Наталья Патрацкая - Молочный вамп

Итак, Эдик (Икар) и Серафима оказались вдвоем в замкнутом пространстве, оба обозленные на свои вторые половины, оба разведенные, оба свободные. У нее была плоская бутылка коньяка, а в сумке лежали продукты: курица, яйца, колбаса, помидоры, огурцы, хлеб. Все просто замечательно, любовь под коньяк прошла, как по маслу. Они так сроднились, что Серафима пригласила Эдика к себе в родительский дом, но для этого им надо было выйти на пару остановок раньше, с чем Эдик решительно согласился, мол, какая разница, где отдыхать, коль он едет дикарем, да еще осенью! Внешность у него теперь стала просто актерская, он был такой писаный красавец, что Серафима ради него была на все согласна, особенно на любовь.

Меня обрадовал звонок знаменитого хоккеиста, он сказал, что готов купить комплект мистической мебели, я ответила, что мебель готова, мистическая рассада будет, останется ее высадить на мебель. Хоккеист издал победный клич. Удрученным оставался Григорий Сергеевич, его дела не шли, ему не везло, он не богател, а становился все беднее. Общение со мной его не радовало, поскольку денег я ему не приносила. Он уже был готов продать дачу, хоть и обещал дядьке ее не продавать.

Осталось продать квартиру и уехать на Малахит, где у него дела шли лучше, чем в столице.

Григорий Сергеевич покинул столицу и уехал на Малахит.

Анна Семеновна жила одна. Она приехала ко мне и осыпала меня и малыша деньгами и подарками. Мы вновь подружились и вдвоем, по очереди гуляли с малышом, и вскоре его взяли в детский сад. Я вышла на работу, и стала набирать удивительную, зрелую красоту. Мои мягкие и нежные черты лица, в каскаде пышных волос, привлекали внимание людей, но в кои-то веки у меня никого не было. Я смотрела в зеркало и не находила в себе малейшего изъяна, кроме одного: некому на меня было смотреть. Мужчины ходили по улице, оглядывались на меня, но не подходили. На работе я ловила тягучие, мужские взгляды, но никто не приглашал меня на романтические свидания. Не подавал признаков жизни и Икар. Григорий Сергеевич уехал, ни разу не позвонив.

Я расцветала дивным цветком, но никто не пытался меня сорвать. Я ходила на работу, водила ребенка в детский сад, приводила в порядок квартиру, себя и ребенка с ощущением, что вокруг меня общественный вакуум. Вероятно, я была слишком хороша! Или меня боялись из-за Икара, слухи тоже имеют ноги. Иногда мне хотелось уехать туда, где меня никто не знает, и начать все сначала. Была мысль поехать к Григорию Сергеевичу на Малахит, но она быстро исчезла.

Опять пусто.

Летали желтые листья, когда я заметила необыкновенно красивого мужчину, его черты лица были столь утонченные, что казались неправдоподобными. Волосы были безукоризненно уложены в прическу, и казались великолепным париком. Он периодически стал попадаться мне на пути. Как-то он подошел ко мне и заговорил, тембр его голоса показался мне знакомым, но небольшой хрип в его басе, был абсолютно неизвестен. В нем было нечто знакомое, и в то же время, он был чужой.

Ребенок улыбался ему радостно и открыто, однажды он выдавил из себя "папа", мужчина вздрогнул, но в ответ улыбнулся. Где он жил, что делал, я не знала, просто он появлялся рядом со мной и сыном, периодически.

Я не выдержала первая и спросила:

– Простите, как вас зовут? Мы так часто встречаемся, и так мало общаемся!

– Вы меня заметили?

– Разве, вас можно не заметить? Сын уже папой назвал, а я имени вашего не знаю!

– Меня зовут очень скромно – Эдуард.

– Ничего себе скромно! Можно – Эдик?

– Пожалуйста! А как ваше имя, прекрасная молодая, мама?

– Астра.

– Астра? А сына как зовут?

– Женя.

– Понятно, сегодня мы много наговорили. Пока! – и он ушел быстрым, знакомым шагом.

Я смотрела ему вслед и думала, что если бы не видела его лица, то решила бы, что это идет Икар. Икар (Эдик) шел и думал, что как все глупо у них получается!

Родная жена смотрит ему в лицо и спрашивает, как его зовут. От Серафимы он быстро уехал, ничего у них дальше поезда не пошло. Ему очень надоело вынужденное раздвоение личности, он и к матери не заезжал, жил в вечном страхе, на даче.

Набрался храбрости, стал к жене подходить. До чего она красива!

А ему что дальше делать? Он не знал, знал одно, что пора работать. Диплом его остался в техническом колледже южного городка. Куда идти? Он так задумался, что на дачной дороге налетел на медленно движущуюся машину.

Из машины выскочила женщина:

– Я вас не ударила? Господи, как вы красивы! Мужчина, я вас возьму к себе на работу!

– А я разве просил?

– Да вы пешком идете при такой божественной внешности! Пойдете работать в ночной клуб? Вы просто созданы для музыкального клуба. Произнесите пару строк.

Он проговорил известное стихотворение.

– Отлично, могу хоть сейчас отвезти на место работы! Кстати, меня зовут Эльвира, а вас вероятно Эдик.

– Вы угадали!

– Ладно, паспорт есть? – она взяла у него паспорт, прочитала "Эдуард", засмеялась.

– Чему смеетесь?

– Я про Эдика просто так сказала и угадала, решила, что родители не могли не заметить красоту своего младенца. Вам придется мышцы накачать, а так у вас с внешностью, все хорошо. Вы здесь рядом живете? Впрочем, вас довезут. Садитесь в машину.

Эдик (Икар) сел в машину с мыслью, что не зря он сделал себе новое лицо, и решил к Астре на глаза часто не показываться, раз намечается у него новая жизнь, а жена, хоть и бывшая, вполне его может узнать, с ней до любви не дойдешь…

Не любил Аскольд Николаевич одиночества, он любил тщательный уход за своей персоной. Ирина Андреевна, после того как потеряла на даче сознание, вместе с сознанием потеряла к нему интерес. Серафима уехала. Григорий Сергеевич уехал.

Аскольд Николаевич заскучал, не выдержав одиночества, он позвонил Серафиме. Она женщина удивительная, прощать всегда готова. Приехала быстро, да еще завела его рассказом, о том, что в поезде она ехала с мужчиной удивительной красоты. Он ей ответил, что в поезде все красивые. Она вздохнула и согласилась с выводом своего почти единственного мужчины.

В знак примирения решили они посетить свою дачу, листья желтые кружились, призывая подготовить загородные дома к зиме. Племянников не было по разным причинам, не было музея, но дача была! Их дача! Аскольд Николаевич заметил, что дачей пользуются без их согласия. Серафима обошла владения, нашла полный беспорядок на кухне, весьма свежий беспорядок. Им стало немного жутко. Какой-то конек горбунок пользуется их дачей!

Надо было его выследить. Они поставили машину, взяли свои вещи и пошли на последний этаж, в холл. Им повезло, через час ворота разошлись по рельсам в разные стороны, во двор въехала великолепная иномарка, из нее вышли яркая, красивая женщина, и необыкновенный по своей красоте мужчина. Женщина посмотрела на главное здание дачного ансамбля, махнула головой, села в машину и выехала за ворота. Мужчина махнул ей рукой и пошел на кухню. Ворота закрылись.

Хозяева вышли к гостю.

Он не сильно удивился:

– Здравствуйте, вы вероятно хозяева этой дачи? – сказал он красивым голосом с небольшой хрипотой.

– А вы кто тогда? – спросил Аскольд Николаевич.

– Живу здесь, пока никому не мешал.

– Для бомжа вы слишком красивы и хорошо одеты.

– Одели меня для работы.

– Так вы еще и работает? Тогда платите нам за аренду дачи.

– Договорились, сколько? Если можно заплачу не сейчас, а через пару недель.

– Тогда с процентами.

– Согласен.

– У вас есть документы?

Аскольд Николаевич повертел паспорт Эдуарда с городской пропиской, и вернул ему, назвав цену его проживание на даче. Эдик согласился.

Серафима узнала своего попутчика в поезде, но промолчала.

Супруги уехали.

Новый комплект антикварной мебели получился великолепным. В нем была мощь, красота, витиеватость, томное свечение мистики сквозь великолепную резьбу. Само дерево давило своим качеством, красотой отделки и чем-то далеким, из прошлых веков. Цена у мебельного монстра с мистическим уклоном была соответствующая, но покупателя это не напрягало. Известный хоккеист купил совместное творчество моих людей. Все были довольны, что очередная работа подошла к логическому и финансовому концу.

Я дала определение мистической – антикварной мебели знаменитому хоккеисту: – мебель, способная вызывать вдохновение, полеты фантазии у тех, кто живет среди нее, возвышающая душу человека до невиданных высот, стимулирующая его к любви…

Заслушаться можно.

Трудно было после продажи очередного шедевра, я оставалось перед бездной, в которой ничего не было. Мне нужна была изюминка для создания очередного шедевра, а кто знает, где она будет в следующий раз и будет ли вообще? В промежутках между мебельными шедеврами я работала директором антикварного магазина.

И надо же было такому случиться, что известный хоккеист купил квартиру у Григория Сергеевича и именно в нее привез новехонький антиквариат, восемнадцатого века! Он закончил свою спортивную карьеру, разъехался с семьей и решил уединиться один в антиквариате.

А тут я везла на санках своего Женьку, в надежде встретить Эдика, который давно не появлялся на моем пути. Да антикварную мебель привезли в соседний подъезд. Я, как ее идейный создатель, глаз не могла оторвать от шкафов.

Хоккеист заметил мою красоту, и повышенное внимание к его мебели:

– Хороша мебель?

– Лучше не бывает.

– О, это мне один Эдик посоветовал ее у вас купить.

Я посмотрела на него глазами с таким удивлением, что его в пору было прикрыть ресницами.

– Астра, а чему вы так удивились?

– Мне показалось, что я вас знаю.

– Так я известный человек, вот на пенсию вышел.

Я промолчала и повезла санки дальше, в парк, думая, что этот Эдик может быть и не Эдик, но не совсем Икар.