Он одарил ее плотоядной улыбкой.

— Я был бы идиотом, если бы отказался от подобного предложения.

Элизабет игриво шлепнула его по руке.

— Перевернись.

— Это не в спине, — он провел по груди рукой. — Вот здесь.

Элизабет приподнялась на колени и принялась массировать грудные мышцы.

— О-о-о-о, — протянул он. — Да, вот так, — и минуту спустя добавил: — Думаю, немного пониже. — Элизабет перешла к его талии. — Еще через минуту он сказал: — У тебя просто волшебные пальцы. Не могла бы ты теперь перейти еще чуть-чуть ниже?

Она засмеялась.

— А я как раз собиралась прочитать тебе лекцию о том, что нельзя так перегружать себя.

Он потянул ее на себя, и она оказалась верхом на нем.

— Напротив, — сказал Амадо. — Впредь я, конечно, буду работать еще усерднее. Мне и в голову не могло прийти, какая ты отличная медсестра.

Элизабет стянула ночную рубашку и принялась медленно покачивать бедрами, ритмично двигаясь навстречу его восставшей плоти. Амадо взял ее груди в ладони и большими пальцами начал ласкать соски. Потянувшись губами к ложбинке между ее грудей, он вошел в нее, и Элизабет, откинув голову назад, удовлетворенно вздохнула.

Еще через несколько минут Амадо участил ритм, и она поняла, что он вот-вот достигнет оргазма. Она пылко молилась про себя, чтобы на этот раз они зачали своего ребенка. Ребенка, который объединит их навечно.

Спустя месяц Элизабет сидела в кабинете врача, где полчаса назад ее оставила медсестра, откровенно солгав при этом, что, мол, врач придет «через минуту».

Она достала из сумочки брошюру «Бесплодие и его лечение» и принялась в очередной раз изучать ее. Раньше она и представления не имела о своем женском организме. Элизабет не могла припомнить, чтобы она когда-либо слыхала в Фармингэме хоть об одной бездетной семейной паре. Но вообще-то о вещах подобного рода люди не распространяются своим соседям.

В комнату вошел доктор Стил, погруженный в изучение папки с ее историей болезни.

— Как вы себя чувствуете, миссис Монтойя? — спросил он.

Его вопрос прозвучал слегка странно, учитывая причину ее появления здесь. Тем не менее она ответила:

— Прекрасно.

По дороге к письменному столу доктор слегка похлопал ее по плечу. Он все еще и не взглянул на нее толком.

— Как сказала вам моя медсестра, мы получили результаты рентгена.

Время, которое провела Элизабет в ожидании этого момента, казалось ей вечностью. Ее руки вцепились в подлокотники кресла, пальцы зарылись в плюшевую материю. Если бы только доктор Стил не решил в последний момент взять короткий отпуск, она бы получила эти результаты еще неделю назад. Однако все — от лаборантов до рентгенолога — не желали сообщить ей хоть что-нибудь и настаивали на том, что ей-де следует услышать «новости» от своего врача.

— Боюсь, что это даже хуже, чем я поначалу подумал, — он перелистал страницы ее истории болезни. — Обе трубы полностью заблокированы. Конечно, мы не можем знать, насколько сильно, пока не проведем исследования, но я подозреваю, что нам не понравится то, что мы обнаружим.

Элизабет вздохнула, пытаясь избавиться от кома, застрявшего у нее в горле.

— Давайте рассмотрим наихудший сценарий. Предположим, что сделать ничего нельзя… какие у меня тогда остаются варианты?

Он швырнул ее папку на стол.

— Не люблю делить шкуру неубитого медведя. Я считаю, что проще сохранять оптимистический взгляд, если мы поведем этот процесс не спеша, шаг за шагом…

Внутри Элизабет стала закипать ярость. Если бы доктор Стил назначал плату за свои штампованные поговорки по той же ставке, что и за свое врачебное мастерство, то он мог бы удвоить доходы. Да как же мог мужчина, зарабатывающий себе на жизнь с помощью несчастных женщин, быть так чертовски высокомерен с ними?

— К дьяволу этот оптимистический взгляд, доктор Стил. Я желаю знать, каковы реальные шансы на то, что я когда-либо смогу забеременеть.

Он свирепо посмотрел на нее.

— Судя по тому, что я вижу, потребовалось бы медицинское чудо, чтобы вы забеременели. Но даже и тогда я был бы удивлен, если бы вы смогли доносить плод до положенного срока.

— А это почему?

— Ваша матка чрезвычайно.

— Так в чем же тогда смысл дополнительных анализов?

Она не нуждалась в деталях: самих этих фактов было достаточно, чтобы лишить ее сна.

— Ну, что я могу сказать? Бывают и чудеса.

Для этого потребовалось немалое усилие, однако Элизабет все же удалось взять свою сумочку и выбраться из кресла, не дав ему увидеть, как сокрушило ее это сообщение.

— Я не верю в чудеса, доктор Стил.

— Со временем вы измените свое мнение. И когда это произойдет, я к вашим услугам.

Элизабет, поколебавшись, предпочла поступить так, как однажды в классе говорил один из ее учителей: тот, кто первым повышает голос, проигрывает спор.

— Надеюсь, вы обзавелись коньками? — спросила она ангельским голоском.

— Прошу прощения?

Она была слегка огорчена, что он такой умный, не сделал выпад первым.

— Ну знаете… чтобы воспользоваться ими, когда ад покроется льдом.[6]

Когда Элизабет в тот день вернулась домой, Консуэла сказала, что Амадо уехал в Модесто разобраться кое с какими проблемами, которые возникли с установкой новых резервуаров из нержавеющей стали для ферментации. Он просил передать ей, что, по всей вероятности, останется там на ночь. Элизабет около часа проблуждала по дому, а потом отправилась погулять в виноградники, надеясь, что ее как-то отвлечет красота просыпающейся от зимней спячки земли. Но все оказалось бесполезно. Она не могла думать ни о чем, кроме ребенка, которого никогда уже не будет держать в своих руках.

Ах, если бы ребенок не олицетворял надежды Амадо на будущее!

Она заставила себя открыть глаза и отогнала эту мысль, которая лишала Элизабет способности действовать. Надо что-то предпринять, и как можно быстрее, чтобы не завязнуть в трясине своего горя. Есть лишь одно убежище, ее давний надежный оплот, — работа. И если она сумеет забыться, то, возможно, дотянет до конца дня, не сломавшись окончательно. Элизабет сказала Консуэле на случай звонка Амадо, где она будет, и отправилась в свой кабинет на винном заводе.

Она уже потеряла всякое представление о времени, когда услышала стук в дверь. Элизабет подняла взгляд и обнаружила, что за окнами уже темно.

— Войдите.

Майкл просунул голову в комнату.

— А я думал, что это Амадо, — сказал он.

— Он в Модесто.

— Ну да, знаю, но когда я увидел свет, мне пришло в голову, что он все-таки решил вернуться домой сегодня, — он попятился, чтобы уйти. — Извините, что потревожил вас.

— Подождите, — сказала она, сама удивляясь своей просьбе. Впрочем, она понимала, что ей необходимо побыть с кем-то, и тут уж не до выбора. — Я хотела бы поговорить с вами, если у вас найдется минутка.

— О чем?

Прекрасный вопрос.

— О винном заводе.

Майкл мельком посмотрел на настенные часы за спиной у Элизабет.

— Тогда нельзя ли побыстрей? У меня встреча в половине восьмого.

Она могла бы предположить это и сама. Сплетники на винодельне утверждали, что по уик-эндам Майкл редко обходится без свидания. Элизабет потянулась и посмотрела на часы. Было уже семь.

— Ну, это можно сделать и в другой раз.

Он нахмурился.

— Если это важно, то я мог бы…

— Нет… все нормально. Это терпит.

Но Майкл все-таки вошел в комнату. С нехарактерной для него мягкостью в отношении нее он сказал:

— Позвольте уж мне об этом судить, хорошо?

Боже мой, да неужели она настолько плохо выглядит?

— Я не нуждаюсь в вашем участии, — огрызнулась она. — А теперь почему бы вам не убраться отсюда и не заняться своими сверхважными делами?

Он подтянул стул, перевернул его спинкой наперед и уселся.

— Мое участие к вам? — Он покачал головой — Вот уж нет, даже если бы вас вымазали медом и привязали к муравейнику.

— Забудьте, что я вообще что-нибудь говорила, хорошо? Я могу выяснить, что мне нужно, и у Амадо.

И она отвернулась к письменному столу. Но Майкл ухватил подлокотник ее кресла и повернул ее назад, лицом к себе.

— Послушайте, и вам, и мне понятно, что отношения между нами не улучшились настолько, чтобы вы сочли бы необходимым поговорить со мной, если бы не считали это важным. Так что почему бы вам просто не сказать, что бы там ни было у вас на уме?

— Я регулярно общаюсь с вами.

— О да, время от времени вы мимоходом бросаете: «Доброе утро, Майкл», или: «Не видали ли вы Амадо?» Был даже разок-другой, когда вы со мной попрощались при уходе. Едва ли это можно считать регулярным общением.

— Вы, видно, думаете, что исчерпали свои возможности добиться чего-то большего.

— А почему это я должен чего-то добиваться? Ведь это вы считаете, что мы должны подружиться.

— Убирайтесь отсюда. Я слишком занята, чтобы играть с вами в эти дурацкие игры.

— Ну, теперь вы по-настоящему возбудили мое любопытство, — он скрестил руки поверх спинки стула и оперся о них подбородком. — Что, проблема с кем-то из оптовиков?

Несколько недель назад, когда в работе над рекламной кампанией возникло временное затишье, Амадо попросил ее ознакомиться с их системой распределения продукции. Это был не слишком тактичный толчок к тому, чтобы, как надеялся Амадо, она со временем стала принимать участие в деловой части их производственного процесса. Амадо также сказал ей, что Майкла он проинформировал и она может обращаться к нему с вопросами. Но пока она совсем ничего не знала, даже не могла квалифицированно задать вопрос. Подыскивая, что бы такое ему сказать, Элизабет уцепилась за первое, что пришло в голову.