придумал. А сумка могла быть тяжёлой из-за каких-нибудь нужных другу мелочей. Валька, например собирал винтажные канцтовары. Недавно он показал мне дырокол, какого-то там лохматого года, который оказался нереально тяжёлым.

– Послушайте, мужчина, а вы случаем не разыскиваемый пациент «Кащенко»? Тут по телику передавали, что вроде как сбежал один их товарищ, и они просят всех, кто что-либо знает о его местоположении, срочно связаться с ними. Фото его я не рассматривала, не думала, что понадобиться. Но сейчас понимаю, что пригодилось бы. Да и телефон для связи не запомнила. Но это не беда, сейчас мы в интернете отыщем, – с этими словами я двинула в сторону стола, где стоял мой ноутбук.

– Стой, где стоишь и не делай глупостей, – гаркнул на меня мужик, но голос его дрогнул.

– Так может это вы? – обрадовалась я, простому ответу на терзавший меня вопрос. – А иначе чего тогда так нервничать?

– Слушай сюда, сучка недоделанная, – прорычал он, больно выкручивая мою руку. Я даже не успела заметить, как он оказался рядом со мной. – Сейчас я тебя сам в психушку упеку. Где сумка, мать твою!? Учти, если не скажешь, будет ещё больнее.

Я заскулила от боли. Мне показалось, что ещё немного и увижу пресловутые звёздочки.

– Валька забрал, – захныкала я, а про себя подумала: Моё дело сумку Валентину лично в руки передать, при этом не важно, что в ней – это дело принципа. А вот с хмырём этим он пусть потом сам разбирается.

– Врёшь, дрянь. Валентин уже никогда и ничего у тебя не сможет забрать. Зачем ему сумка? Ему теперь вообще ничего не надо. Он сейчас скорее всего на облачке сидит и ногами дрыгает, – прорычал мой мучитель.

Я похолодела. Господи, во что Валя ввязался? Что он такого мог натворить, за что нужно убивать? А то, что мой незваный гость имеет в виду именно смерть дорогого друга – это однозначно. Я пыталась переварить услышанное, но как-то не очень получалось. Это просто не укладывалось в моей голове. «Красный» вполне мог соврать. Валька завтра мне позвонит, и мы с ним будем смеяться над словами моего ночного гостя. Но внутренний голос нашёптывал: нет, смеха не получится. Валентина действительно уже нет, и никогда больше не будет. Его убили. Убил! Этот придурок его и лишил жизни, заодно и старушку кокнув, а передо мной тут комедию разыгрывает.

– Я же не сказала, что он лично сумку забирал. Ему я дозвониться не смогла. Пришёл парень, представился Сергеем. Сказал, что он от Валентина, за его вещами, я и отдала. Откуда мне было знать, что там монеты? Сумка на ощупь мягкая была, ничего в ней не гремело, а по чужим вещам, я лазать не приучена. И кстати, с Клавдией Фёдоровной мы пили чай с вареньем. Ни о какой её ближайшей кончине там и речи не шло. Зачем мне убивать Божьего одуванчика? – я уже выла не стесняясь. Боль была сумасшедшей, но душу грело то, что у меня очень бдительные соседи. Возможно, в эту самую минуту у подъезда тормозят стражи правопорядка. Так что со мной разделаться у него не получиться. Только бы ментов дождаться, а там я что-нибудь придумаю.

– Чёрт с тобой! Но запомни, если выяснится, что ты меня обманула, то можешь прямо сейчас, заказывать себе деревянный домик, размером метр на два, – выдал мой ночной гость. И в этих его словах сомневаться не приходилось, так как за пару минут до того, как он это произнёс, я сама так подумала. – Твою мать, ты своим воем умудрилась весь подъезд на уши поставить. Оревуар, мадам.

Исчез он, так же как и появился – бесшумно. Но на душе после его прощания остался какой-то странный осадок. Появилось стойкое ощущение того, что меня водят за нос. Было что-то в этом незнакомце такое, что наводило на мысли, что он не тот, за кого себя выдаёт. Что-то наподобие деревенского жителя, приехавшего в столицу и пытающегося сойти за своего. И это его выпендрёжное «Оревуар». Фигня какая-то.

Толи от холода, толи от страха, но зубы отстукивали похоронный марш.

«Тьфу ты. Чтоб ему провалиться,» – подумала я, и тут же услышала, как кто-то пытался выломать мою несчастную старушку дверь, которая держалась из последних сил.

– Иду! – прокричала я, ища что-нибудь из одежды. Так ничего по пути и не найдя, открыла дверь, в чём была.

Мужчины в форме, как по команде, сначала посмотрели на мою пижамку (весьма скромную, но очень маленькую по присутствию в ней ткани), потом на мои босые ноги. Один из них, отодвинув меня в сторону, прошёлся по квартире, но никого в ней не обнаружив, вернулся на исходную позицию.

– С кем вы десять минут назад скандалили у себя в квартире? – с задумчивым видом поинтересовался всё тот же мент, разглядывая меня.

– Во-первых, практически до самого вашего прихода, я спала. Во-вторых, что вы делаете на пороге моей квартиры в четвёртом часу утра? И наконец, в-третьих, кто дал вам право, самовольно заходить на мою жилплощадь и разгуливать по ней в своей грязной обуви? Или думаете, что я молчать на этот беспредел буду? Дудки, завтра же откатаю жалобу вашему начальству, – дабы поскорее отшить всю их уже порядком поднадоевшую братию, рявкнула я. На самом же деле мне просто хотелось остаться поскорее одной и привести собственные мысли в порядок. А как выпроводить ментов? Правильно, начать возмущаться. Лучшая защита – это нападение. Действует всегда безотказно.

Мужчины посмотрели на меня в недоумении. В это время открылась соседская дверь, и на лестничную площадку высунулась взлохмаченная голова местного партизана.

– У неё это было, зуб даю! Я вообще сначала подумал, что кожу с неё снимают, так она визжала, – прошамкал сосед, Моисей Альбертович Ротшильд.

С ним у нас дружба не задалась самого моего водворения в этой квартире. Поначалу, я ещё пыталась как-то подружиться со старым подпольщиком, то сладости ему покупала, то продукты всякие. Он же от меня ничего не брал. Совал мне под нос свою костлявую ладонь в виде кукиша со словами: «Выкуси! А вот хрен ты меня отравишь! Я вообще свою квартиру государству завещал!». Это скорее всего было не правдой, потому что ни один настоящий еврей не отдаст своё добро даром, тем более государству. Но спорить с ним не хотелось, а доказывать, что его квартира мне не нужна – тем более. Со временем я поняла, что пытаться подружиться с Моисеем Альбертовичем, дело пропащее, и попытки свои прекратила.

Покойную тётушку сосед обожал, а меня называл оккупанткой (плутовкой, прохиндейкой, мошенницей, шарлатанской, проходимкой – ещё много как, всех его ругательств и не вспомнить), отправившей милую женщину на погост ради имущества. О чём он не единожды выговаривал мне при случайных встречах у подъезда или на лестнице. По его мнению, я была самозванкой, пудрящей всем мозги. Переубедить старика не представлялось возможным, а вот понять, наверное, можно было…

Знать бы, что всё так выйдет, я бы хоть раз напросилась к тётушке в гости, да познакомилась бы с её соседями, чтобы потом приблудной не считали. Про меня ведь до моего появления в этой квартире никто и слыхом не слыхивал. Хотя… Вполне возможно, что тётушка, сославшись на какую-нибудь ерунду, отказала бы мне от дому. Почему? Вероятно, осуждения людского боялась. Разговоров о том, что единственную родную кровинку в детском доме оставила. Не просто же так она столько лет обо мне молчала. Кто ж теперь скажет наверняка, что ей в тот момент двигало…

Не знаю был ли сосед потомком того самого Ротшильда или нет, но если был, то наследства ему не перепало. Жил он, конечно, не бедно, но и до богатства ему было далеко. От того, наверное, и стал он таким занудой и врединой. А ещё Моисей Альбертович, как недремлющее око, круглосуточно отирался у своего дверного глазка. Мимо него не то, что воры, мышь не сможет проскочить. Не удивлюсь, если выяснится, что в юности сосед трудился надзирателем, на благо Третьего рейха. Хотя с его родословной он был скорее по другую сторону колючей проволоки.

– Дед, так это ты ментов, ой, простите, полицию вызвал? – спросила я, придурковато улыбаясь, хотя и так знала, что это дело рук старика.

– Тамбовский волк тебе дед, – зло ответил Моисей Альбертович.

– Может тебе это приснилось, дед? – не отставала я от соседа, чем ещё больше злила старого подпольщика.

– Я в трезвом уме и галлюцинациями не страдаю, ты орала, гадом буду!

Гад, в понимании старика, был существом наихудшим, а потому к упоминанию сего ругательного слова, он прибегал только в крайней степени огорчения. Сейчас видимо был как раз тот самый случай…

– Ладно, – проговорила я двум стражам правопорядка, поочерёдно переводящим взгляды с меня на Моисея Альбертовича. – Как вопрос решить? «Теперь, наверное, за ложный вызов придётся платить?» – сказав это, я покосилась на соседа. Реакцию его я знала наперёд, потому и упомянула деньги. Скрягой он был жуткой, что и не мудрено, еврей ведь. Они говорят все такие.

– Вот ты и плати, – буркнул старик и захлопнул свою дверь.

– Вы его извините, – начала я заступаться за соседа. – Он хороший старикан, только вредный до жути.

– Слушайте, гражданочка, нам до вашего соседа, да и до вас, дела нет. Вызов был? Был! Мы приехали? Приехали! Если у вас всё в порядке и заявление вы писать не будете, то нам далее ехать нужно. До свиданья и не кричите во сне сильно, а то ваш сосед в следующий раз роту ОМОНа вызовет, с сообщением о террористах, – при этих словах бравые ребята дружно заржали и потопали вниз. Постояв немного на лестничной клетке, я вернувшись в квартиру, и первым делом закрыла балкон.

«Надо брать кредит, да менять входную и балконную двери, окна тоже лучше поменять, на всякий пожарный случай. А то ходят тут всякие, как у себя дома,» – подумала я, задёргивая штору.