- Остановись, - слышу за спиной его голос.

Это заставляет меня перестать идти. Воспоминания накатывают величественной волной. Я словно захлебываюсь в этой воде.

Помню, как кричал мне это Эмин.

А я шла, не слушая его.

Но он кричал. Сильно.

А потом помню, как отец в него выстрелил…

Поворачиваю голову, но не поворачиваюсь сама. Герман быстро шагает ко мне, а я краем глаза могу наблюдать за охранниками в достойных костюмах; они бдят за гостями у своего поста – это небольшая будка со стеклянной дверью.

Герман становится передо мной, прежде оглядываясь на охранников. Он сощуривается, защищая глаза от заходящего солнца.

- Ты кое-что обронила, - говорит, переводя дыхание, и только сейчас ощутив реальность, понимаю, что парень за мной бежал.

Капельки пота выступили на его лбу. Он протирает его ладонью, а я опускаю взгляд на другую, в которой он мне протянул мою маленькую заколку, украшенную красными изумрудами и бриллиантами – подарок мамы на прошлый Новый год. Сколько человек на его месте забрали бы эту драгоценность себе?

У меня округляются глаза, когда я забираю заколку, каким-то образом выпавшую у меня из клатча, и прячу ее обратно. Хотя, может Герман просто не знает о высокой ценности этой вещи.

Это же David Morris.

- Мне пора, - не отводя ни на мгновение взгляда, говорит парень. - Уже темнеет, - сморит на небо, взмахивая длинными темными ресницами. – Скоро будут выносить торт.

О, у Амины просто первоклассный торт. Большой, красного цвета, в форме сердца. Они с Костей и с Костиной мамой заказывали сладость в Химках.

- А можешь остаться? – как ни странно, ни на что не рассчитывая, спрашиваю я.

Он уже собирался идти, но теперь с двойным любопытством глядит на меня.

- Нет, не могу, - может быть, мне показалось, но произнес это Герман с разочарованием.

Или я хочу, чтобы так было? Ведь я же не думала, что следует он за мной только для того, чтобы вернуть потерянное.

- Гости ждать не будут, - усмехается, поведя стройными плечами.

Обходит меня, его удаляющиеся шаги не дают покоя. Я резко разворачиваюсь посмотреть, как его длинные ноги ступают по каменной кладке. Руки все еще ощущают прикосновения его пальцев, когда он отдавал мне заколку.

- Герман? – внезапно даже для самой себя окликаю его.

А он не оборачивается. Не идет дальше, но и на меня не смотрит. В точности, как я, несколькими минутами ранее.

- Покуришь со мной? Всего пять минут.

Хотите – верьте, хотите – нет, но я его улыбку могу прочувствовать. Как самодовольно растягиваются пухлые розовые губы, как в голубых глазах вспыхивают искорки азарта. Все мужики – мудаки, некоторые просто выглядят, как ангелы. И последние, кстати, - мудачье конкретное.

Если надеется на еще один недопоцелуй, то уж хрен ему. У Германа крылья выросли. Он в мою сторону летит, у него губы подрагивают – от предвкушения, наверное.

- Просто покурим, - напоминаю я.

- Да я понял, - отзывается мелодичным голосом официант, - не дурак.

Не дурак – однозначно.

- Жаль только, что ты куришь, - говорит, когда ведет меня по тропинке.

- Почему это? – со смешком отвечаю. – Что плохого в курящих девушках?

Мы пришли к небольшой старой лавочке со стёртой краской, на которой тут же Гера (нравится мне это уменьшительно-ласкательное) развалился. Достает пачку сигарет, я следом вытаскиваю из блестящей сумочки свои «Davidoff».

- В курящих девушках ничего плохого нет, - философствует, выдыхая дым. – Красивые, - акцентом украшает это слово, - курящие девушки – это нехорошо. Это проблема.

- Тебе столько лет-то? – смеюсь, стряхивая пепел кончиком пальца.

- Двадцать, - с гордостью улыбается.

Боже. На пять лет я старше этого мальчика. В какой момент мне перестало быть восемнадцать? Только вчера ведь школу заканчивала. Время летит так стремительно, что подохнуть хочется от этой скорости. От скорости все погибают.

- А тебе сколько? – осторожно неуверенно спрашивает Гера.

Я думаю, правду ли сказать. Может, отшутиться?

- В матери тебе гожусь, - говорю, и начинаем вместе смеяться.

Дальше так и курим: смеемся, затягиваемся, переглядываемся, снова смеемся.

- Лолита меня зовут, - представляюсь через минуту.

Гера задумчиво кивает.

- Хорошее имя, - держит между пальцами сигарету, которая почти уже до конца выкурена. – Красивое.

Мой новый знакомый наклоняется и тушит ее об железную урну, бросает в нее окурок, а потом закуривает новую. От моей осталась половина, и я выдыхаю в теплую летнюю ночь дым. Много дыма. Мне хорошо сидеть здесь - на лавке, где, как мне стало ясно, отдыхает персонал отеля. Я не хочу возвращаться к гостям, которые говорят ни о чем - деньгах, деньгах, деньгах… Ни о чем.

- Вообще-то, мне нельзя находиться здесь с тобой, - слабо отзывается высокий молодой парень, глядя на меня сверху вниз. - Точнее, гости обычно курят в другом месте. Мне даже нельзя было хватать тебя за руку и отводить в сторону, но невеста готова была на тебя наброситься, и я испугался. Чувствую, выговор я получу конкретный.

Шампанское уже ударило мне в голову. Поздно меня уговаривать вести себя правильно.

- И ты говоришь мне это только сейчас? - усмехаюсь, поправляя складки на коротком красном платье. - Сколько мы уже разговариваем? Десять минут? Пятнадцать? - Киваю головой. - Тебя, наверное, оштрафуют. За то, что так повел себя со мной. Но мне понравилось.

Он оглядывает всю меня робким взглядом. Герман слишком хороший, не мой тип мужчин.

- Оно того стоит, - наконец, отзывается, затягиваясь вновь.

В униформе официанта он не выглядит блеклым, как его коллеги. Напротив, - выделяется. Красивый. Очень красивый.

- Сегодня моя подруга выходит замуж, - выбрасываю бычок и поднимаю глаза вверх. - Так много гостей, угощений, музыкантов, а мне почему-то хочется быть тут.

Гера поднимается на ноги, вскидывает глаза к ночному небу, полному ярких звезд. Выкидывает через пару мгновений бычок.

- Ты должна быть со своей подругой сейчас, разве нет?

- Ты хочешь, чтобы я ушла?

- Я этого не говорил, - он переводит взгляд голубых глаз на меня.

Пьяным голосом я заявляю:

- Богатые люди избалованные и испорченные, ты так считаешь?

Улыбнувшись, Герман глядит на свои длинные изящные пальцы, сплетенные вместе.

- Я так не считаю, - через полминуты отвечает он, качнув головой. - Но ты, и правда, избалована и, как мне показалось, слишком любишь себя.

Я откидываюсь на старую облезлую лавочку и складываю руки на груди. Уверена, выгляжу я смешно, однако приятнее считать, что у меня важный вид.

- А что плохого в том, чтобы любить себя?

- Ничего. Если ты не задеваешь этим других.

Фыркнув, я подсаживаюсь ближе к нему, к краю лавки. Мое колено касается его ноги. Он возвышается надо мной, внимательно оглядывает.

- И чем же тебя задела моя чрезмерная любовь к самой себе?

Он изгибает бровь. Губы сами расплываются в улыбке. Мы находимся слишком близко друг к другу. Даже в темноте я могу вновь перечитать имя на его бейдже.

Герман. Герман. Герман.

- Знаешь, мне действительно нужно возвращаться к работе, - и когда парень выдвигает колено вперед, я хватаю его за руку, чтобы задержать.

Он ведет плечами.

- Что?

- Принеси мне виски.

Усмехнувшись, Герман вырывает свою ладонь и направляется вперед по заасфальтированной дорожке.

- Почему ты уходишь?

Он оборачивается всего на секунду, чтобы развести руки в стороны и сказать:

- Потому что это моя работа, Лолита. И я за нее получаю деньги.

Парень оборачивается обратно, но мне удается его остановить своим ответом.

- Перестань бояться. Это всего лишь работа! - говорить я, наверное, должна тише, но из-за алкоголя в крови не получается. - Ну, уволят тебя… ну и что?

Герман возвратился обратно. Он упер ладони в бедра, глядя на меня с прищуром.

- Ты не знакома с финансовыми проблемами, а твоя жизнь расписана на годы вперед, - Гера приглаживает свои волосы на голове. - Тебе легко говорить.

Тяжело вздохнув, изображаю печаль. Я так долго смотрю на него, что, кажется, скоро он в конец смутится.

- Вовсе нет, - отзываюсь тихо. - Ты ничего обо мне не знаешь. Я бы за это выпила, но, - пожимаю плечами раздосадовано, - ты так и не принес мне ничего.

Поджав губы, Герман медленно высвобождает нижнюю и прикусывает ее, словно о чем-то задумавшись. Он говорит быстро и четко:

- И ты тоже ничего не знаешь обо мне.

Однако через минуту, наполненную молчанием, звуками громкой музыки и шелестом листьев, его слова в моей голове звучат грустно. Так, будто счастливая улыбка на его прекрасном лице - просто маска. Так, будто ему однозначно есть, что скрывать.

- Так давай выпьем за это, - беру себя в руки. Смех выходит не очень живым. - Неси виски.

Даже хорошие музыканты не смогли спасти этот вечер. Амина в состоянии алкогольного опьянения обвила шею лучшего друга Кости, Игоря. Мне со своего места было видно, как они смачно целовались на веранде. Ведущий, заметив это, старался, конечно, смягчить ситуацию. Шутил, что Амина немного спутала Игоря с Костей, но смех это не вызвало ни у кого из присутствующих. Я наблюдала за Германом – он стоял в другом конце зала и ни разу на меня не взглянул. Бутылку виски от него я так и не получила. Больше напоминать не стала. Наверное, он принял меня за глупую дурочку, готовую отдаться любому, как только выпьет лишнего.

Но пью я только самый лучший алкоголь – дорогой.

- Это просто пи*дец, - комментирует ситуацию Нина, когда мы курим на веранде, сидя на белых диванах.

Я согласно киваю, усмехаясь. Блин, это, правда, просто ужас. В зале продолжаются разбирательства. Я этого даже слышать не хочу, знать не хочу, что у нас там. Завтра утром Амина обзвонит всех подружек, чтобы пожаловаться, какая она несчастная. Сама свое счастье просрала, а потом окажется, что виноват кто-то из нас. Или Костя. Или мама Кости. Или двоюродная тетя из Петербурга. Да кто угодно, только не Амина.