— Ну, что ж, счастливого пути. Берегите себя, Артем, не ходите больше в лес по ночам, а то мало ли, в следующий раз вас могут и не найти.

В голосе был некий сарказм и издевка, Аня сама понимала, что несет чушь, но не могла остановиться, на душе было мерзко. Это потом она подумает, проанализирует, сделает выводы, в очередной раз вспомнит мать и ее слова. А сейчас просто было больно, хотя ведь не девочка, все понимает. Аня старалась держать непроницаемое лицом, проводила мужчин до калитки, уже стемнело, и было прохладно. Она обхватила руками себя за плечи, пытаясь согреться и хоть как-то унять внутреннюю нарастающую дрожь.

Слишком отчетливо чувствовала взгляд Артема, но она намеренно на него не смотрела. Пусть уходит, уезжает, Ане так не хотелось видеть его глаза и лицо. Что на нем будет: сожаление, ирония или снова та противная ухмылка, за которую он получил от нее пощечину?

Дмитрий ее все о чем- то спрашивал, она что-то отвечала. Артем стоял рядом, она видела, как он с силой сжимает в руке свой портмоне.

“Посмотри на меня, посмотри. Ну же, Анечка, я не враг и не подонок, как ты думаешь. Черт! А чувствую себя именно так. Как какая-то сволочь, воспользовался, попользовался и сваливаю. Сука”.

— Аня, вы будете не против, если я вам позвоню?

— Нет, что вы, Дмитрий, конечно, не против. Всегда приятно поговорить с хорошим человеком.

— Спасибо, было очень приятно с вами познакомиться. Артем тоже говорит вам спасибо. Да, Молотов?

“Это что вот сейчас такое только что было? Грач, а ты не прихерел ли?”

Дима хлопает его по плечу, а Артему хочется вывернуть ему эту руку, сломать пальцы, чтоб он даже телефон этой девушки набрать не смог, и не смел. Но он всего лишь кивает головой, продолжая буравить девушку взглядом, от чего она уже начинает нервничать, и хочется поскорее, чтоб они уехали, и спало это напряжение.

Грач садится за руль, Аня делает несколько шагов назад, к калитке, почти уже разворачивается, но тут ее тянут за руку. Пальцы Артема обжигают кожу, она ее вырывает, но это выходит слишком быстро и нервно.

— Артем, не надо. Я все понимаю, взрослые люди. Встретились, поигрались, разбежались, так бывает, я знаю. Езжай. Всего тебе хорошего.

“Аня, не смотри на меня так. Я ведь не подонок какой-то”.

— Тебя ждут.

Девушка разворачивается, быстро уходит, Артем смотрит ей в след. Ловит себя на том, что испытывает странное состояние, словно обидел, сделал больно, хотя ведь не было ничего такого, он не обижал ее. Или…все-таки обидел?

Такого не было, даже когда Лера признавалась ему в любви, глотала слезы, заламывала руки, кричала, что любит его, а он — бесчувственное животное. Кричала, что у него вместо сердца железный молот, что он подонок и скотина, ничего и никого не замечающий, кроме себя. Он тогда долго ее успокаивал, даже посмеялся первое мгновенье, не воспринимая всерьез признания этой девчонки. Да, она милая, хорошая, забавная, он-то и замутил с ней только потому, что она такая настойчивая, хоть и мелкая для него. Просто сдался, позволил быть рядом, хотя ни о каких отношениях изначально не думал. Тем более, Лерка — сестренка его друга, он знал ее с сопливых лет, а она, оказалось, любит его уже давно. Даже тогда, не ответив на признание Лерки ничем, ему не было так стремно на душе, как сейчас, после слов и поведения Ани.

Хотя, он виноват, очень виноват перед Леркой, за всю жизнь не рассчитается с ней, не расплатится ничем. Артем зарекся вспоминать и думать, постоянно отвлекал себя гонками, спарингами, только бы не ворошить прошлое.

“Черт, просто блядский ебаный случай. Так лучше, да, Аня права, умная девочка, мы взрослые люди. Пора разгребать свое дерьмо, засветится в городе везде, где можно, чтоб оградить ее снова от нежданных гостей”


Аня дошла до веранды, услышала звук отъезжающего автомобиля, выключила фонарь над калиткой, села на крыльцо и закурила. Именно сегодня никотин обжигал горло, она давилась дымом, но курила. Все так и надо, все так и должно быть, а чего ты ждала, женщина? Что он останется или скажет, ну не скажет, а даст понять, что ты стала для него той единственной, которую он так долго искал? Господи, что за бред лезет в голову? Был всего лишь секс, инстинкты, всплеск гормонов, эмоции, больше ничего.

И с чего она решила, что такой мужик может запасть на нее, у него, наверняка, от девок отбоя нет, сами в дорогие трусы лезу. Ой, да какое ей дело? Никакого. Ей не должно быть никакого до этого дела. Через три дня приедет Вадим, а завтра она сама поедет домой, выйдет на работу, она отвлекает, не дает мыслям сеять сомнение.

Аня любила свою профессию, но ее мать, как всегда, воротила нос, мол, ее дочь, девочка воспитанная из интеллигентной семьи, и какая-то там парикмахерша, нонсенс, позор. Она устала ее поправлять, что она не парикмахер, а стилист, и что она любит свою работу, но, в конце концов, устала ей что-то доказывать.

Когда Аня влюбилась в семнадцать лет, ее просто накрыло это чувство, поглотило, она сама не ожидала таких чувств и эмоций, но вышло, что вышло, ей даже сейчас не хочется об этом вспоминать. Молодая, глупая, влюбленная, таких, как она, миллионы были и будут в свои шестнадцать-семнадцать влюбляться первый раз, чисто и открыто. Потом уже были слезы, непонимание, отчаяние, обида. Он старше всего на два года, красивый, дерзкий. Кто же знал, что он просто играет? Первый поцелуй, первый секс, только с ним, два месяца эйфории, а потом удар под дых. Она рыдала, задыхалась и захлебывалась слезами, сердце словно ковыряли тупым ножом, так было невыносимо больно.

Она забеременела, а ему ее любовь, верность, она сама и его ребенок, оказались не нужны. Смеялся в лицо, называл плохими словами, указал на дверь и сказал, что больше не хочет ее видеть. Она ушла. А что ей оставалось? Но даже родная мать не поняла и не приняла. Обозвала ее теми словами, назвала доступной дурой, что не смогла даже удержать такого парня, из такой известной и обеспеченной семьи. Что жила бы, как у Христа за пазухой, ведь она умнее, а Аня даже не думала об этом, она просто любила, а ее просто предали.

Поселок почти накрыла ночь, снова были яркие звезды и тишина. В кармане шорт зазвонил телефон, Аня удивилась, кто бы это мог быть в такое время, но увидев на дисплее “мама”, первое мгновенье не хотела отвечать. Совершенно не хотелось с ней разговаривать, выслушивать очередные нотации и претензии, не складывались у нее отношения с родной матерью, никогда.

— Да, мама, здравствуй.

— Добрый вечер, Анечка. Как твои дела? Как Вадим?

А вот тут Аня удивилась, чтоб ее мать и спрашивала как дела у ее дочери и внука, это было крайне редко. Аня напряглась, словно чувствуя, разговор дальше ей не понравится.

— Все хорошо, а что случилось? Почему ты так поздно звонишь?

— Почему должно обязательно что-то случиться?

— Не знаю, ты редко интересуется мной и Вадимом.

— Я занята, ты прекрасно знаешь об этом. А вообще, я звоню сообщить тебе новость, Пашенька женится, его невеста, такая прекрасная девочка, умница, с высшим образованием, из интеллигентной и обеспеченной семьи.

— Я рада за Пашеньку.

Хотя совершенно никакой радости за Пашеньку она не испытывала. Но говорить это матери — значит снова вступать в конфликт, а именно сегодня у нее для этого нет уже никаких сил.

— Но, это еще не все. Мы так подумали и решили, что тебе необходимо продать бабушкину квартиру, стоит разделить поровну бабкино наследство.

— В смысле, разделить поровну?

Глава 16

— Мама, ты, вообще, понимаешь, что такое говоришь? Или ты выпила и решила мне позвонить на ночь глядя, поднять нервы своей бредовой идеей? Что значит, вы подумали? Кто это — вы?

— Аня, как ты разговариваешь с матерью? Я не пью, ты это прекрасно знаешь.

— Да, я знаю, поэтому и спрашиваю, но такое чувство, что ты пьяна и несешь бред.

— Я считаю, что будет честно поделить наследство поровну.

— Между кем поровну? Мной — кровной родственницей бабушки, и твоим сыном от второго брака? Напомни мне, какое отношение ко всему этому имеет Пашенька?

Аня начинала медленно, но необратимо закипать, в ней сейчас такое внутри творилось, что стой ее мать в данную минуту перед ней, на нее бы вылилось ведро с помоями.

— Но, я считаю…

— Ты можешь считать, как угодно и сколько угодно. Ты даже можешь звонить мне раз в год, как обычно это делала, и спрашивать, как дела у меня и твоего внука. Но говорить, что я что-то кому-то из вас должна, ты не имеешь никакого права.

Вот тут Аня повысила голос, хорошо так повысила, хотя совершенно не считала себя скандальным и конфликтным человеком. Она всегда старалась посмотреть с другой стороны, войти в положение, понять, что человека подвигло так говорить или совершать определенные поступки, но ее мать была вне всякого понимания.

— Ты отказалась от меня и моего ребёнка, как только узнала, что я беременна. Ты учила меня тому, чтоб я пошла и требовала денег, компенсации, требовала жениться на себе, ведь семья Ждановых была далеко не бедная. Но я не пошла, ничего не просила, и не требовала. Я ушла из дома к матери своего покойного отца, будучи беременной в семнадцать лет, потому что ты от меня воротила нос, как от прокаженной, не оправдавшей надежды блудной дочери. Я три года жила с пожилым, больным человеком, ухаживая и помогая ей, чем могла и как могла, при этом имея на руках маленького ребенка. Вы ни разу не поинтересовались, легко мне или тяжело. А сейчас вы подумали и решили, что я должна делиться с вами тем, что вам не принадлежит, и никогда не принадлежало?

— Но…

— Никаких «но», вопрос закрыт. Я просто поражаюсь твоей наглости. У Пашеньки есть отец, есть, как ты говоришь, умница-красавица невеста из обеспеченной и интеллигентной семьи, так вот, пусть они постараются и прогнуться за Пашенькино благополучие. Я, мой сын и наша квартира здесь совершенно ни при чем. Счастья молодым желать не стану.