Заходя в подъезд, я уже чувствовала себя практически счастливой, а чего не порадоваться? Жива, цела и уже дома. Сейчас только Вальке позвоню и поинтересуюсь, с какой это стати он меня так подставил?! Открывая ключом родные пенаты, я слышала, как надрывается домашний телефон. Ответить, я, к сожалению, не успела. Когда схватила наконец-то трубку, то там уже раздавались короткие гудки. Плюнув и решив, что, если кому надо перезвонят, я запретила себе расстраиваться, все равно ничего не могу поделать. Определителя номера у меня нет, все жалко денег на новый телефон, а этому уже лет сто. Он мне достался от тётки в наследство, как, впрочем, вся мебель в этой квартире, сама квартира, а ещё гараж и машина, старая, но резво бегающая BMW.

Тётка моя была человеком не бедным. Всю свою жизнь она проработала в сфере торговли, и как вы понимаете, тащила оттуда всё что могла. Начиная от хрустальных люстр и заканчивая шведскими стенками. Что-то брала себе, а что-то весьма удачно сбывала по знакомым. Денег она насобирала на несколько жизней вперёд.

После развала союза, тётка пыталась заниматься бизнесом. Торговала вещами в Лужниках, держала на продуктовом рынке точки с фруктами и овощами. Потом были киоски с всякой всячиной.

Перестройка стала для многих возможностью обогатиться. Тот, кто ещё вчера был простым Васей с окраин, сегодня мог стать директором преуспевающий фирмы, для этого требовалось желание, смекалка и конечно же трудоспособность. Коммерсанты появлялись, как грибы после дождя. Деньги приходили легко, так же легко и уходили, точнее забирались. Вместе с коммерсантами росло и число рэкетиров, товарищей, которые хотели иметь всё, но ничего не хотели для этого делать. А зачем что-то делать, если можно отобрать понравившееся (С тех пор правда мало что изменилось. Тогда этим занимались бандиты, сейчас ОБЭП и ФСБ.)? Вот и щипал рэкет всех от мелких торгашей, до крупных бизнесменов, а несогласных с условиями труда, сначала учили (путём избиения), а если не помогало, устраняли (расстреливали, взрывали, резали, закатывали в бетон или прикапывали где-нибудь в лесу до первых грибников). Тётка перестраивалась как могла. Но ей оказалось не по силам перестроиться. Тяжело быть на коне, а потом оказаться под ним (она искренне не понимала, почему должна платить молодым бездельникам, ни дня не работавшим). Апогеем стал июль девяносто третьего года, когда все её накопления превратились в пыль. Слава Ельцину. Я думаю, его до сих пор вспоминают так, что он в гробу переворачивается. Почти неделю тётка рыдала, орошая слезами квартиру и сетуя на власть. Затем взяла себя в руки и продала дачу за валюту, которую припрятала в тайнике, оборудованном в квартире. Эти доллары и помогли ей выжить. Шиковать, она, конечно, не шиковала, но на еду и необходимое денег ей хватало.

Замуж тётка успела выскочить аж четыре раза, но детей так и не нажила. Как сказала мне однажды она сама: «Я слишком эгоистична, чтобы тратить свою драгоценную молодость на пелёнки и распашонки. Ну а к старости и желание поубавилось, точнее так и не появилось. Может, я просто не создана быть матерью?»

Сейчас есть даже такое движение, Чайлдфри называется. Не хочешь детей? Так не рожай! Раньше же детей не имели только те, кто не мог по состоянию здоровья. Остальные же в обязательном порядке были просто обязаны испытать «радость» материнства, а не то общественность осудит. Тётке, видимо на общественность было наплевать. На желание мужей подозреваю тоже, потому как в противном случае, у неё было бы как минимум четверо детей, а она умудрилась прожить, не родив ни одного. Что нисколько её не расстраивало. Когда же ей кто-то из знакомых напоминал о старости, она рассказывала старый анекдот. Где один еврей долго не женился. Вся же его родня постоянно твердила, что ему перед смертью будет некому подать стакан воды, если он не женится. Вот он женился, нарожал много детей и дожив до глубокой старости умирает. Лежит он на смертном одре, вокруг него собралась многочисленные дети. Обвёл он их всех взглядом и говорит: «А ведь пить-то совсем не хочется». Тётка, как ни странно, оказалась права, меньше всего перед своей смертью она думала о жажде.

Мама растила меня одна, так как отец погиб ещё до моего рождения. Он работал на стройке электриком, и при подключении чего-то там, его убило током. Жили мы в общежитии, но этот момент я помню плохо, потому как была очень маленькой. Да и маму я почти не помню, когда она умерла, мне было всего пять. Моя мать приходилась тётке младшей сестрой, и кроме неё родни у меня живой не было. Тётка, знавшая о произошедшем, к себе меня брать не спешила, и меня определили в детский дом.

В детский дом же, тётка приезжала не реже раза в пару месяцев. Наверное, её мучила совесть, но не настолько, чтобы забрать племянницу к себе. С собой тётка привозила гору сладостей и обновок. Побыв со мной минут десять, и посетовав на мою тяжёлую долю, она отчаливала назад в свою жизнь, в которой для меня места не нашлось.

Со временем, я стала ей благодарна. Нет, не за приезды и обновки (хотя и за них тоже, потому как мало кого из сирот навещают), а за то, что не забрала меня из детдома. Как бы не смешно это звучало, но именно детдом стал для меня настоящей семьёй, со своими законами и не писанным уставом.

Скончалась тётка аккурат в день моего выпускного, а точнее прямо на нём. Хватив лишнего, она пустилась в пляс, видимо вспомнив времена лихой молодости. Да так растанцевалась, что грохнулась посреди спорт зала, потом врачи сказали, что сердце не выдержало. Толи она предчувствовала свою скорую кончину, толи просто подстраховалась, но выяснилось следующие: за несколько месяцев до случившегося, тётка написала завещание на моё имя и оформив его по всем правилам, привезла копию директору детского дома. Видимо решила уберечь единственную племянницу от возможного обмана госчиновникам.

Отогнав непрошеные воспоминания, я сняв куртку, уже было хотела идти в душ. Но решила все же набрать Валентину, заразе этакому, с вопросом: «Что он там о себе возомнил? На встречу не пришел, телефон отключил. Оно мне надо было мотаться за его пожитками?» Абонент, как и следовало ожидать, оказался в не зоны доступа.

Я схватила сумку и оттащила её к бабе Марфе, которая живет этажом выше, и которой часто помогаю: то с покупками, то с уборкой, то так по мелочи, сладостей там всяких ей покупаю. Да и вообще люблю, как родную бабулю, которой, к слову, у меня никогда не было.

Как я и надеялась, Марфа Васильевна не стала задавать лишних вопросов, надо так надо. С чувством исполненного долга, я поплелась на кухню, чтобы что-нибудь в себя закинуть, а затем уже сытой, отправиться в душ.

Открыв холодильник, я уставилась на пустые полки. Пара яиц и кусок сыра, успевший покрыться плесенью, аппетита мне не прибавили. В морозилке правда были пельмени, но благодаря кое-как работающему холодильнику, похожи они были на непонятный комок, выглядел который совсем не аппетитно. Тяжело вздохнув, я ограничилась стаканом воды, и успокоив себя тем, что на ночь есть вредно, потопала принимать водные процедуры.

Выйдя из ванной разморенной и сонной, отправилась прямиком на свое мягкое ложе, где с удовольствием провалилась в объятия Морфея.

Проснулась я от того, что замерзла. Не сразу даже смогла понять, почему в комнате так холодно. Шторка в комнате надувалась парусом. Все еще находясь в полусне, я потянулась, чтобы включить ночник, а затем уже шлёпать до балконной двери и закрывать её.

– Не надо этого делать!

От неожиданности я взвизгнула.

– Не надо меня пугаться, я пришел поговорить. Пока по-хорошему, – голос раздался из угла комнаты, там у меня стояли кресло и журнальный столик.

– Что значит пока? – спросила я и попыталась рассмотреть сидящего в кресле мужчину. – И почему вы входите в чужую квартиру без приглашения, да еще и ночью? – начала злиться я.

– Потому, что не стоило от меня бегать, тогда и навещать тебя не пришлось бы, – сказал мужчина зло.

– Бегать? Когда бегать? – прикинулась дурочкой я, уже прекрасно понимая, кто мой нежданный гость. Но вот то, как он выяснил мой адрес, да ещё и так быстро, осталось для меня загадкой.

– Не строй из себя дуру! Судя по тому, как ты смогла от меня ускользнуть, ты далеко не глупа.

– Чтобы убегать от вас, нужно для начала иметь таких знакомых, как вы, а у меня их нет! – продолжала я прикидываться постоянным пациентом «Кащенко».

– Каких, таких? – искренне удивился ночной гость.

– Таких, которые чистят чужие квартиры, к тому же по ночам.

Мужчина громко расхохотался.

– Ты мультик про Винни Пуха смотрела? – поинтересовался он, отсмеявшись.

– Ну, смотрела и что? – не понимая, куда он клонит, ответила я.

– Так вот, там есть такая песенка: Кто ходит в гости по ночам, тот поступает мудро.

– Чушь! – ответила я, начиная злиться. – Там про утро поётся.

– Это сути не меняет! Где монеты? – раздражаясь, ответил он. Теперь настала моя очередь удивляться. Я какое-то время пыталась переварить услышанное.

«Ну конечно, ё-моё! В сумке видимо было что-то ценное. Не только ценное, но и тяжёлое. Вполне могли быть и монеты. Но тогда, судя по весу, их там не мало. Я ведь идиотка этакая, даже заглянуть туда не догадалась. Хотя этот ночной посетитель и соврёт не дорого возьмёт. Так всё-таки, что в сумке-то? Не важно, что в сумке. Я не я, и хата не моя. Главное придурковато улыбаться и удивляться всему, что он не скажет,» – подумала я.

– Ты чё там, уснула? – гаркнул мой не званный гость. – Где монеты?

– Ка-какие монеты? – от его крика я аж подпрыгнула.

– Те самые, которые ты забрала у старухи!

– Не было никаких монет, только сумка, – заикаясь, проблеяла я.

– Про сумку давай поподробнее. Где она? – потом, как будто что-то вспомнив продолжил. – Кстати, это не ты случаем старушку на тот свет спровадила? Когда я пришёл, бабулька уже остывала, – поморщившись, сказал мой собеседник, наверное, мысленно воспроизведя увиденное накануне.