— Да… — это было последним, что я смогла произнести.

Слез больше не было, всхлипов, судорожных вздохов, стенаний. Не помню, как оказалась на краю своей кровати, судорожно сжимая телефон, сколько просидела, глядя в одно точку. Опустошенность образовалась внутри, стерев мысли, образы, воспоминания и чувства. Возможно, именно так взирает на окружающий мир пластмассовая марионетка. Она неподвижна, безголоса, пуста.

Отстраненно фиксирую изменения, происходящие вокруг: вот Ричард запрыгнул на кровать, медленно подобрался ко мне, лег и, протяжно вздохнув, положил голову на мои колени, вот на улице проехала машина, а внизу в доме зазвонил телефон, через время на звонок ответили. Приглушенный голос долетал сюда, но я не разбирала слов. Все кажется нереальным, абсолютно все. И тихий скулеж ретривера, и глухие приближающиеся шаги на лестнице, их не существует.

Ни откуда пришла глупость, стоящая высокой оценки: Я ничто.

Дверь открылась, кто-то прикоснулся к моей руке, а затем ответил кому-то:

— Да, она дома. Нет, никуда не поехала. Узнать все ли в порядке? — сверху раздался смешок и тот же голос ответил. — Узнаю, перезвоню.

Щелчок по кнопке и тишина. Передо мной маячат две ноги в синих брюках и мягкий голос интересуется:

— Оля, что случилось?

Следом за этим вопросом идет еще один более встревоженный:

— Ты что-то выпила? — чужие руки бережно накрывают мои плечи и сжимают их. Спасибо, что не трясут. — Оль, что ты приняла?

Его руки спускаются к моим локтям, затем скользят к запястьям, чтобы, проверив пульс замереть, на мгновение.

— Это таблетки? Какие? Не молчи…

— Нет. — Произнесла совсем тихо. И мотаю головой из стороны в сторону еле-еле, почти невидимое движение. Но ему и этого достаточно, заметил. Выдохнул с облегчением. Забрал из моих рук телефон, присел на корточки, так что его лицо оказалось напротив моего.

А вот и Алек. Кажется, я должна была закрыть дом при нем, или провести его, или выпустить из дома, но я этого не сделала. И вот теперь он тут, взял мои ладошки в плен своих рук, нежно.

— Олененок, ты можешь сказать, что случилось? Ты не поехала на встречу, что произошло?

Я смотрю в его внимательные карие глаза и понимаю, что отвертеться простым: «я устала» не получится. Мы проходили это совсем недавно в поликлинике. Я все понимаю, но слова не желают срываться с губ. Что я ему скажу? Что я вообще могу сказать?

Он протянул руку к моему лицу и коснулся щеки:

— Ну? Ты рассказываешь или я использую секретное оружие?

Что-то новенькое. Не знала, что против меня есть секретное оружие.

— Удивлена, а я знаю. Мне младший рассказал. — Он улыбнулся уголками губ и серьезным тоном продолжил. — Или ты рассказываешь, в чем дело, или я вызываю скорую.

Не нужно скорую! Мысль явно отразилась на лице, но вслух не произнесла, ни слова.

— Понятно, скорую вызывать не будем, но и рассказать в чем дело ты не намерена. — Кивнул своим мыслям. — Осечка вышла, не подействовало. Может тебя под душ, холодный. Тебя холодный душ из ступора выводит, а? — он поднялся и заставил встать меня. — Что скажешь?

А я стою перед ним и не шевелюсь, молчу, и не дышу вовсе.

— Ничего не скажешь. — Подвел он черту. — Тогда всю ответственность за происходящее я беру на себя.

Какую ответственность? За что?

А его руки в это время оторвались от меня и принялись за пуговки на блузке. Вот первая выскользнула из петельки, затем вторая… Странно, он расстегивает их, а я ничего произнести не могу и не потому что страшно, а потому что не пугает, вообще. Я не боюсь его рук и отстраненно наблюдаю, за тем, как медленно и тактично расстегивается моя блузка.

Третья, четвертая, пятая…

— Оу! — с этим возгласом он распахнул шелковое изделие, обрадовался как родной и поднял взгляд на меня. — Нательная маечка? А зачем? Ты часто мерзнешь?

Отрицательно покачала головой, еще один малозаметный знак. Но Алек на меня не смотрит. Его куда больше заинтересовало кружевное белье, купленное для придания уверенности. Словно ребенок, разворачивающий подарок, он легко выдернул блузку из юбки.

— Ааа, нет. Не маечка. — Широкая улыбка осветила его лицо. — Неужели боди?

Оно самое. И лучше не думать какими потайными мыслями я руководствовалась, когда его брала.

— Оль, а можно глянуть? — бросил пристальный взгляд на меня, затем вниз. — Ну, раз ты молчишь… до сих пор, то можно. Молчание знак согласия, да?

Подождал несколько секунд, чтобы я успела одуматься, одуматься не успела, а потом постановил: — Значит, да.

Мурлыча что-то с хулиганским видом, обвил руками и медленно расстегнул юбку, чтобы затем спустить ладони значительно ниже поясничного отдела. Смешно, я от неожиданности вздрогнула, а он вслед за мной.

— Точно боди, Олененок, шикарный выбор. — Отстранился немного, не убирая рук, и глухо спросил. — А где оно расстегивается?

Внизу… там две кнопочки…

— А ну да, мог бы и догадаться.

Его ладонь медленно продвинулась ниже, достигла кнопочек и словно обожженная вернулась назад. Глаза закрыл, и на ощупь начал быстро застегивать юбку, ругая меня. Я же отвечала мысленно.

— Оля, где реакция?

Не знаю.

— Я ж не каменный воспользуюсь ситуацией.

Давай, воспользуйся. Хоть кому-то будет хорошо.

— А когда спросят: «кто начал?», скажу: «ты была активом, я пассивом» и мне все-все поверят. — Произносит с сожалением, запахивая на мне блузку, юбку он уже застегнул.

Нет. Кажется, это я сказала вслух.

— Что, нет? — он остановился.

— Не поверят. — Мой голос тих. Сама себя не слышу, а он слышит еще и шутит.

— Не поверят, но жениться заставят. — Взяв за подбородок, поднял мое лицо и заглянул в глаза. — Ну, что выйдешь за меня?

— Ты женат…

— Это не повод чтобы плакать. — На глаза навернулись слезы, но я поняла это лишь, когда он мягко начал их стирать. — Дело решается легко, разводом. Слышала о таком?

— Д-да… — в деталях вспомнила разговор с Лешей и горько всхлипнула, — но он только женится.

В детстве меня в такие минуты спасала мама, она меня обнимала и давала поплакать, в юности подушка, а тут… Я не нашла ничего лучше, чем шагнуть к Алеку и разреветься на его груди.

— Олененок… — с грустью произнес он и крепко меня обнял.

17

— Это был не лучший ее день, но и не худший, я пришел на помощь. — Сообщил благоверный и приобнял меня.

Несколько секунд в студии длилось молчание, а затем присутствующие вновь пришли в «движение». Леша незаметно поглаживает мое плечо, задумчиво улыбается. Я молчу, а Ева с удивлением взирает на нас.

— Так… В вашей истории все началось с этого дня? — она как-то растеряно просмотрела подготовленные вопросы, облизнула губы и, понизив голос, спросила. — То есть… этот случай стал отправным пунктом в ваших отношениях?

Леша тихо рассмеялся:

— Скорее конечной станцией предыдущих взаимоотношений. За один лишь вечер я одновременно стал спасательной жилеткой и персоной нон грата. — Покосился на меня и добавил. — Вот тебе и благодарность за проявленную отзывчивость.

До отзывчивости, там был еще и личный досмотр, но он вряд ли пожелает сообщить об этом. То белье помнит до сих пор, вот и на днях предлагал воскресить воспоминания и купить схожее.

— А иначе я отреагировать не могла. Просыпаюсь утром в своей комнате, одна в помятых… чувствах, — пункт о том, что проснулась в белье, опустим. — Ясно наревелась вдоволь, так что больше и не хочется. А на столе записка, от него.

— Слова записки помните? — Ева выжидающе посмотрела.

— Конечно. Такое не забудешь. — Замечаю, как улыбка мужа становится шире, и мстительно цитирую слово в слово: — Что бы ни случилось в прошлом, желаю тебе это забыть.

— Я имел в виду твои неприятности.

— А я поняла, что речь идет о прошедшем вечере. И что вся ситуация со мной его раздосадовала.

— Я не мог ей помочь, и это меня злило. — Пояснил он, подмигнув Еве. — Объяснение проще простого, зачем было накручивать?

Ну, все жди дома сюрпрайз, я устрою тебе страстный вечер, и ты забудешь, каково это — смотреть на других женщин! Ну, а пока продумываю план на ужин при свечах и делаю невинные глазки.

— Накручивать было с чего. После слез, я уснула мертвым сном. И кто знает…, как вечер закончился и что он имел в виду на самом деле.

— Она еще не знала, что я не люблю приставать к мертвецки спящим девушкам. Но… — он берет таинственную паузу и вынуждает ведущую проявить заинтересованность.

— Но?

— Оля решила все по-своему и стала меня избегать.

Наш интервьюер перевела удивленный взгляд на меня: — Ольга, Вам это удалось?

— Нет, — ответил муж.

— Да, — призналась я, чем вызвала очередной его смешок. — Но тут следует уточнить, что я избегала не самого Лешу, а необходимость называть его по имени.

Про себя добавила, что с того самого вечера, я стала опасаться своего нестандартного поведения рядом с ним. Все же один чужой «муж» на моем счету уже был, не хватало еще и второго чужого Алексея.

— И чем мое имя тебе не угодило? — возмутился он. — Лешей лишь перед походом в ЗАГС называть начала.

— Потому что все вариации имени Алексей стали для меня сущим наказанием.

Сейчас с него хватит и полуправды, в остальном признаюсь на годовщину пятую, может быть.

* * *

Задумчивый голос Богдана Петровича вырвал меня из оцепенения: