— Я полагаю, вам понадобится еще десять миллионов сверх того, что у вас уже есть в ликвидных ценных бумагах.

У Элизабет перехватило дыхание. Эта сумма была втрое больше того, что она ожидала услышать. Как же она могла до такой степени не знать конъюнктуры рынка?

— Вы шутите, — сказала она.

— Радуйтесь, что они предлагают, а не требуют, и нам не приходится ввязываться в аукционное сражение с «Хикс и Броди».

— А что, если они передумают и снимут свое предложение?

— Не передумают.

— А почему вы так в этом уверены?

— Потому что вовсе не они задумали эту акцию. Может быть, они и томятся по «Винам Монтойя», но уж не влюблены в них точно. И если эта сделка сорвется, то наготове кто-то другой, который ждет не дождется, чтобы встать на ваше место.

— Я гляжу, вы уже начали вырабатывать некую стратегию.

— Я знал, что вы не пойдете на продажу.

— Я что же, настолько прозрачна?

Джим взялся за дверную ручку и ответил:

— Нет, упрямы.

— Я полагала, что вы останетесь на обед.

— Не могу — слишком много дел, — он ухмыльнулся. — Впрочем, бутылочку обещанного вами «Шардоннэ» я бы захватил.

Элизабет отправилась в столовую за бутылкой вина, а потом проводила Джима до его автомобиля и подождала, пока он уедет. Вернувшись в свой кабинет, она несколько секунд постояла в дверном проеме, пристально глядя на письменный стол.

Да разве удастся ей набрать еще десять миллионов долларов? Каким образом? От этой суммы у нее просто темнело в глазах, она едва укладывалась в сознании. Если бы она уделяла побольше внимания еженедельным отчетам, представляемым ее бухгалтером, то ее никогда в жизни не захватили бы врасплох таким вот образом. Она, разумеется, выплачивала наследственные налоги за винодельню, которые основывались на экспортной оценке имущества. Так как же могла она не знать, в какие суммы оцениваются «Вина Монтойя»?

Да, она явно не была та лихая деловая женщина, какой еще недавно рисовалась себе.

Глава 26

Прижав телефонную трубку к плечу, Элизабет потянулась через свой рабочий стол к календарю.

— И как скоро вы рассчитываете закончить? — спросила она.

Женщина, с которой она разговаривала по телефону, была адвокатом из Лос-Анджелеса, представлявшей интересы одного предприимчивого рок-певца, который прямо-таки горел желанием вложить солидную долю своего новоприобретенного богатства в покупку какого-нибудь винного завода. Ну, и разве не везение, что Элизабет как раз и подвернулась эта оказия? Борясь за каждый цент, Элизабет решила попытаться продать собственность, не нанимая для этого агента по продаже недвижимости. Она дала себе на это четыре недели. Оставалось всего три дня до истечения срока, когда ей позвонила эта рок-звезда и попросила провести личную экскурсию по заводу.

— Как только мы придем к соглашению относительно условий, — ответил адвокат, — я возьмусь за работу над документами.

— Я же говорила вам на прошлой неделе, что условия уже установлены. Приезжайте ко мне, когда будете готовы подписать договор. Тогда я сниму эту собственность с рынка продажи.

— Я могу вас заверить, что мой клиент не намерен менять своего мнения. После визита на вашу винодельню он вполне убежден, что это соответствует размерам намеченного им капиталовложения.

— Все это прекрасно и замечательно, но я никоим образом не намерена снимать собственность с рынка продажи до тех пор, пока я не…

— Может быть, вас убедят десять тысяч долларов в качестве задатка?

Элизабет засмеялась.

— Попробуйте добавить еще один нолик и приплюсуйте к этому своевременное окончание всей процедуры — вот тогда считайте, что мы договорились.

— Я должна буду еще заехать к вам, чтобы обсудить это.

— Вообще-то, если быть честной, следовало бы вам сказать, что сегодня до конца дня я жду поступления другого предложения. И если вы готовы ускорить дело… Ну, что я могу сказать? Я ведь и не пытаюсь скрыть тот факт, что хотела бы уладить эту продажу побыстрее.

Элизабет приложила руку к груди, словно она могла физически удержать волну нарастающего страха перед тем, что ее блеф не сработает. Эта женщина, возможно, и не была специалисткой по недвижимости, но ведь не дура же она! Декабрь едва ли можно считать подходящим месяцем для продажи собственности.

— Вы, конечно же, не рассчитываете, что я… — последовала довольно продолжительная пауза. — Черт подери! — сказала она наконец, и эти слова были подчеркнуты смиренным вздохом. — Я сегодня же к концу дня отправлю с посыльным вашему адвокату все подписанные документы. И как только вы их утвердите, специальный заверенный чек будет сдан в банк на ваше имя с гарантией оплаты по выполнении условий соглашения.

Элизабет еле сдержала вздох облегчения.

— Приятно было побеседовать с вами, — сказала она.

Повесив трубку, Элизабет откинулась на спинку кресла и улыбнулась.

Итак, она подбиралась все ближе к цели. Как только коллекция сигаретных коробок Амадо работы Фаберже и его бронзовые статуэтки, выполненные лет сто назад Фредериком Ремингтоном, будут проданы с аукциона, она подойдет совсем близко к намеченной цели. А для того чтобы покрыть официальные расходы и разные побочные траты, которые продолжали то и дело возникать, в конце этой недели была запланирована продажа в частные руки ее драгоценностей. Еще месяц-другой — и она будет в точности знать, сколько ей придется брать взаймы, чтобы завершить это дело.

И тогда все перейдет в ее руки. Элизабет Мэри Монтойя станет единственной собственницей «Вин Монтойя». И в конце концов, по прошествии более чем тридцати лет, она станет независимой.

Было уже почти девять часов вечера, когда Элизабет в тот день добралась до дома. Поначалу она удивилась, увидев, что автомобиль Консуэлы до сих пор стоит на подъездной дорожке.

Она пошла по коридору к задней части дома, крикнув по дороге:

— Консуэла?

— Я здесь, — донесся ответ.

Элизабет вошла в гостиную и обнаружила там Консуэлу: в руке у нее была блестящая серебряная фигурка. Она заканчивала украшать прелестную голубую рождественскую елку. Воспоминания детства, остающиеся с каждым человеком всю жизнь, нахлынули на Элизабет. Однако она так мало видела семейного счастья и радости, что ей стало грустно от этих приготовлений.

И словно понимая, что испытывает Элизабет, Консуэла кротко объяснила:

— Сегодня звонила Алиса и сказала, что все-таки она, по-видимому, сможет приехать на Рождество пораньше. Я знаю, что вам не хотелось бы, чтобы она увидела… — Консуэла пожала плечами. — Ну, я и подумала, что так вот будет лучше.

Элизабет хотела решительно возразить, что ее, мол, тоже радует приближение этого праздника, просто она слишком занята, чтобы украсить елку самостоятельно. И Консуэла примет это оправдание, потому что она уважает право Элизабет на собственную жизнь. Но ведь обе они знали правду.

— Елка выглядит очаровательно. Мне бы никогда так самой не сделать. Спасибо.

Консуэла пристроила серебряную фигурку рядом с верхушкой.

— Элизабет, — сказала она, — это хорошо, что вы нашли в себе силы начать все снова, но вы не должны позволять, чтобы память о том, что в уходящем году Амадо еще был с вами, не давала вам заводить и новые воспоминания. Когда мы перестаем жить сами, то и ушедшим мы этим никаких почестей не воздаем.

Что ж, Консуэла, сама того не ведая, предоставила Элизабет такое оправдание, до которого она бы не додумалась.

— Мне, по правде, жаль ваших трудов, ведь дом пустой и радовать нам некого.

— Разве вы «никто»?

— Консуэла, вы же понимаете, что я имею в виду.

Подбирая пустые коробки, Консуэла сказала:

— Как плохо, что Майкл уехал.

Эти слова отдались эхом в душе Элизабет.

— А что это вдруг вы его вспомнили?

— Он любил Рождество. Он радовался прямо как мальчишка: такие забавные делал намеки, говорил, чтобы я попробовала отгадать, что он для меня положит под рождественскую ель… Если бы он остался, он бы первым настоял, чтобы вы начали жизнь сначала.

Элизабет вспомнила об одном Рождестве, которое было для Майкла, мягко говоря, не самым замечательным. Воспоминание о той ночи наполнило ее отчаянной страстью. Она пересекла комнату и остановилась перед елкой, пытаясь отвлечься. До чего же красиво выглядит это искусственное деревце! Как же могла она раньше этого не замечать? Она приподняла одного ангелочка повыше и рассмотрела его.

— А откуда эти украшения?

— Амадо привозил их в подарок Софии, Фелиции и Элане, куда бы он ни ездил. И даже после того как София вернулась в Испанию, он продолжал покупать на елку новые фигурки. Думаю, он никогда не переставал надеяться, что семья когда-нибудь соберется вместе.

— Но если это были подарки…

— …то почему они до сих пор здесь? — Консуэла пожала плечами. — Я могу лишь предположить, почему София не взяла их с собой. Вот почему Фелиция не взяла свои подарки, это понять легко: она знала, что этим очень обидит отца. Каждое Рождество я вижу, с каким вожделением смотрит на свои фигурки Элана, но она не рискнет сделать что-то без согласия сестры.

Что ж, когда придет время разбирать эту елку, Элизабет упакует фигурки и отошлет их Элане. Как та решит поступить с ними — это уже ее личное дело. Ну, а в следующем году Элизабет, по совету Консуэлы, начнет все заново — сама подберет украшения. Эта мысль доставила ей удовольствие.

— А я раньше сама никогда и не покупала украшений, даже гирлянд, — сказала она.

— Ну, теперь в вашем распоряжении весь фронтон. Майкл, бывало, развешивал гирлянды повсюду.

Да неужели она так никогда и не избавится от него?

И тут в дверь позвонили. Элизабет посмотрела на свои часы.